Откройте Житие более половины всех Святых, и вы найдете там множество тому примеров.
Теоретические рассуждения мои затянулись, но без них я не смогла бы сейчас сделать то, ради чего, собственно, вы и пришли ко мне: проследить дороги, по которым бродит ваша душа. Понять, что же пытается она обрести в своих странствиях, и рассказать вам об этом. А дальнейшее — уже дело вашего мироощущения, веры, стремления к гармонии и много еще чего…
Словом, решение, как поступить, все равно принять сможете только вы сами.
— Значит, усыпив мое сознание, вы, как бы, выпустили на волю мою душу и сумели последовать за ней?
— Совершенно верно и очень точно сформулировано.
— Вы обладаете таким даром или это наука?
— И то, и другое, но речь сейчас не обо мне. Вы можете с полным на то основанием, отмести всю мою теорию, и, следовательно, не поверить ни одному моему дальнейшему слову. Ведь, собственно с этого и начинает формироваться ваше решение. А оно, как я уже сказала, может быть принято только вами, и только самостоятельно. А если кто-то скажет, что может помочь, и захочет это продемонстрировать — гоните его прочь. Потому что это означает, что вам повстречался обманщик или очень страшный человек, да, собственно, и не совсем уже и человек.
— А кто же?
— Не будем рассуждать об этом всуе. Сейчас вам нужно ответить мне на один только вопрос: хотите ли вы слушать меня дальше, при условии разумеется, что теоретическая часть, как я уже сказала завершена. Сейчас я не спрашиваю вас: верите ли вы мне? Это было бы преждевременно, и ставило бы вас перед выбором, к которому вы еще не готовы. Только одно: хотите ли вы слушать? И не бойтесь, Бога ради, отказом, обидеть меня. Гораздо хуже, если затаив неверие, вы будете слушать то, что никак не отзовется в вашей душе, а, напротив, может даже нанести ей вред, потому что необходимость лукавить и претворяться, исподволь разрушают наши души.
— Я попробую ответить вам честно. Теория ваша меня увлекла и многое в ней, на первый взгляд кажется убедительным и даже абсолютным. Но я так воспитана, причем самой жизнью, что патологически не могу воспринимать ничего на веру. Моя категория — убежденность. И чтобы убедиться мне, не нужны даже конкретные факты, нет — достаточно нескольких часов собственных размышлений, анализа всего, что я услышала, интуитивного исследования, если хотите.
— Что ж, я вас понимаю прекрасно. Эта позиция логична и даже чем-то близка моей собственной. Хотите прийти в другой раз? Я вас приму. Вы интересны и симпатичны мне, и я искренне, теперь уже на основе собственных впечатлений, а не только лишь по просьбе Машеньки, хочу вам помочь.
— Нет. Я, как раз, хочу дослушать вас до конца, потому что вашего дальнейшего рассказа, возможно будет достаточно, чтобы моя вера стала убежденностью. А если этого не случиться, даю вам слово: я честно скажу об этом и вот тогда, наверное, попрошу дать мне время на размышление.
— Отлично. Меня это устраивает вполне. Итак, ваша душа…. — Кассандра снова застывает в той позе, которой застала ее я, в момент своего возвращения в реальный мир. И глаза ее, хотя в комнате уже совсем темно, опять наполняются неземной синевой, становятся бездонными как два близнеца — омута в непролазной лесной глуши. Она начинает говорить, но голос ее звучит совсем не так, как только что, и не похоже на то, как говорила она, когда вводила меня в транс. Напротив, теперь речь ее бесцветна и ровна, как бесконечная выцветшая дорога в степи. Слова ее теперь будто бы не служат выражением ее мыслей, а напротив, бесстрастно фиксируют то, что дано было видеть ей некоторое время назад, картину или целую череду картин, к которым сама она не имеет ни малейшего отношения. — Душа ваша рвалась на волю так неистово, словно тело ваше наскучило ей, и более того — тяготит ее. Это был тревожный знак. Но, когда, миновав рубежи, она вырвалась, наконец, на простор, причина того открылась мне. В бескрайнем мире, окружающем нас, но не данном нам в восприятии и ощущении, ее ждали, нетерпеливо и трепетно. Вы знаете, о ком я говорю сейчас…
Поздним вечером, потому что сумерки за окном белой обители Кассандры были все же предвестниками вечера, тогда еще только опускающегося на город, я возвращаюсь домой.
На душе моей пусто, и удивительно спокойно.
Можно сказать, что она никак не проявляет себя. И я начинаю опасаться: не заблудилась ли она вообще где-то там, в лабиринтах неведомого мне мира, по которым путешествовала в сопровождении Егора.
Но был рядом с ними еще некто.
Легка, и почти невесома, как и в реальной жизни, следовала по их следам Кассандра.
В том, что подобное ей под силу, как и во всей ее теории относительной самостоятельности наших душ, я более не сомневаюсь.
И оснований для малейших сомнений нет у меня более, потому что в качестве доказательства я услыхала пересказ той беседы, которую вели мы с Егором, а вернее — его душой.
Рассказ этот дополнен был, к тому же, еще некоторой информацией, которую не дано было воспринять мне самостоятельно, ибо, когда души наши общались, сознание мое дремало.
Но единственная свидетельница их беседы, не утаила от меня ничего. И каждому слову ее я верила безоглядно, потому что касалась она таких деталей и подробностей нашей с Егором мирской жизни и нынешнего, странного общения через границу двух миров, которые никто кроме нас двоих знать не мог.
Нет, сомнений более не было у меня, но было несколько вопросов, которые представлялись мне крайне важными.
Ответ на первый из них, в принципе, был мне известен. Я пришла к нему самостоятельно, и была почти уверена в том, что не ошиблась. Но подтверждение моей правоты было необходимо, и я задала его Кассандре.
Свой первый вопрос:
— Так что же происходит сейчас с его душой, ведь это не укладывается в обычную схему? Значит, она, душа Егора оказалась в одной из тех ситуаций, о которых вы говорили?
— Вы спрашиваете меня о том, что уже хорошо поняли сами. Но погодите… не надо оправданий, я вовсе не сержусь. — Легким, исполненным грации жестом, она останавливает мою попытку тут же принести свои извинения. Я как-то странно забылась и на минуту упустила из виду, с кем имею дело. В эту минуту и вылетел волнующий меня, и видимо, все же, главный вопрос. Но она тоже понимает это. И потому мелодичный голос ее звучит успокаивающе — Более того, полагаю, что вы поступаете правильно, задавая мне его. Вы правы: этот вопрос главный. Произошло же с душой вашего возлюбленного вот что. В момент своей физической гибели, он действительно испытал то сильнейшее, эмоциональное потрясение, о котором я говорила вам прежде. Но дело еще и в том, что все последнее время, с момента вашего расставания, как я понимаю, он жил в с ощущением сильнейшей вины перед вами, к которому позже добавилось еще и острое сожаление о потере. Чувства эти, как я полагаю в момент гибели, безраздельно владели его душой, и именно они оказались как бы содержанием энергии, которую она обрела в тот страшный миг. Он думал о вас, и более всего он желала вернуть ваше прошлое. И вся сила, которую вдруг обрела его душа, оказалась направлена на выполнение этого единственного желания. И оно исполнилось. Но лишь в том виде, котором могло исполниться, при условии, что вы с ним находились уже в разных мирах. Он получил возможность вернуться к вам, но лишь как бестелесный призрак, более того, он собственной же волей, намертво приковал себя к вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Теоретические рассуждения мои затянулись, но без них я не смогла бы сейчас сделать то, ради чего, собственно, вы и пришли ко мне: проследить дороги, по которым бродит ваша душа. Понять, что же пытается она обрести в своих странствиях, и рассказать вам об этом. А дальнейшее — уже дело вашего мироощущения, веры, стремления к гармонии и много еще чего…
Словом, решение, как поступить, все равно принять сможете только вы сами.
— Значит, усыпив мое сознание, вы, как бы, выпустили на волю мою душу и сумели последовать за ней?
— Совершенно верно и очень точно сформулировано.
— Вы обладаете таким даром или это наука?
— И то, и другое, но речь сейчас не обо мне. Вы можете с полным на то основанием, отмести всю мою теорию, и, следовательно, не поверить ни одному моему дальнейшему слову. Ведь, собственно с этого и начинает формироваться ваше решение. А оно, как я уже сказала, может быть принято только вами, и только самостоятельно. А если кто-то скажет, что может помочь, и захочет это продемонстрировать — гоните его прочь. Потому что это означает, что вам повстречался обманщик или очень страшный человек, да, собственно, и не совсем уже и человек.
— А кто же?
— Не будем рассуждать об этом всуе. Сейчас вам нужно ответить мне на один только вопрос: хотите ли вы слушать меня дальше, при условии разумеется, что теоретическая часть, как я уже сказала завершена. Сейчас я не спрашиваю вас: верите ли вы мне? Это было бы преждевременно, и ставило бы вас перед выбором, к которому вы еще не готовы. Только одно: хотите ли вы слушать? И не бойтесь, Бога ради, отказом, обидеть меня. Гораздо хуже, если затаив неверие, вы будете слушать то, что никак не отзовется в вашей душе, а, напротив, может даже нанести ей вред, потому что необходимость лукавить и претворяться, исподволь разрушают наши души.
— Я попробую ответить вам честно. Теория ваша меня увлекла и многое в ней, на первый взгляд кажется убедительным и даже абсолютным. Но я так воспитана, причем самой жизнью, что патологически не могу воспринимать ничего на веру. Моя категория — убежденность. И чтобы убедиться мне, не нужны даже конкретные факты, нет — достаточно нескольких часов собственных размышлений, анализа всего, что я услышала, интуитивного исследования, если хотите.
— Что ж, я вас понимаю прекрасно. Эта позиция логична и даже чем-то близка моей собственной. Хотите прийти в другой раз? Я вас приму. Вы интересны и симпатичны мне, и я искренне, теперь уже на основе собственных впечатлений, а не только лишь по просьбе Машеньки, хочу вам помочь.
— Нет. Я, как раз, хочу дослушать вас до конца, потому что вашего дальнейшего рассказа, возможно будет достаточно, чтобы моя вера стала убежденностью. А если этого не случиться, даю вам слово: я честно скажу об этом и вот тогда, наверное, попрошу дать мне время на размышление.
— Отлично. Меня это устраивает вполне. Итак, ваша душа…. — Кассандра снова застывает в той позе, которой застала ее я, в момент своего возвращения в реальный мир. И глаза ее, хотя в комнате уже совсем темно, опять наполняются неземной синевой, становятся бездонными как два близнеца — омута в непролазной лесной глуши. Она начинает говорить, но голос ее звучит совсем не так, как только что, и не похоже на то, как говорила она, когда вводила меня в транс. Напротив, теперь речь ее бесцветна и ровна, как бесконечная выцветшая дорога в степи. Слова ее теперь будто бы не служат выражением ее мыслей, а напротив, бесстрастно фиксируют то, что дано было видеть ей некоторое время назад, картину или целую череду картин, к которым сама она не имеет ни малейшего отношения. — Душа ваша рвалась на волю так неистово, словно тело ваше наскучило ей, и более того — тяготит ее. Это был тревожный знак. Но, когда, миновав рубежи, она вырвалась, наконец, на простор, причина того открылась мне. В бескрайнем мире, окружающем нас, но не данном нам в восприятии и ощущении, ее ждали, нетерпеливо и трепетно. Вы знаете, о ком я говорю сейчас…
Поздним вечером, потому что сумерки за окном белой обители Кассандры были все же предвестниками вечера, тогда еще только опускающегося на город, я возвращаюсь домой.
На душе моей пусто, и удивительно спокойно.
Можно сказать, что она никак не проявляет себя. И я начинаю опасаться: не заблудилась ли она вообще где-то там, в лабиринтах неведомого мне мира, по которым путешествовала в сопровождении Егора.
Но был рядом с ними еще некто.
Легка, и почти невесома, как и в реальной жизни, следовала по их следам Кассандра.
В том, что подобное ей под силу, как и во всей ее теории относительной самостоятельности наших душ, я более не сомневаюсь.
И оснований для малейших сомнений нет у меня более, потому что в качестве доказательства я услыхала пересказ той беседы, которую вели мы с Егором, а вернее — его душой.
Рассказ этот дополнен был, к тому же, еще некоторой информацией, которую не дано было воспринять мне самостоятельно, ибо, когда души наши общались, сознание мое дремало.
Но единственная свидетельница их беседы, не утаила от меня ничего. И каждому слову ее я верила безоглядно, потому что касалась она таких деталей и подробностей нашей с Егором мирской жизни и нынешнего, странного общения через границу двух миров, которые никто кроме нас двоих знать не мог.
Нет, сомнений более не было у меня, но было несколько вопросов, которые представлялись мне крайне важными.
Ответ на первый из них, в принципе, был мне известен. Я пришла к нему самостоятельно, и была почти уверена в том, что не ошиблась. Но подтверждение моей правоты было необходимо, и я задала его Кассандре.
Свой первый вопрос:
— Так что же происходит сейчас с его душой, ведь это не укладывается в обычную схему? Значит, она, душа Егора оказалась в одной из тех ситуаций, о которых вы говорили?
— Вы спрашиваете меня о том, что уже хорошо поняли сами. Но погодите… не надо оправданий, я вовсе не сержусь. — Легким, исполненным грации жестом, она останавливает мою попытку тут же принести свои извинения. Я как-то странно забылась и на минуту упустила из виду, с кем имею дело. В эту минуту и вылетел волнующий меня, и видимо, все же, главный вопрос. Но она тоже понимает это. И потому мелодичный голос ее звучит успокаивающе — Более того, полагаю, что вы поступаете правильно, задавая мне его. Вы правы: этот вопрос главный. Произошло же с душой вашего возлюбленного вот что. В момент своей физической гибели, он действительно испытал то сильнейшее, эмоциональное потрясение, о котором я говорила вам прежде. Но дело еще и в том, что все последнее время, с момента вашего расставания, как я понимаю, он жил в с ощущением сильнейшей вины перед вами, к которому позже добавилось еще и острое сожаление о потере. Чувства эти, как я полагаю в момент гибели, безраздельно владели его душой, и именно они оказались как бы содержанием энергии, которую она обрела в тот страшный миг. Он думал о вас, и более всего он желала вернуть ваше прошлое. И вся сила, которую вдруг обрела его душа, оказалась направлена на выполнение этого единственного желания. И оно исполнилось. Но лишь в том виде, котором могло исполниться, при условии, что вы с ним находились уже в разных мирах. Он получил возможность вернуться к вам, но лишь как бестелесный призрак, более того, он собственной же волей, намертво приковал себя к вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68