Селевк, нуждавшийся в то время в деньгах, чтобы уплатить дань, наложенную еще на отца его Римлянами, узнав от Аполлония о несметных богатствах, скопленных в Иерусалимской сокровищнице, немедленно дал приказ царедворцу своему, Илиодору, вывезти оттуда упомянутые сокровища.
Дружелюбно и с почетом был принят Илиодор первосвященником города, но когда он объявил Онии о царском поручении, то Ония объяснил ему, что он введен в заблуждение клеветником Симоном, так как в сокровищнице всего лишь 400 талантов серебра и 200 золота, и что это есть вверенное на сохранение имущество вдов и сирот, и частию знаменитого мужа Гиркана, и что “обижать положившихся на святость места, на уважение и неприкосновенность храма, чтимого во всей вселенной, никак не следует”.
Илиодор возразил первосвященнику, что ему дан царский приказ и назначил день для приведения его в исполнение. При этой вести во всем городе произошло немалое волнение. Трогательно было, как народ толпами бросался ниц, а сильно смущенный первосвященник стоял в ожидании. Они умоляли Вседержителя Бога вверенное сохранить в целости вверившим… А Илиодор исполнял предположенное. Когда же он с вооруженными людьми вошел уже в сокровищницу, Господь отцов и Владыка всякой власти явил великое знамение: все, дерзнувшие войти с ним (Илиодором), быв поражены страхом силы Божьей, и пришли в изнеможение и ужас. Ибо явился им конь со страшным всадником, покрытый прекрасным покровом: быстро несясь, он поразил Илиодора передними копытами, а сидевший на нем имел, казалось, золотое всеоружие. Явились ему и еще два юноши, цветущие силою, прекрасные видом, благолепно одетые, которые, став с той и другой стороны, непрерывно бичевали его, налагая ему многие раны.
Когда он внезапно упал на землю, и объят был великою тьмою, тогда подняли его и положили на носилки и вынесли, как беспомощного, ясно познавши все могущество Божие…
“Первосвященник Ония, опасаясь, чтобы царь не подумал, что сделано Иудеями какое-нибудь злоумышление против Илиодора, принес жертву об его спасении”. И он выздоровел и сам, принесши жертву Господу, возблагодарил Онию, возвратился к царю и рассказал ему о всем происходившем с ним. Однако же Селевк не отказался от своего замысла и “спросил Илиодора, кто был бы способен, чтоб еще раз послать в Иерусалим”?.. На это Илиодор отвечал ему: “Если ты имеешь какого-нибудь врага и противника твоему правлению, то пошли его туда, и встретишь его наказанным, если только останется он в живых, ибо истинно на сем месте пребывает сила Божия”…
И царь отказался от своего намерения. Вскоре после того он умер, и воцарился Антиох, по прозванию Епифан. (2 Кн. Маккав., гл. III, 1—3, 12, 14, 21—28, 32, 37, 38).
Вот когда наступило снова сильное смущение среди Иудеев, угрожавшее даже утратою веры их и самой национальности. По смерти благочестивого Ония не было подобных ему первосвященников, которые могли бы поддерживать народ своим добрым влиянием, и народ стал снова впадать в нечестие. И снова в гневе Своем предупреждал народ грозными знамениями, которые и не замедлили сбыться над ним.
Когда (за 200 л. до Р.Х.) Антиох Епифан, встревоженный (по поводу одного из народных возмущений в Иерусалиме) опасением, чтобы Иудея не отложилась от его власти, “поднялся из Египта, рассвирепевши в душе”, то и напал на Иерусалим и “взял город вооруженную рукою”.
И приказал тогда воинам нещадно бить всех, кто попадется, и умерщвлять, кто станет скрываться в домах. Так свершилось избиение юных и старых, умерщвление жен и детей, заклание дев и младенцев. В продолжение трех дней погибло восемьдесят тысяч: сорок тысяч пало от руки убийц, и не меньше убитых было продано. Но не удовольствовавшись этим, он дерзнул войти в святейший на всей земле храм, скверными руками принимая священные сосуды и иные вещи, пожертвования другими царями на возвеличивание, и славу, и часть святого места, и похитив из храма тысячу восемь сот талантов, поспешно удалился в Антиохию, оставив в стране приставников, чтоб угнетать народ и Иерусалиме — Филиппа, родом Фригийца, нравом же человека, еще более жестокого, нежели каков был поставивший его”. — Но это было только началом бедствий, разразившихся над Иудеями.
“Спустя немного времени, царь послал одного старца, афинянина принуждать Иудеев”, — ради того, чтобы они не чуждались языческих народов, но слились бы с ними в один народ и тем способствовали к упрочению власти Сирийского царя над покоренными им народами — “отступить от законов отеческих и не жить по законам Божьим, а также осквернить храм Иерусалимский и наименовать его храмом Юпитера Олимпийского, а храм в Гаризине, так как обитатели того места — пришельцы, храмом Юпитера странноприимного… Храм наполнился любодействием и бесчинием от язычников” и был осквернен поставлением безобразного идола в святилице, “жертвенник же наполнился непотребными, запрещенными законом вещами. Нельзя было ни хранить субботы, ни соблюдать языческих праздников, ни даже называться Иудеем. С тяжким принуждением водили их каждый месяц в день рождения царя на идольские жертвы, а на праздник Диониса принуждали Иудеев в плющевых венках идти в торжественном ходе в честь Диониса. Такое повеление вышло и соседним эллинским городам, по научению Птоломея, чтобы они также действовали против Иудеев и заставляли их приносить идольские жертвы, а не соглашавшихся переходить к эллинским обычаям убивали. Тогда-то можно было видеть настоящее бедствие”.
Народ в ужасе скрывался, кто в пещерах, но кого открывали, и на кого указывали Филиппу, тех он предавал сожжению. Двух женщин, совершивших по закону обряд обрезания над своими младенцами, провели по городу с повешенными у груди младенцами и сбросили их вниз с городской стены.
Уразумел народ в этих тяжких бедствиях справедливое наказание Божие… Гонение Антиоха Епифана способствовало к возбуждению веры в народе и открыло много мужественных исповедников веры.
Елеазар, из первых книжников, (был) муж уже достигший старости, но весьма красивой наружности: его принуждали, раскрывая ему рот, есть свиное мясо. Предпочитая славную смерть опозоренной жизни, он добровольно пошел на мучение, и плевал, как надлежало решившимся устоять против того, чего из любви к жизни не дозволено вкушать. — Тогда приставленные к беззаконному жертвоприношению, знавшие этого мужа с давнего времени, отозвавши его, наедине убеждали его принесть им самим приготовленные мяса, которые он мог бы употреблять и притвориться, будто ест от царя назначенные жертвенные мяса, чтобы через это избавиться от смерти, и по давней с ними дружбе воспользоваться их человеколюбием. Но он, утвердившись в доброй мысли, достойной его возраста и почтенной старости, и достигнутой им славной седины, и благочестивого с детства, воспитания, а более всего — святого и Богом данного законоположения, соответственно этому отвечал: недостойно нашего возраста лицемерить, чтобы многие из юных, узнав, что девяностолетний Елеазар перешел в язычество, и сами, вследствие моего лицемерия, ради краткой и ничтожной жизни не впали через меня в заблуждение, и через то я положил бы пятно и бесчестие на мою старость. Если в настоящее время я и избавлюсь мучения от людей, то не избегну десницы Всемогущего ни в сей жизни, ни по смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Дружелюбно и с почетом был принят Илиодор первосвященником города, но когда он объявил Онии о царском поручении, то Ония объяснил ему, что он введен в заблуждение клеветником Симоном, так как в сокровищнице всего лишь 400 талантов серебра и 200 золота, и что это есть вверенное на сохранение имущество вдов и сирот, и частию знаменитого мужа Гиркана, и что “обижать положившихся на святость места, на уважение и неприкосновенность храма, чтимого во всей вселенной, никак не следует”.
Илиодор возразил первосвященнику, что ему дан царский приказ и назначил день для приведения его в исполнение. При этой вести во всем городе произошло немалое волнение. Трогательно было, как народ толпами бросался ниц, а сильно смущенный первосвященник стоял в ожидании. Они умоляли Вседержителя Бога вверенное сохранить в целости вверившим… А Илиодор исполнял предположенное. Когда же он с вооруженными людьми вошел уже в сокровищницу, Господь отцов и Владыка всякой власти явил великое знамение: все, дерзнувшие войти с ним (Илиодором), быв поражены страхом силы Божьей, и пришли в изнеможение и ужас. Ибо явился им конь со страшным всадником, покрытый прекрасным покровом: быстро несясь, он поразил Илиодора передними копытами, а сидевший на нем имел, казалось, золотое всеоружие. Явились ему и еще два юноши, цветущие силою, прекрасные видом, благолепно одетые, которые, став с той и другой стороны, непрерывно бичевали его, налагая ему многие раны.
Когда он внезапно упал на землю, и объят был великою тьмою, тогда подняли его и положили на носилки и вынесли, как беспомощного, ясно познавши все могущество Божие…
“Первосвященник Ония, опасаясь, чтобы царь не подумал, что сделано Иудеями какое-нибудь злоумышление против Илиодора, принес жертву об его спасении”. И он выздоровел и сам, принесши жертву Господу, возблагодарил Онию, возвратился к царю и рассказал ему о всем происходившем с ним. Однако же Селевк не отказался от своего замысла и “спросил Илиодора, кто был бы способен, чтоб еще раз послать в Иерусалим”?.. На это Илиодор отвечал ему: “Если ты имеешь какого-нибудь врага и противника твоему правлению, то пошли его туда, и встретишь его наказанным, если только останется он в живых, ибо истинно на сем месте пребывает сила Божия”…
И царь отказался от своего намерения. Вскоре после того он умер, и воцарился Антиох, по прозванию Епифан. (2 Кн. Маккав., гл. III, 1—3, 12, 14, 21—28, 32, 37, 38).
Вот когда наступило снова сильное смущение среди Иудеев, угрожавшее даже утратою веры их и самой национальности. По смерти благочестивого Ония не было подобных ему первосвященников, которые могли бы поддерживать народ своим добрым влиянием, и народ стал снова впадать в нечестие. И снова в гневе Своем предупреждал народ грозными знамениями, которые и не замедлили сбыться над ним.
Когда (за 200 л. до Р.Х.) Антиох Епифан, встревоженный (по поводу одного из народных возмущений в Иерусалиме) опасением, чтобы Иудея не отложилась от его власти, “поднялся из Египта, рассвирепевши в душе”, то и напал на Иерусалим и “взял город вооруженную рукою”.
И приказал тогда воинам нещадно бить всех, кто попадется, и умерщвлять, кто станет скрываться в домах. Так свершилось избиение юных и старых, умерщвление жен и детей, заклание дев и младенцев. В продолжение трех дней погибло восемьдесят тысяч: сорок тысяч пало от руки убийц, и не меньше убитых было продано. Но не удовольствовавшись этим, он дерзнул войти в святейший на всей земле храм, скверными руками принимая священные сосуды и иные вещи, пожертвования другими царями на возвеличивание, и славу, и часть святого места, и похитив из храма тысячу восемь сот талантов, поспешно удалился в Антиохию, оставив в стране приставников, чтоб угнетать народ и Иерусалиме — Филиппа, родом Фригийца, нравом же человека, еще более жестокого, нежели каков был поставивший его”. — Но это было только началом бедствий, разразившихся над Иудеями.
“Спустя немного времени, царь послал одного старца, афинянина принуждать Иудеев”, — ради того, чтобы они не чуждались языческих народов, но слились бы с ними в один народ и тем способствовали к упрочению власти Сирийского царя над покоренными им народами — “отступить от законов отеческих и не жить по законам Божьим, а также осквернить храм Иерусалимский и наименовать его храмом Юпитера Олимпийского, а храм в Гаризине, так как обитатели того места — пришельцы, храмом Юпитера странноприимного… Храм наполнился любодействием и бесчинием от язычников” и был осквернен поставлением безобразного идола в святилице, “жертвенник же наполнился непотребными, запрещенными законом вещами. Нельзя было ни хранить субботы, ни соблюдать языческих праздников, ни даже называться Иудеем. С тяжким принуждением водили их каждый месяц в день рождения царя на идольские жертвы, а на праздник Диониса принуждали Иудеев в плющевых венках идти в торжественном ходе в честь Диониса. Такое повеление вышло и соседним эллинским городам, по научению Птоломея, чтобы они также действовали против Иудеев и заставляли их приносить идольские жертвы, а не соглашавшихся переходить к эллинским обычаям убивали. Тогда-то можно было видеть настоящее бедствие”.
Народ в ужасе скрывался, кто в пещерах, но кого открывали, и на кого указывали Филиппу, тех он предавал сожжению. Двух женщин, совершивших по закону обряд обрезания над своими младенцами, провели по городу с повешенными у груди младенцами и сбросили их вниз с городской стены.
Уразумел народ в этих тяжких бедствиях справедливое наказание Божие… Гонение Антиоха Епифана способствовало к возбуждению веры в народе и открыло много мужественных исповедников веры.
Елеазар, из первых книжников, (был) муж уже достигший старости, но весьма красивой наружности: его принуждали, раскрывая ему рот, есть свиное мясо. Предпочитая славную смерть опозоренной жизни, он добровольно пошел на мучение, и плевал, как надлежало решившимся устоять против того, чего из любви к жизни не дозволено вкушать. — Тогда приставленные к беззаконному жертвоприношению, знавшие этого мужа с давнего времени, отозвавши его, наедине убеждали его принесть им самим приготовленные мяса, которые он мог бы употреблять и притвориться, будто ест от царя назначенные жертвенные мяса, чтобы через это избавиться от смерти, и по давней с ними дружбе воспользоваться их человеколюбием. Но он, утвердившись в доброй мысли, достойной его возраста и почтенной старости, и достигнутой им славной седины, и благочестивого с детства, воспитания, а более всего — святого и Богом данного законоположения, соответственно этому отвечал: недостойно нашего возраста лицемерить, чтобы многие из юных, узнав, что девяностолетний Елеазар перешел в язычество, и сами, вследствие моего лицемерия, ради краткой и ничтожной жизни не впали через меня в заблуждение, и через то я положил бы пятно и бесчестие на мою старость. Если в настоящее время я и избавлюсь мучения от людей, то не избегну десницы Всемогущего ни в сей жизни, ни по смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154