Это для меня новость. Кроме того, у меня никогда не было проблем с попкой. О чём я и говорю ему. Он отвечает, что рад слышать это и даст мне лакрицу, если я покажу ему, как выглядит здоровая попа. Потому то когда он увидит, как выглядит здоровая мальчишеская попа, он сможет помочь тому мальчику. Я спрашиваю, почему этот мальчик не сходит к доктору, чтобы его вылечили. Биллингтон объясняет, что семья мальчика слишком бедна и не может себе позволить визит к доктору. Я думаю про себя, что это звучит разумно, и, поскольку очень люблю лакрицу, спрашиваю мистера Биллингтона, что именно от меня требуется. Всё, что я должен сделать, отвечает он, – повернуться к забору спиной и спустить штанишки. Он говорит, что это очень просто. Так я и делаю: поворачиваюсь задницей к забору и спускаю штаны.
Мне нравится прикосновения его рук, как они щекочут мою попу, потом спускаются вниз и играют моим пенисом. Мне нравится, как они трогают мой анус. Потом мистер Биллингтон говорит мне, что собирается смочить палец и ввести его внутрь, чтобы почувствовать, какова здоровая попа изнутри. Это тоже оказывается приятно. Потом он предлагает мне повернуться и просунуть руку через изгородь. Я просовываю руку и прикасаюсь к чему-то живому, очень приятному на ощупь. Я спрашиваю, что это, и мистер Биллингтон говорит, что это животное, которое он выписал из Австралии. Когда оно просыпается, говорит он, оно становится похоже на сосиску. Я говорю, что хочу посмотреть на него. Он отвечает, что сейчас неподходящее время, но если я буду себя хорошо вести, он как-нибудь покажет мне его изображение, а потом, если оно мне понравится, то, может быть, он позволит мне взглянуть на него и даже поцеловать».
Из романа известно, что это детское приключение не сказалось на дальнейшей жизни её героя. Возможно, писатель просто-напросто придумал всю эту историю. Но она, как и история с Ж., удивительно точно отражает реальность, высвечивая два существенных аспекта педофилии: во-первых, великолепное знание детской психологии педофилами, а, во-вторых, тот факт, что совращение не воспринимается обычными детьми как психотравмирующее событие.
Это особенно характерно для мальчиков, даже если речь идёт об изнасиловании. Врачи, принимающие участие в судебно-медицинской экспертизе подобных преступлений, порой поражаются, насколько полно и быстро потерпевшие, если они не достигли подросткового возраста, вытесняют из своего сознания воспоминания о случившейся с ними беде.
С подростками дело обстоит по-разному: всё зависит от характера изнасилования, числа участников преступления, выраженности садистского компонента в ходе насилия, наличия или отсутствия гомосексуальной ориентации потерпевшего и т. д. Но общая закономерность сохраняется и для них: мальчики реагируют на изнасилование гораздо меньшими переживаниями, чем девочки. Девочки-подростки, как правило, воспринимают насилие как очень тяжёлую травму. Вину за происшедшее они приписывают самим себе, ошибочно считая, что сами спровоцировали беду своими скрытыми желаниями и эротическими фантазиями. Поэтому насилие приводит к развитию у них невротической (чаще всего депрессивной) реакции.
Девочки же, страдающие, подобно Аннабелле, повышенной нервной возбудимостью, реагируют на совращение взрослыми, а тем более на изнасилование, особенно болезненно; их сексуальность отныне приобретает девиантный и притом аддиктивный (навязчивый) характер. Совершенно очевидно, что дети обоих полов, страдающие низким порогом возбудимости глубоких структур головного мозга, вне зависимости от их сексуальной ориентации, больше других нуждаются в защите от растлевающего влияния старших детей и тем более взрослых.
С учётом всего сказанного, легче понять переживания героев набоковского романа.
Юные Аннабелла и Г. Г. отличались низким уровнем возбудимости глубоких структур мозга. (Кстати, последнее подтверждается тем, что он, достигнув вполне солидного возраста в 37 лет, способен, словно подросток, испытать оргазм среди бела дня в условиях обычной возни с девочкой). Поскольку ни о каком совращении речь не шла, у обоих тинэйджеров остались самые светлые и яркие впечатления от их первой страсти, но в ходе импринтинга произошло запечатление по типу педофилии: половое возбуждение у Г. Г. вызывали лишь неполовозрелые девочки, «нимфетки», как он их окрестил.
В отличие от этой любовной пары, Лолита была вполне нормальной, хотя и педагогически запущенной девочкой. Её бедой с раннего детства была ненависть матери, удивившая и возмутившая Г. Г. Девочка, лишённая любви, искала её у взрослых мужчин, способных заменить ей покойного отца. К этому чувству примешивался и протест против матери по типу комплекса Электры. На первых порах это способствовало её сближению с Г. Г. и даже спровоцировало её на эротические игры с ним.
И раннее начало половой жизни с Чарли, и бесшабашное поведение в постели отчима – всё это проявления реакции протеста, менее всего продиктованные сексуальными потребностями самой Лолиты. Надо учесть, что роман Набокова относится к временам, далёким от сексуальной революции. Даже сейчас в возрасте около двенадцати лет половой опыт получают менее 5 % девочек, да и то, почти исключительно под давлением гораздо более старших партнёров. Когда роман увидел свет, поведение его героини казалось психопатическим почти всем читателям. Но, разумеется, ни о каком уродстве характера Лолиты речь не идёт. От природы она была разумным, покладистым, даже одарённым ребёнком. Она не сразу распознала принудительный характер секса, навязанного её отчимом, но, как только это произошло, последовал полный крах авторитета Г. Г. Его любовь, воспринимаемая Лолитой как сексуальное принуждение, лишь усиливала её негативизм. Психотравма, полученная ею, приняла затяжной характер невротического развития, тормозя психологическое и сексуальное развитие девочки.
Семейные беды педофила
В своей реакции протеста Лолита отвергала все ценности Г. Г. Нежность она считала фальшью и глупостью. «Никогда не вибрировала она под моими перстами и визгливый окрик („что ты, собственно говоря, делаешь?“) был мне единственной наградой за все старания её растормошить. Чудесному миру, предлагаемому ей, моя дурочка предпочитала пошлейший фильм, приторнейший сироп. Подумать только, что выбирая между сосиской и Гумбертом – она неизменно и беспощадно брала в рот первое», – жалуется её любовник. Все попытки привить ей интерес к литературе, встречали упорное сопротивление. «Мне удавалось заставить её оказывать мне столько сладких услуг – перечень их привёл бы в величайшее изумление педагога-теоретика; но ни угрозами, ни мольбами я не мог убедить её прочитать что-либо иное, чем так называемые книги комиксов или рассказы в журнальчиках для американского прекрасного пола. Любая литература рангом повыше отзывалась для неё гимназией» , – сокрушался наивный Г. Г. Он не понимал, что именно её вынужденная уступчивость в оказании «сладостных услуг», сводила на нет все его педагогические усилия в области литературы.
Своими успехами Лолита была обязана кому угодно, но не Г. Г. – теннису её обучил специально нанятый тренер; удачи в актёрском мастерстве пришли с работой над пьесой Куильти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78