— Я и понятия не имел, что оно окажется таким огромным, — проговорил он.
Я подумала: «Зато теперь ты все сам увидел, любительземных удовольствий. Интересно, какой план уже начинает зреть в твоем крошечном жадном мозгу, Джереми?» Мы вместе с ним отправились в Лэндовер. Он понравился Гвенни, с легкостью сумев сразить ее своим обаянием. Поль нервничал и явно ревновал, что пришлось мне очень по душе.
Джереми прожил у меня неделю. Несколько раз наведывался в детскую. Он привез с собой из Лондона подарок для Ливии — оригинальную куклу на качелях, которую можно было заставить качаться взад-вперед.
Ему не составило труда очаровать и дочь, что вызвало во мне чувство обиды. Впрочем, я понимала, что с ней, как и со всеми остальными, он просто играет роль.
Во время прощания он долго держал мои руки в своих. Потом сказал:
— Чем мне отблагодарить тебя, Кэролайн? Моя малышка здесь так счастлива!
— Таково было желание Оливии. Перед смертью мы поговорили с ней. Она хотела быть уверенной, что ребенок останется со мной. И ни с кем другим.
— Она знала, как сделать лучше. Спасибо тебе, дорогая. Спасибо.
Со стороны это выглядело очень трогательно, но я не уставала напоминать себе о том, что это всего лишь маска и что я слишком хорошо знаю Джереми, чтобы поверить в искренность его слов.
Он чмокнул меня на прощание.
— Я приеду снова, — пообещал он. — Скоро.
В его голове явно начал созревать какой-то план.
Не прошло и месяца, как он приехал во второй раз. Привез новые подарки для девочки. Лично посадил ее на лошадь и повозил по загону. Она потребовала, чтобы мы оба держали ее. Каждый со своей стороны.
Улучив минуту, он бросил взгляд в мою сторону и проговорил:
— Как забавно, Кэролайн, не правда ли?
Я утвердительно кивнула. Он из кожи лез вон, чтобы я только посмотрела на него. Мне было известно, что у него на уме.
И тогда мне пришла в голову одна мысль, от которой я уже не могла отделаться. Я думала об этом и ночью. И после, когда на меня вновь наваливалась меланхолия, когда я заново переживала прощание с Оливией, вспоминала о кузине Мэри, думала о Поле, представляя, насколько по-другому у нас с ним все могло быть… В эти минуты меня согревал мой план, который постепенно начал оформляться в голове.
Он поднимал мне настроение.
Только он способен был развеять на время мою печаль и скорбь. Таков уж, видимо, был мой характер. Мне это не нравилось, но ничего с собой поделать я не могла.
Он приехал на Рождество. Я была вся в заботах о Ливии и не праздновала. Как я могла веселиться, если со времени кончины кузины Мэри еще не прошло и года? Я сказала Джереми, что ему не стоило приезжать. В деревне ему будет скучно, особенно в доме, вся жизнь в котором еще подчинена трауру.
Он сказал в ответ, что и сам еще не снял траура. Услышав об этом, мне захотелось рассмеяться ему в лицо, но я сдержалась. Сделала вид, что понимаю его и сочувствую.
Я безупречно играла свою роль. «Смягчалась» медлен но, но верно.
Сидя на полу, мы играли с Ливией. Он просто очаровал девочку. Увидев это, я вновь почувствовала ревность.
Няня Ломан сказала потом:
— Дети всегда так относятся к родителям. Причем не важно, какое внимание сами родители уделяют своим отпрыскам. Ребенок, пока он совсем маленький, любит маму и папу только за то, что они его мама и папа. Но к четырем-пяти годам положение меняется. Тогда дети начинают любить тех, кто любит их.
Мисс Белл была с Джереми довольно резка. Она про себя винила его во второй беременности Оливии и не однажды замечала в его присутствии, сурово поджав губы, что не следовало так рано думать о втором ребенке.
Время по-прежнему летело быстро, и я этому радовалась. Оливии не было уже полгода. Все это время я провела возле ее дочери.
Именно в тот второй свой приезд Джереми приступил к претворению своего плана в жизнь. Сделал пока лишь первый шажок вперед. Осторожно, но с присущей ему ловкостью.
Он сказал, что Ливия счастлива, несмотря на то, что лишилась родной матери. Девочка нашла вторую маму во мне… И никому не придет в голову сказать, что она наполовину сирота.
— Когда я вижу вас вместе, я несказанно радуюсь, Кэролайн.
— Я делаю все, чтобы сдержать обещание, данное сестре. Но мне не трудно, ибо я люблю Ливию.
— Это видно. Мысли об этом согревают мне сердце. Какое счастье, что я имею возможность бывать здесь!
— Полагаю, в Лондоне тебе было бы гораздо лучше.
— Как ты ошибаешься! Для меня нет большей радости, чем быть там, где ты, Кэролайн. Я часто думаю о том маскараде… Помнишь?
— Еще бы, — сказала я. — Как сейчас стоит перед глазами.
— Клеопатра.
— И Руперт Рейнский.
Он взглянул на меня сияющими глазами, и мы одновременно рассмеялись.
Джереми был не настолько глуп, чтобы пытаться сразу же «давить» на меня, тем не менее намерения его были ясны как белый день.
— Я приеду снова, Кэролайн… скоро. Ты не возражаешь?
— Насколько я поняла, ты приезжаешь для того, чтобы повидаться с дочерью.
— И… с тобой.
Я шутливо поклонилась ему.
Он приехал снова еще до конца января. Как только замысел окончательно созрел в его голове, он решительно приступил к его реализации, проявляя при этом удивительную изобретательность. В этом я не могла не отдать ему должное. Джереми часто писал, умоляя сообщать ему все новости о Ливии. Словом, был идеальным отцом.
В феврале он снова был с нами. Путешествие в продуваемом зимними ветрами поезде с несколькими задержками из-за обледенения путей было непростым, но он приехал.
— Какой ты преданный отец! — воскликнула я, увидев его.
— Ничто не могло бы удержать меня от поездки, — ответил он.
В тот свой визит он предпринял еще несколько шагов вперед.
Однажды мы сидели вместе с ним на полу в детской, составляя лото с изображением разных зверей. Это лото было любимой игрушкой Ливии.
— Вот так все и должно быть… Мы трое. Вот, что такое настоящий дом, — произнес он.
Я не ответила. Тогда Джереми накрыл мою руку своей рукой. Я не препятствовала этому. Ливия прижалась к нему, и он обнял ее.
Перед отъездом он нашел меня в маленькой зимней гостиной одну.
— Может быть, это еще несколько несвоевременно, Кэролайн, но у меня всегда было чувство, что вот так все именно и должно было быть. Если Оливия смотрит сейчас на нас с неба, я уверен, что она меня понимает. Видишь ли… я всегда любил тебя. — Я посмотрела на него широко раскрытыми глазами. — Я совершил ошибку, — продолжал Джереми. — И понял это почти сразу же после того, как совершил.
— Ошибку? — переспросила я. — А мне казалось, что ты наоборот проявил удивительную житейскую мудрость, блестяще разрешив материальный вопрос.
— Это была ошибка. Я был молод, честолюбив… и глуп. Вскоре после того я понял это. Теперь все иначе. Я стал умнее.
— Все мы с годами становимся умнее, Джереми. Он взял мою руку в свои. Я не отдернула ее.
Потом я проводила его на станцию. На прощанье Джереми сказал:
— Очень скоро я вернусь, Кэролайн. Но скажи, почему ты здесь живешь? Эта жизнь не для тебя. У тебя должны быть дети. Я же вижу, как ты возишься с Ливией. Думаю, я мог бы быть хорошим отцом… имея тебя рядом. У нас была бы счастливая семья. Тебе так не кажется?
— О, да, — ответила я.
— Конечно, рано еще строить какие-то планы на будущее, но… Мы могли бы быть счастливы, Кэролайн. Такая у нас судьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113