„Боже мой, какой у тебя усталый вид“. Вот! Вот почему я прошу вас очень внимательно прочесть мой труд, даже больше – выучить его наизусть! Но предупреждаю – он действителен только по январь! В начале года обращайтесь ко мне за весенним выпуском!… На сегодня скажу только вот еще что: если я замечу, что вы на скользкой дорожке, я тихо начну напевать: „Брожу я по Эльзасу в моих сабо“. Это лучший сигнал. Я провел много опытов. И остановился на этом. Все вместе повторим: „Брожу я по Эльзасу в моих сабо“. И тогда все проходит.
Слышно, как хлопнула дверь.
Пьер. Мама!
Байар (как унтер-офицер). Сочинение – в карман!
Эрве. Делаем вид, что ничего не знаем.
Принимают непринужденные позы. Дверь распахивается.
СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Габриэль Тристан входит, держа в руках пьесу.
Габриэль. Эрве, я прочла твою пьесу! (Рвет ее, бросает и выходит, столь же стремительно, как вошла.)
Все застыли на своих местах в немом оцепенении. Пьер поднимает пьесу и бежит за матерью.
Пьер (кричит). Мама, мама! Прости! Это не тот текст! (Убегает.)
Байар. Мой дорогой Эрве, я в отчаянии, но в самом деле – произошла ошибка…
Эрве (прерывает его). Нет, нет, нет! Жизнь слишком коротка! Уверяю вас, дорогой друг, я вам сочувствую и глубоко уважаю вас, но берите вашу любезную под ручку, и чтоб я ее больше в глаза не видел!
Входит улыбающаяся Габриэль, как будто ничего не произошло. За ней – Пьер.
Габриэль. Здравствуйте, дети! Я сама во всем виновата. Я опоздала, хотя и летела со всех ног. Но как оторваться от учеников? Они убивают меня! Сколько я им твержу: «Ну, убьете меня, что вы от этого выиграете?» Здравствуй, Эрве, ты растолстел! Но, знаешь, это тебе идет! Хотя, конечно, надо следить за собой! А то появится брюшко, генеральская грудь! Робер! Обними меня! Ты все молодеешь и молодеешь! Тебе от силы можно дать сорок пять лет.
Робер. Мне тридцать восемь.
Габриэль. Но это не бросается в глаза. (Устремляясь к Жизели.) Не может быть! Не может быть! Неужели этот ангел – твоя жена! Какая несправедливость! Ведь вы – Жизель?
Жизель (разводя руками). Да, мадам.
Габриэль. Он оставил такую женщину, как я, и встретил такую женщину, как вы! Но почему? С какой стати? Не говорите мне, что он нас заслуживает, вас и меня.
Жизель. Не скажу.
Габриэль. Вы меня успокоили.
Эрве. Я ничего не говорю, потому что если я что-нибудь скажу…
Габриэль. Будет очередная глупость!
Эрве. Если она сейчас же не уйдет, уйду я!
Габриэль. Пьер сказал мне, что вы собираетесь переезжать.
Жизель. Это пока только планы.
Габриэль. Как я вас понимаю – жить на этой улице Галиле!
Эрве. Прекрасно, ухожу я!
Габриэль. Жуткий квартал!
Эрве выходит и тут же возвращается.
Эрве (к Габриэль). А не помнишь ли, как ты была рада поселиться на этой улицу Галиле после твоего района Сен-Дени, с его газометрами, складами, сортировочной станцией?!
Габриэль. С его собором, с французскими королями! Да, я дочь народа и горжусь этим!
Эрве. Что ж, а я не стыжусь, что я сын банкира!
Пьер. Дедушки – запрещенное оружие!
Габриэль. Мой папа отдает жизнь на благо человечества!
Эрве. Ну-ка, открой Жизель, кем он работает! Слабо!
Габриэль. Не слабо! Заявляю с высоко поднятой головой: мой папа работает главным дегустатором вкуса пресной воды на водохранилище Сен-Дени.
Жизель. Очень интересно.
Габриэль. Никакие химические анализы не заменят его языка! Именно папочка отвечает за букет воды для Парижа! Если Сена безвкусная, он доливает немного Урка или разбавляет Уазой. Папа – водяной бог воды!
Эрве. Браво! Ты – божественного происхождения!
Габриэль. Это лучше, чем быть сыном разбойника с большой дороги!
Пьер. Папочка, мамочка, прервитесь на минутку! Послушайте меня!
Эрве. Хорошо! Даю тебе тридцать секунд.
Габриэль. Не тридцать пять.
Пьер. В детстве я жил в аду, подростком я жил в аду, но на пороге зрелости требую мира!
Эрве. Как поживаешь, дорогая? (Целует Габриэль, как будто бы ничего не произошло.)
Габриэль. Хорошо, а ты?
Эрве. Хорошо, хорошо!
Габриэль. Я в отчаянии, что бросила тебе пьесу в лицо!
Эрве. Актрисы часто бросали мне пьесы в лицо.
Габриэль. Но ни одна не бросала столько раз, сколько я!
Эрве. Много на себя берешь! Слишком много!
Обстановка накаляется. Все вмешиваются в их разговор.
Все. Ну ладно! Хватит!
Все садятся и хотя принужденно, но смеются.
Габриэль. Это все моя вина!
Эрве. Что ты, ничуть!
Габриэль. Да!… И не перебивай меня, как только я открываю рот. Во всем виновата я.
Эрве. Хорошо!
Габриэль. Я очень глупо полезла в бутылку. Прочла твою пьесочку, авангардистскую правда, но неплохую, даже очень неплохую.
Эрве. Я думаю.
Габриэль. Но предложить мне одноактовку, мне! Я выскакиваю на улицу как фурия, добегаю до театра, и тут одна глупая деталь совсем выбивает меня из колеи.
Эрве. Что же это было?
Габриэль. Нет, мне не следует об этом говорить, вы подумаете, что я тщеславна…
Все. Нет, никогда!
Габриэль. Может быть, глупо с моей стороны, но я только что вернулась из большого заграничного турне – триумфального, и в каждом театре, где я выступала, директор ждал меня на тротуаре, перед входом…
Робер. Если бы я знал!
Габриэль. Я тебя ни в чем не виню, Робер, еще бы, между такими старыми друзьями, как мы! Но мне этого не хватает: меня слишком избаловали. Только представьте себе, в Австралии, когда я приехала в Мельбурн, сотня студентов отцепила мой паровоз: они хотели сами толкнуть мой поезд! Они не смогли, это слишком тяжело. Но какой красивый жест! А? А в Испании почтенные матроны приходили смотреть на меня по двадцать раз.
Робер. По двадцать раз, это невероятно!
Габриэль. Ну, ходят же они каждое воскресенье на мессу! Поэтому, естественно, я приобрела дурные привычки, это так свойственно человеческой натуре… и, подойдя к театру, славу которому я создала – мы создали, дорогой Эрве…
Эрве. Спасибо, моя дорогая Габриэль…
Габриэль…я почувствовала себя несколько одинокой, это вызвало грусть и меланхолию, и я запустила в тебя пьесой. Мне не следовало этого делать! Теперь я должна всегда быть веселой. Волнения мне не к лицу.
Байар. Но ты прекрасна, моя дорогая! Красива, молода, свежа, как цветок! Не правда ли, господа? (Подает всем знак, что настал момент следовать его инструкции.)
Пьер. Мамочка! Просто фиалка!
Жизель. Гладиолус!
Робер. Роза!
Эрве. Кактус!
Габриэль. Нехорошо смеяться над бедной старой женщиной…
Пьер. Мамочка! Ты козочка!
Эрве. Рядом с тобой Брижитт Бардо выглядит бабушкой.
Байар (вполголоса, но настойчиво). «Брожу я по Эльзасу в моих сабо…».
Габриэль. Что? Какое имя ты упомянул?
Байар. Поговорим о пьесе!
Все. Да, о пьесе, о пьесе!
Габриэль. Я прочту ее после, дома. А пока, Эрве, доставь мне удовольствие, расскажи сюжет. Твои пьесы никогда не выигрывали при чтении.
Эрве (глубоко оскорбленный). Неужели?
Габриэль. Ты не обижаешься, что я это говорю?
Эрве. Вовсе нет, вовсе нет.
Габриэль. Ты никогда не претендовал на хороший стиль, ты – мудр, знаешь свои пределы, это редкое качество.
Эрве (уязвленный). Спасибо.
Габриэль. Если бы ты был Полем Валери, это бросалось бы в глаза.
Эрве. Да… Если бы ты была Марией Казарес, это тоже бросалось бы в глаза. Ты не обижаешься, что я это говорю?
Габриэль. Казарес? А кто она такая?
Эрве. Вы вместе учились в консерватории. Она получила первую премию за Федру… Кстати!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19