Вот и сейчас, желая восстановить в народе его характер, Солженицын ищет решение этого вопроса не на путях прогресса, а путем возврата к прежним условиям жизни, хотя бы на просторах Сибири.
Солженицын отвергает насилие большевиков, как явление, чуждое русскому народу, навязанное ему извне, больше того, как осуществленное не русскими руками, а пришлыми элементами: австрийцами, мадьярами, латышами, евреями, китайцами и другими народами. Формы, которые приняло насилие коммунистов, чужды русскому характеру, в основе своей справедливому и религиозному. Совершенно иначе, чем Солженицын, толкует вопрос о русской революции Н. Бердяев в своей книге: «Истоки и смысл русского коммунизма».
"…Русские революционеры в прошлом, – пишет он, – всегда были тотальны. Революция была для них религией и философией, а не только борьбой, связанной с социальной и политической стороной жизни. И должен был выработаться русский марксизм, соответствующий этому революционному типу и этому революционному тоталитарному инстинкту. Это – Ленин и большевики. Большевики и определили себя единственным ортодоксальным, то есть тоталитарным, интегральным марксизмом, не допускающим дробления марксистского миросозерцания и принятия лишь его отдельных частей.
Этот «ортодоксальный марксизм», который в действительности был по-русски трансформированным марксизмом, воспринял, прежде всего, не детерминистическую, эволюционную, научную сторону марксизма, а его мессианскую, мифотворческую, религиозную сторону, допускающую экзальтацию революционной воли, выдвигающую на первый план революционную борьбу пролетариата, руководимую организованным меньшинством, вдохновленным сознательной пролетарской идеей. И Ленин доказал на практике, что это возможно.
…Не революционному народничеству, а именно ортодоксальному, тоталитарному марксизму удалось совершить революцию, в которой Россия перескочила через стадию капиталистического развития, которая представлялась столь неизбежной первым русским марксистам. И это оказалось согласным с русскими традициями и инстинктами народа. В это время иллюзии революционного народничества были изжиты, миф о народе-крестьянстве пал. Народ не принял революционной интеллигенции. Нужен был новый революционный миф, и миф о народе-крестьянстве был заменен мифом о пролетариате… Произошло как бы отождествление русского народа с пролетариатом, русского мессианизма с пролетарским мессианизмом. Появилась рабоче-крестьянская Советская Россия… Ленин вернулся по-новому к старой традиции русской революционной мысли". (Н. Бердяев, «Истоки и смысл русского коммунизма»).
В то время как идейное сходство Солженицына и Бердяева состоит в их религиозных взглядах и в их любви к русскому народу, их отличие состоит в разной оценке прошлого России, его влияния на характер народа, и в разном видении мессианской роли русского народа.
Н. Бердяев, считая русский характер Божьим даром, рассматривает жизнь русского народа в окружающем мире в движении и заботится о том, чтобы Россия не оказалась жертвой своей отсталости. Солженицына заботит только сохранение народного характера как драгоценной и вечной ценности, в том виде, как он был воспитан отцами православной церкви.
Поэтому хотя оба они и признают, что русскому народу был нанесен большой ущерб грубыми реформами Петра и революционным насилием большевиков, Солженицын ограничивается только этой отрицательной оценкой роли Петра I и Ленина. Наоборот, Н. Бердяев, наряду с негативной оценкой их действий, подчеркивает огромную прогрессивную роль для русского народа как реформ Петра, так и революционных приемов Ленина.
Что касается концепции Н. Бердяева относительно трансформации русского марксизма, то о ней следует сказать, что она односторонне, исходя из традиционных взглядов русской религиозной интеллигенции, толкует социально-политическую линию Ленина и большевиков.
В действительности Ленин шел на революцию в экономически отсталой России не потому, что нашел близкие традициям русской интеллигенции пути к русскому крестьянству, а потому, что он рассматривал эту революцию как трамплин к мировой революции.
То, что идеи русской – как начала мировой – революции совпали с традиционной русской тоталитарной идеей целостности России, только помогло большевикам, несмотря на затяжку мировой революции, закрепить победу революции.
То же самое относится к другому утверждению Н. Бердяева, что Ленин хотел построить социализм, минуя капитализм. В действительности Ленин об этом никогда не думал, ибо, как автор книги «Развитие капитализма в России», полностью отдавал себе отчет в том, что Россия безвозвратно стала на капиталистический путь развития после реформы 1861 года.
Расхождения между Лениным и Троцким в отношении своеобразия русской революции также надуманы Бердяевым, исходя из ложно понятой им позиции Ленина.
Что касается позиции Бердяева насчет детерминизма и мессианского коммунизма, то тут он также не прав, так как сам Маркс вывел пролетарское мифотворчество из эволюции капиталистического общества. Капитализм создает своего антипода, своего могильщика, концентрируя рабочих на фабриках и заводах, объединяя их одним интересом. Организованные таким образом рабочие становятся основой для партии пролетариата. То, что в России насилие вылилось в такую уродливую форму, объясняется не особенностями коммунизма, а тем, что социализм строился в одной, отдельной стране, со слабо развитым пролетариатом, а также личными особенностями Сталина. Тоталитарная форма, в которую выродилась «социалистическая» республика, характерна не для социализма вообще, а только для изолированного российского, сталинского, казарменного социализма.
Утверждение Солженицына, что России была навязана революция извне, не согласуется со взглядами таких выдающихся русских мыслителей разных направлений, как А.И. Герцен, Ф.М. Достоевский, Н.А. Бердяев, Н.О. Лосский и др.
"Слово социализм неизвестно нашему народу, – писал А.И. Герцен, – но смысл его близок его душе… В социализме встретится Русь с революцией. Нет народов в Европе, более подготовленных к социальной революции, чем все неонемеченные славяне. Я чую сердцем и умом, что история ломится именно в наши ворота… Отделавшись от царя Николая (I), Россия сразу превратит в действительность мечту, недосягаемую для Запада.
Время славянского мира настало. Моя вера вдохновлялась своеобразной исторической миссией России. В своем революционном подвиге Россия не будет руководствоваться образцами Запада. Таким образом, Великая революция придет из России, и старая Европа, до мозга костей больная мещанством, будет бояться этой революции".
Говоря о том характере, который, по его мнению, примет русская революция, А.И. Герцен писал:
«Социализм и демократию можно построить при условии предварительного разрушения существующего мира… Я решительно отвергаю всякую возможность выйти из современного тупика без истребления существующего. Победа демократии и социализма возможна только при истреблении существующего мира с его добром и злом и с его цивилизацией. Революция, которая теперь подготовляется, будет кровавой резней».
Но взгляды А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152