- Бросай это дело, Маноло.
- Не могу,- сказал Мануэль.- Я сейчас в форме, верно тебе говорю.
Сурито наклонился вперед, положив руки на стол.
- Слушай. Я поработаю завтра с тобой, но если ты провалишься, ты бросишь. Понял? Согласен?
- Согласен.
Сурито откинулся назад со вздохом облегчения.
- Пора бросить,- сказал он.- Нечего дурака валять. Пора отрезать колету.
- Не придется бросать,- сказал Мануэль.- Вот увидишь. Я могу хорошо работать.
Сурито встал. Спор утомил его.
Пора бросить,- сказал он.- Я сам отрежу тебе колету.
Нет, не отрежешь,- сказал Мануэль.- Не придется.
Сурито подозвал официанта.
Пойдем, - сказал Сурито.- Пойдем ко мне.
Мануэль достал чемодан из-под стула. Он был счастлив. Сурито будет его пикадором. Нет на свете пикадора лучше Сурито. Теперь все просто.
Пойдем ко мне, пообедаем,- сказал Сурито.
Мануэль стоял в патио де кавальос и ждал окончания клоунады. Сурито стоял рядом с ним. В конюшне было темно. Высокие ворота, ведущие на арену, были закрыты. Сверху донесся дружный смех, потом еще взрыв смеха. Потом наступила тишина. Мануэль любил запах конюшни. Хорошо пахло в темном патио. Опять с арены донесся хохот, потом аплодисменты, долго не смолкающие аплодисменты.
- Ты видел их когда-нибудь? - спросил Сурито, высокий, громоздкий в темноте рядом с Мануэлем.
- Нет,- ответил Мануэль.
- Очень смешно,- сказал Сурито. Он улыбнулся про себя в темноте.
Высокие, двустворчатые, плотно пригнанные ворота распахнулись, и Мануэль увидел арену в ярком свете дуговых фонарей и темный, уходящий вверх амфитеатр; по краю арены, раскланиваясь, бежали двое людей, одетых бродягами, а за ними следом, в ливрее с блестящими пуговицами, шел третий, подбирая шляпы и трости, брошенные на песок, и кидал их обратно в темноту.
В патио вспыхнул электрический свет.
Я пойду подыщу себе конягу пока ты соберешь ребят, - сказал Сурито.
За ними послышалось звяканье упряжки мулов, которую выводили на арену, чтобы вывезти убитого быка.
Члены куадрильи, смотревшие клоунаду из прохода между барьером и первым рядом, вошли в патио и, болтая, остановились под фонарем. Красивый юноша в оранжевом с серебром костюме подошел к Мануэлю.
Я Эрнандес, - сказал он, улыбаясь, и протянул руку.
Мануэль пожал ее.
Сегодня нас ждут настоящие слоны,- весело сказал юноша.
Да крупные, и рога нешуточные, подтвердил Мануэль.
- Вам достались худшие, - сказал юноша.
- Не беда, - сказал Мануэль.- Чем крупнее бык, тем больше мяса для бедных.
Кто это придумал?- ухмыльнулся Эрнандес.
- Это старинная поговорка, сказал Мануэль. Построй свою куадрилью, чтобы мне видеть, кто работает со мной
У вас будут хорошие ребята, - сказал Эрнандес Он был очень весел. Он выступал в третий раз, и у него уже были поклонники в Мадриде. - Он радовался, что через несколько минут начнется бой.
А где пикадоры? - спросил Мануэль.
Выбирают лошадей. Дерутся кому достанется самый резвый скакун, ухмыльнулся Эрнандес.
Мулы под щелканье бичей и звон колокольчиков галопом проскочили в ворота, мертвый бычок взрыл борозду в песке
Как только провезли быка, все выстроились для выхода.
Впереди стояли Мануэль и Эрнандес. За ними - члены их куадрилий, перекинув через руку тяжелые плащи. Позади всех - четыре пикадора верхами, стальные наконечники отвесно поднятых копий поблескивали в полумраке конюшни.
Почему это Ретана скупится на освещение, лошадей не разглядишь, сказал один из пикадоров.
Он знает, что мало радости разглядывать его кляч, - ответил другой пикадор.
Эта дохлятина подо мной едва на ногах держится, - сказал первый пикадор.
Какие ни на есть, а лошади.
Лошади-то они лошади.
Они болтали в темноте сидя на своих тощих лошадях.
Сурито молчал. У него была единственная надежная лошадь. Он успел испытать ее в загоне, она слушалась повода и шпор. Он снял повязку с ее правого глаза и перерезал веревки, которыми ее уши были плотно притянуты к голове. Это была хорошая, крепкая лошадь, крепко стоявшая на ногах. Больше ему ничего не нужно. Он непременно удержится на ней до конца боя. Сидя в высоком стеганом седле под тусклым фонарем, дожидаясь выхода на арену, он мысленно проделал весь бой. Другие пикадоры, справа и слева от него, продолжали болтать. Он не слышал их.
Оба матадора стояли рядом впереди своих куадрилий, одинаково подхватив плащи левой рукой. Мануэль думал о трех юношах позади него. Все трое были мадридцы, как Эрнандес, лет по девятнадцати. Один из них, цыган, спокойный, сдержанный, смуглолицый, понравился Мануэлю. Он обернулся.
- Как тебя зовут? - спросил он цыгана.
- Фуентес,- ответил цыган.
Хорошее имя,- сказал Мануэль.
Цыган улыбнулся, показывая белые зубы.
- Когда бык выйдет, перехвати его и погоняй немножко,- сказал Мануэль.
- Хорошо,- сказал цыган. Лицо его стало серьезным. Он начал думать о том, что будет делать на арене.
- Начинают,- сказал Мануэль Эрнандесу.
- Ну что ж, идем.
Подняв голову, покачиваясь в такт музыке, размахивая правой свободной рукой, они вышли на арену, ступая по желтому песку под дуговыми фонарями; за ними двинулись куадрильи, позади - пикадоры верхами, а после всех служители и позвякивающая упряжка мулов. Толпа аплодировала Эрнандесу, когда они шли через арену Они выступали горделиво, покачиваясь в такт музыке, глядя прямо перед собой.
Они поклонились президенту, и шествие распалось на составные части. Матадоры подошли к барьеру и сменили тяжелые мантии на легкие боевые плащи. Мулов увели с арены. Пикадоры на коротком галопе объехали вокруг арены, и двое из них ускакали обратно в ворота. Служители разровняли песок.
Мануэль выпил стакан воды, поданный ему одним из подручных Ретаны, который должен был прислуживать Мануэлю и подавать ему шпаги.
Эрнандес, поговорив со своим служителем, подошел к Мануэлю
- Тебя хорошо встретили, мальчик,- сказал ему Мануэль.
- Меня любят,- радостно улыбнулся Эрнандес.
- Как прошел выход? - спросил Мануэль подручного Ретаны.
- Как свадебный поезд,- ответил тот.- Блестяще. Вы оба вышли, что твои Хоселито и Бельмонте.
Сурито проскакал мимо них, точно грузная конная статуя. Он повернул лошадь мордой к корралю, откуда должен был появиться бык. Странно выглядит арена в свете дуговых фонарей. Он привык работать на жарком дневном солнце, за большие деньги. Эта канитель при фонарях ему не нравилась. Уж начинали бы поскорей.
Мануэль подошел к нему.
Валяй, Манос, сказал он.-Урезонь его, чтобы был как раз по мне.
Я его урезоню, малыш. - Сурито сплюнул в песок.- Он у меня попрыгает.
- Нажимай на него, Манос,- сказал Мануэль.
- Уж я нажму,- сказал Сурито.- Чего мы ждем?
- Вот он идет,- сказал Мануэль.
Сурито сидел в седле, крепко упираясь ногами в стремена, крепко сжимая могучими ляжками в кожаных набедренниках бока лошади, держа в левой руке поводья, в правой - длинное копье, низко надвинув на глаза широкополую шляпу для защиты от света, и не отрываясь смотрел на далекую дверь корраля. Уши коня дрогнули. Сурито огладил его левой рукой.
Красная дверь корраля распахнулась, и несколько секунд Сурито видел далекий пустой проход по ту сторону арены. Потом бык выбежал из прохода на свет дуговых фонарей, заскользил, тормозя всеми четырьмя нотами, и, радуясь свободе после темного загона, пошел галопом - мягким, частым галопом, беззвучным, если бы не всхрапывание широко раздутых ноздрей.
1 2 3 4 5 6 7 8