Они помнили, эти двое, любя и уважая друг друга, как бедные солдатики, ни за что не хотевшие умирать, делились друг с другом содержимым спичечного коробка, чтобы заразиться и не ходить в очередную кровавую атаку.
Они знавали и таких ребят, которые засовывали себе под мышку большие медные монеты, чтобы вызвать желтуху. И ребят побогаче, которым впрыскивали парафин под коленную чашечку, чтобы им вовсе не пришлось воевать.
Они знали, как применять чеснок, чтобы увильнуть от участия в атаке, знали все или почти все уловки — ведь один из них был сержантом в пехотной части, а другой лейтенантом, и оба сражались на трех ключевых участках — на Пасубио, на Граппе и на Пьяве, а уж где, как не там, стоило увиливать!
Еще раньше они прошли сквозь бессмысленную мясорубку на Изонце и на Карсте. Им было стыдно за тех, кто ее устроил, и они старались не думать о ней, об этой позорной, дурацкой затее — поскорее бы ее забыть. Правда, полковник вспоминал ее иногда, поскольку она могла послужить уроком в других войнах. Вот они и основали Орден Брусаделли, аристократический, военный и духовный, насчитывающий всего пять членов.
— Что слышно в Ордене? — спросил полковник.
— Шеф-повара ресторана «Манифик» мы произвели в командоры. В день, когда ему стукнуло пятьдесят, он трижды показал себя мужчиной. Я принял его заявление к сведению без проверки. Он никогда не лгал.
— Верно. Он никогда не лгал. Но в этом вопросе люди склонны преувеличивать.
— Я поверил ему на слово. На нем лица не было.
— А ведь бедовый был парнишка, любил девке подол задрать. Я помню.
— Anch'io.20
— У вас есть какие-нибудь планы работы Ордена на зиму?
— Нет, Верховный Магистр.
— А вам не кажется, что следует устроить манифестацию в честь высокочтимого Паччарди?
— Как прикажете.
— Давайте отложим этот вопрос, — сказал полковник. Он подумал и заказал еще рюмку сухого мартини.
— А не устроить ли нам в честь нашего великого патрона Брусаделли, благословенно имя его, шествие и манифестацию в каком-нибудь из исторических мест — на площади Святого Марка или у старой церкви в Торчелло?
— Сомневаюсь, чтобы в данный момент это разрешили церковные власти.
— Тогда давайте откажемся на эту зиму от публичных манифестаций и будем действовать на благо Ордена нашими собственными силами.
— По-моему, это самое разумное, — сказал Gran Maestro. — Мы перестроим свои ряды.
— Ну а вы-то сами как поживаете?
— Отвратительно, — сказал Gran Maestro. — Пониженное кровяное давление, язва желудка и долги.
— Но вы не жалуетесь на жизнь?
— Никогда, — сказал Gran Maestro. — Я очень люблю свою работу, мне приходится иметь дело с необыкновенными, прелюбопытнейшими людьми и с великим множеством бельгийцев. Они в этом году — как саранча. Прежде у нас бывало много немцев. Как это Цезарь сказал? «И храбрейшими из них были белги». Но отнюдь не самыми элегантными. Верно?
— В Брюсселе, я видел, они одеваются прилично, — сказал полковник. — Сытая, веселая столица.
— Вот бы нам повоевать в старину во Фландрии.
— В старину нас на свете не было, — сказал полковник. — Поэтому мы никак не могли там воевать.
— Жаль, что мы не воевали при кондотьерах; стоило тебе тогда перехитрить противника, и он сдавался. Вы бы придумывали разные хитрости, а я бы передавал ваши приказы.
— Сперва пришлось бы взять несколько городов, чтобы запугать противника нашими хитростями.
— Но если бы города вздумали сопротивляться, мы бы их разграбили, — сказал Gran Maestro. — Какие города вы бы взяли?
— Только не этот, — сказал полковник. — Я бы взял Виченцу, Бергамо и Верону. Может быть, сперва Верону или Бергамо.
— Мало. Надо взять еще два города.
— Верно, — сказал полковник. Теперь он снова стал генералом и блаженствовал. — Я думаю, что Брешию можно оставить у себя в тылу. Она бы сдалась сама.
— Ну а ваше здоровье как? — спросил Gran Maestro; он понимал, что взятие городов для него слишком сложное дело. Он чувствовал себя как дома в своем Тревизо, на берегу быстрой речки, под старыми городскими стенами. Течение шевелило водоросли, а под ними неподвижно стояла рыба и всплывала в сумерках, когда на воду садились мошки. Он чувствовал себя как дома и на войне, но если в деле участвовало не больше роты; тогда он разбирался в операции не хуже, чем в сервировке маленького банкетного зала, да и большого банкетного зала тоже.
А когда полковник снова превращался в генерала и начинал орудовать понятиями, такими же темными для метрдотеля, как интегралы для человека, знающего только арифметику, тогда ему становилось не по себе, одиноко, ему хотелось поскорей вернуть полковника к той поре, когда один из них был лейтенантом, а другой сержантом.
— А как бы вы поступили с Мантуей? — спросил полковник.
— Не знаю. Я понятия не имею, с кем вы воюете, какие у них силы и какие у вас.
— Вы сами, по-моему, сказали, что мы кондотьеры. И базируемся либо здесь, в Венеции, либо в Падуе.
— Полковник, — сказал Gran Maestro, ничуть не приукрашивая истины, — честно говоря, я понятия не имею о кондотьерах. И о том, как они воевали. Я ведь только пожалел, что в те времена не воевал под вашим командованием.
— Те времена ушли и не вернутся, — сказал полковник, и воздушного замка как не бывало.
«А ну их к дьяволу, все эти воздушные замки, — думал полковник, — может, их никогда и не было. А ну тебя самого к дьяволу, — сказал он себе. — Не валяй дурака и будь человеком, ведь тебе уже полста».
— Еще рюмочку карпано, — предложил он.
— Вы мне позволите отказаться? У меня язва.
— Да, да, конечно. Эй, как вас там зовут, Джорджо! Еще рюмку сухого мартини. Secco, molto secco e doppio.21
«Разрушать воздушные замки — это не мое ремесло, — думал он. — Мое ремесло — убивать вооруженных солдат. Воздушный замок должен превратиться в крепость, чтобы я стал его разрушать. Но мы убивали не одних только вооруженных солдат. Ладно, разрушитель замков, заткнись».
— Gran Maestro, — сказал он. — Вы все равно Gran Maestro, и ну их к разэтакой матери, всех этих кондотьеров.
— Они давным-давно там, Верховный Магистр.
— Так точно, — сказал полковник. Но воздушный замок все-таки рухнул.
— Увидимся за ужином, — сказал полковник. — Есть что-нибудь хорошее?
— Все, что хотите, а чего у нас нет, я достану.
— Свежая спаржа найдется?
— Вы же знаете, что сейчас для нее не сезон. Ее привозят из Бассано в апреле.
— Ладно, — сказал полковник. — Тогда придумайте что-нибудь сами. Я съем все, что подадите.
— Вы будете один? — спросил метрдотель.
— Нас будет двое, — сказал полковник: — Когда закрывается ваш bistro22?
— Мы будем вас ждать, когда бы вы ни пришли.
— Постараюсь быть вовремя, — сказал полковник. — До свидания, Gran Maestro. — Он улыбнулся и протянул Gran Maestro искалеченную руку.
— До свидания, Верховный Магистр, — сказал Gran Maestro, и воздушный замок вырос снова, будто он и не был разрушен.
Но чего-то все же недоставало, и полковник это чувствовал, он подумал: "Отчего я такой ублюдок, отчего я не могу бросить свое военное ремесло и быть добрым и хорошим, каким мне хочется быть?
Я всегда стараюсь быть справедливым, но я резок и груб, и дело не только в том, что я не хочу ни перед кем пресмыкаться и это служит мне защитой против начальства и против всего света. Жить осталось немного, и мне бы следовало быть подобрее, унять свой нрав. Попробуем сегодня вечером, — подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50