Но вскоре Марции потребовались обе руки, чтобы ощупывать стены, и через несколько секунд Акта потеряла ее. Она звала ее, Марция отвечала, но и ее голос скоро затих.
Акта осталась одна в Лабиринте. Ощупью шла она, то вперед, то назад. Попала в длинный, довольно ровный ход. Вспомнила совершенно точно, что прошла здесь сейчас же после того, как Нерон-Теренций велел факельщику остановиться. Подбадривала себя: вот уже скоро из темноты вынырнет факел. Но нигде не было ни проблеска света, а голоса Нерона и Марции совершенно замолкли.
Нет смысла идти дальше. Память обманула ее, она, Акта, окончательно заблудилась. Остается только ждать, пока за ней придут.
Она присела на корточки в темноте. Надо запастись терпением. Ей придется прождать час, а может быть, и два и три. Быть может. Рыжая бородушка хочет отомстить ей за то, что он перед ней спасовал. Акта знала мир и людей, она знала, что сильнее всего ненавидишь того, перед кем ты спасовал. Говорят, что в Лабиринте три тысячи пещер. Зачем она согласилась на эту безумную затею — спуститься сюда с двумя сумасшедшими? Ведь обычно она так рассудительна. Зачем она вообще сюда приехала? Разумеется, был какой-то смысл в том, что она сюда приехала, но теперь она этого смысла уже не находит. Она так же мало разбирается в самой себе, как в этом проклятом Лабиринте.
Немного логики. Пожалуйста, Акта. Не впадать в панику. Зачем понадобилось бы этому человеку оставить тебя здесь, в этом мраке? И если бы ему пришла в голову такая сумасшедшая мысль, разве Варрон и другие не вправили бы ему мозги? Ведь большой вред был бы для дела Нерона, если бы Акта, приехавшая для свидания с ним, исчезла.
Вдруг она с испугом схватилась за волосы. Не запуталась ли в них летучая мышь? Глупости. В последней, самой темной пещере живет божество Лабиринта, полубык Лабир. Он заставлял эдесский народ посылать в Лабиринт юношей, он питался их кровью. Давно ли она сидит здесь?
— Рыжая бородушка, — крикнула она внезапно, и в ее голосе звучал сильный страх, — где ты? Помоги же мне.
— Вы все еще здесь. Акта? — спросил он вежливо и удивленно. Он говорил в темноте так легко, как будто бы держал перед глазами смарагд и сквозь него рассматривал Акту.
— Почему же вы не следуете за мною? Но, может быть, вы и правы: нимб, излучаемый императором, слишком хорош, чтобы пользоваться им для осветительных целей. Я пошлю вам факельщика.
Явился факел, явился свет, и наконец они выбрались из Лабиринта. Но Акта долго помнила страх, испытанный ею там. Зато она теперь вспоминала об увлекательной стороне этого переживания. Нерон в Лабиринте, Нерон, который сначала напугал и взволновал ее, а потом явился в роли избавителя — это подлинный покойный Нерон. Подлинный покойный Нерон чувствовал себя в Лабиринте не хуже, чем в своем мавзолее, в парке Акты, в Риме. И Акта теперь уже не сомневалась, что была права, отправившись в Междуречье.
12. ПРАХ НЕРОНА
Она жила уже почти месяц в Эдессе. Друзья Нерона находили, что она превосходно поступила, приехав сюда, но если она какой-нибудь решительной демонстрацией не подтвердит подлинности Нерона, то ее приезд принесет больше вреда, чем выгоды. Они находили, что для Акты существует только один способ выступить в пользу Нерона.
Естественно было, что они возложили на Варрона задачу склонить Акту к такому выступлению.
— Я с радостью вижу, очаровательная Акта, — сказал он, — что вы проводите много времени с нашим Нероном. Поняли ли вы наконец, как я дошел до нелепого плана снова пробудить к жизни Нерона?
Акта слушала его с выражением внимательного ребенка, она задумчиво и одобрительно кивнула в ответ на его слова.
— Если наш Нерон, — продолжал сенатор, — минутами умеет даже вас, моя Акта, перенести в прошлое, то не сумеет ли он перенести в это прошлое и Рим, который несравненно грубее вас?
— Времена, — выразила опасение Акта, — стали суровее, трезвее. Теперь нужны сильнодействующие средства, чтобы вызвать подъем. Быть может, слепота, в которую повергает нас Нерон, исходит не от него, а заложена в нас самих. А тогда наше предприятие бессмысленно, безнадежно.
Она сказала — «наше предприятие», это было для Варрона высшим триумфом.
— Помните ли вы еще, Акта, — спросил он, и это была скорее просьба, чем вопрос, — как вся жизнь озарялась верой в Нерона? Помните ли вы, как подавлен, оглушен был мир, когда умер Нерон? Не казалось ли, что мир сразу стал голым, бледным, бескрасочным? Люди на Палатине хотели украсть у меня, у вас нашего Нерона. Не чудесно ли было бы показать им, что они бессильны? Они разбили вдребезги его статуи, соскребли его имя со всех надписей, даже на исполинскую статую его в Риме, вместо хорошей головы Нерона, насадили крестьянски-рассудительную голову старого Веспасиана. Не чудесно ли было бы доказать им, что все это было ни к чему? Надо признать, в немногие годы они достигли многого. В немногие годы они стерли с лица земли всякую фантастику, взлет, размах, все, что делало жизнь достойной жизни. Но теперь вместе с Нероном все это снова вернулось. Неужели это не захватывает вас, Акта? Боги помогли нам преодолеть первую, самую трудную часть пути. Идемте с нами, Акта. Мы завоюем Антиохию, Александрию, Коринф, Палатин.
— Вы грезите, — сказала Акта, но в тоне ее не было протеста. Она сама грезила вместе с ним, она говорила приглушенным голосом, точно в полусне.
— Хорошо бы, — продолжала она тем же мечтательным тоном, — снова жить с Нероном на Палатине. Но не бывать этому. Не надо поддаваться чарам, как делаете это вы, мой Варрон. Когда чары спадают... — она умолкла, погруженная в свои мысли.
— Когда чары спадают? — спросил Варрон, глядя на нее, сам почти завороженный мудрой печалью, исходившей от нее.
— Когда чары спадают... — повторила она, все еще не заканчивая фразы.
— Что же, что же тогда? — торопил Варрон, не в силах отвести от нее глаз.
— Тогда... вместо юной красавицы видишь перед собой старуху, — закончила Акта своим ясным голосом, спокойно улыбаясь.
И с присущей ей логикой, она твердо и трезво разъяснила ему, в каком свете ей представляется его Нерон.
— Вы сделали правильный выбор, — сказала она. — Ваш Нерон способен ввести в обман. Ему удалось обмануть даже меня. Вы знаете, как любит меня Италик. Он, поэт и мужчина, обычно такой разумный человек, от любви ко мне превращается в смешного ребенка, и я не была бы женщиной, если бы это не нравилось мне. Но я должна вам признаться: ваш Нерон, когда я впервые увидела его, за полминуты достиг большего, чем мой Италик — усилиями нескольких лет. Однако — и в этом слабая сторона вашего расчета — ваш Нерон может обмануть только на одну минуту, да и то надо хотеть поддаться этому обману. Он насквозь искусственен, это шутка богов, которые потехи ради создали нечто вроде восковой фигуры, способной говорить и двигаться, но он остается тенью, он лишен настоящей человеческой души. Он даже не умеет спать с женщиной, он не «Нерон», не мужчина, производительная сила отсутствует в нем. Одушевленнее всего он в своем Лабиринте. Он призрак, такими я представляю себе мертвых в Гадесе, он — ничто. Сердце разрывается от таких переживаний: видишь перед собою мужественный, царственный, величавый образ, такой родной, точно сбылась сказка, а внутри — пустота, ничто. Я пугаюсь самой себя, своих собственных движений, походки, голоса, когда вижу эту тень — Нерона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Акта осталась одна в Лабиринте. Ощупью шла она, то вперед, то назад. Попала в длинный, довольно ровный ход. Вспомнила совершенно точно, что прошла здесь сейчас же после того, как Нерон-Теренций велел факельщику остановиться. Подбадривала себя: вот уже скоро из темноты вынырнет факел. Но нигде не было ни проблеска света, а голоса Нерона и Марции совершенно замолкли.
Нет смысла идти дальше. Память обманула ее, она, Акта, окончательно заблудилась. Остается только ждать, пока за ней придут.
Она присела на корточки в темноте. Надо запастись терпением. Ей придется прождать час, а может быть, и два и три. Быть может. Рыжая бородушка хочет отомстить ей за то, что он перед ней спасовал. Акта знала мир и людей, она знала, что сильнее всего ненавидишь того, перед кем ты спасовал. Говорят, что в Лабиринте три тысячи пещер. Зачем она согласилась на эту безумную затею — спуститься сюда с двумя сумасшедшими? Ведь обычно она так рассудительна. Зачем она вообще сюда приехала? Разумеется, был какой-то смысл в том, что она сюда приехала, но теперь она этого смысла уже не находит. Она так же мало разбирается в самой себе, как в этом проклятом Лабиринте.
Немного логики. Пожалуйста, Акта. Не впадать в панику. Зачем понадобилось бы этому человеку оставить тебя здесь, в этом мраке? И если бы ему пришла в голову такая сумасшедшая мысль, разве Варрон и другие не вправили бы ему мозги? Ведь большой вред был бы для дела Нерона, если бы Акта, приехавшая для свидания с ним, исчезла.
Вдруг она с испугом схватилась за волосы. Не запуталась ли в них летучая мышь? Глупости. В последней, самой темной пещере живет божество Лабиринта, полубык Лабир. Он заставлял эдесский народ посылать в Лабиринт юношей, он питался их кровью. Давно ли она сидит здесь?
— Рыжая бородушка, — крикнула она внезапно, и в ее голосе звучал сильный страх, — где ты? Помоги же мне.
— Вы все еще здесь. Акта? — спросил он вежливо и удивленно. Он говорил в темноте так легко, как будто бы держал перед глазами смарагд и сквозь него рассматривал Акту.
— Почему же вы не следуете за мною? Но, может быть, вы и правы: нимб, излучаемый императором, слишком хорош, чтобы пользоваться им для осветительных целей. Я пошлю вам факельщика.
Явился факел, явился свет, и наконец они выбрались из Лабиринта. Но Акта долго помнила страх, испытанный ею там. Зато она теперь вспоминала об увлекательной стороне этого переживания. Нерон в Лабиринте, Нерон, который сначала напугал и взволновал ее, а потом явился в роли избавителя — это подлинный покойный Нерон. Подлинный покойный Нерон чувствовал себя в Лабиринте не хуже, чем в своем мавзолее, в парке Акты, в Риме. И Акта теперь уже не сомневалась, что была права, отправившись в Междуречье.
12. ПРАХ НЕРОНА
Она жила уже почти месяц в Эдессе. Друзья Нерона находили, что она превосходно поступила, приехав сюда, но если она какой-нибудь решительной демонстрацией не подтвердит подлинности Нерона, то ее приезд принесет больше вреда, чем выгоды. Они находили, что для Акты существует только один способ выступить в пользу Нерона.
Естественно было, что они возложили на Варрона задачу склонить Акту к такому выступлению.
— Я с радостью вижу, очаровательная Акта, — сказал он, — что вы проводите много времени с нашим Нероном. Поняли ли вы наконец, как я дошел до нелепого плана снова пробудить к жизни Нерона?
Акта слушала его с выражением внимательного ребенка, она задумчиво и одобрительно кивнула в ответ на его слова.
— Если наш Нерон, — продолжал сенатор, — минутами умеет даже вас, моя Акта, перенести в прошлое, то не сумеет ли он перенести в это прошлое и Рим, который несравненно грубее вас?
— Времена, — выразила опасение Акта, — стали суровее, трезвее. Теперь нужны сильнодействующие средства, чтобы вызвать подъем. Быть может, слепота, в которую повергает нас Нерон, исходит не от него, а заложена в нас самих. А тогда наше предприятие бессмысленно, безнадежно.
Она сказала — «наше предприятие», это было для Варрона высшим триумфом.
— Помните ли вы еще, Акта, — спросил он, и это была скорее просьба, чем вопрос, — как вся жизнь озарялась верой в Нерона? Помните ли вы, как подавлен, оглушен был мир, когда умер Нерон? Не казалось ли, что мир сразу стал голым, бледным, бескрасочным? Люди на Палатине хотели украсть у меня, у вас нашего Нерона. Не чудесно ли было бы показать им, что они бессильны? Они разбили вдребезги его статуи, соскребли его имя со всех надписей, даже на исполинскую статую его в Риме, вместо хорошей головы Нерона, насадили крестьянски-рассудительную голову старого Веспасиана. Не чудесно ли было бы доказать им, что все это было ни к чему? Надо признать, в немногие годы они достигли многого. В немногие годы они стерли с лица земли всякую фантастику, взлет, размах, все, что делало жизнь достойной жизни. Но теперь вместе с Нероном все это снова вернулось. Неужели это не захватывает вас, Акта? Боги помогли нам преодолеть первую, самую трудную часть пути. Идемте с нами, Акта. Мы завоюем Антиохию, Александрию, Коринф, Палатин.
— Вы грезите, — сказала Акта, но в тоне ее не было протеста. Она сама грезила вместе с ним, она говорила приглушенным голосом, точно в полусне.
— Хорошо бы, — продолжала она тем же мечтательным тоном, — снова жить с Нероном на Палатине. Но не бывать этому. Не надо поддаваться чарам, как делаете это вы, мой Варрон. Когда чары спадают... — она умолкла, погруженная в свои мысли.
— Когда чары спадают? — спросил Варрон, глядя на нее, сам почти завороженный мудрой печалью, исходившей от нее.
— Когда чары спадают... — повторила она, все еще не заканчивая фразы.
— Что же, что же тогда? — торопил Варрон, не в силах отвести от нее глаз.
— Тогда... вместо юной красавицы видишь перед собой старуху, — закончила Акта своим ясным голосом, спокойно улыбаясь.
И с присущей ей логикой, она твердо и трезво разъяснила ему, в каком свете ей представляется его Нерон.
— Вы сделали правильный выбор, — сказала она. — Ваш Нерон способен ввести в обман. Ему удалось обмануть даже меня. Вы знаете, как любит меня Италик. Он, поэт и мужчина, обычно такой разумный человек, от любви ко мне превращается в смешного ребенка, и я не была бы женщиной, если бы это не нравилось мне. Но я должна вам признаться: ваш Нерон, когда я впервые увидела его, за полминуты достиг большего, чем мой Италик — усилиями нескольких лет. Однако — и в этом слабая сторона вашего расчета — ваш Нерон может обмануть только на одну минуту, да и то надо хотеть поддаться этому обману. Он насквозь искусственен, это шутка богов, которые потехи ради создали нечто вроде восковой фигуры, способной говорить и двигаться, но он остается тенью, он лишен настоящей человеческой души. Он даже не умеет спать с женщиной, он не «Нерон», не мужчина, производительная сила отсутствует в нем. Одушевленнее всего он в своем Лабиринте. Он призрак, такими я представляю себе мертвых в Гадесе, он — ничто. Сердце разрывается от таких переживаний: видишь перед собою мужественный, царственный, величавый образ, такой родной, точно сбылась сказка, а внутри — пустота, ничто. Я пугаюсь самой себя, своих собственных движений, походки, голоса, когда вижу эту тень — Нерона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99