— Рашпилем?
— Дискетой.
— Не смешите меня. У вас не может быть никакой дискеты.
— Это почему не может?
— Потому что вас до прихода сюда обыскали три раза.
— И даже в ванне помыли. И даже во все скрытые от широкой общественности места заглянули.
— Ну вот видите! Нет у вас никакой дискеты. Неоткуда ей взяться. Лучше давайте прекратим эту комедию. У вас еще остается шанс...
— У меня точно дискеты нет. И не могло быть. Но вдруг она была не у меня, а у моего сообщника? Который до поры до времени не высовывался. Например, у вашего телохранителя. О таком повороте сюжета вы не размышляли?
— У моего телохранителя? — в голос расхохотался Хозяин кабинета. — Который ваш сообщник... Выговорите абсолютную чушь.
— А вдруг не чушь? Вдруг так оно и есть? Ведь покупаются все! А кто не покупается, тот убеждается. Разными действенными способами. Разве не так? Разве он исключение из правил? Ну подумайте сами... Ну вдруг? Иначе зачем бы я лез волку в пасть? Без надежды выбраться обратно...
Я подошел к все еще находящемуся без сознания охраннику и перевалил его на живот. И жестом фокусника достал из заднего кармана его брюк дискету. Ту самую, на которую у меня была вся надежда.
За что ему, моему врагу-сообщнику, самое искреннее спасибо!
Ну как бы я, без помощи самого главного охранника, смог протащить нужную мне вещицу через все препоны и рогатки, что он же здесь и понаставил? Я же понимал, что меня, если поймают, пересмотрят и перещупают с ног до головы, как жених невесту в первую брачную ночь.
Долго я голову ломал, как мне умудриться сделать то, что сделать практически невозможно И вспомнил о «ювелирном деле». О котором нам, еще курсантам, инструктор по спецподготовке рассказывал.
— Допустим, вам нужно украсть бриллиантовое колье. И спрятать, не выходя из помещения ювелирной лавки, — давал он вводное. — Что вы будете делать? Пять минут на размышление!
И мы начинали размышлять. В рамках сидящих в наших головах стереотипов.
Мы вскрывали полы и ковыряли штукатурку, давясь и царапая пищевод, глотали бриллианты, засовывали их в самые труднодоступные углубления в мебели и собственном теле...
Но... колье всегда находили быстро прибывшие к месту преступления полицейские. Потому что невозможно спрятать вещь в помещении, которое будут не спеша отсматривать профессионалы.
— А он спрятал, тот настоящий преступник. И колье не нашли, хотя и помещение, и его осматривали, и простукивали, и просвечивали рентгеном. Не нашли! И отпустили с миром.
Так где же он спрятал украденную драгоценность? Где?
Мы капитулировали.
— В заднем кармане брюк хозяина лавки, когда он на мгновение повернулся к нему спиной. И у которого сообщник преступника это колье вытащил, когда тот вышел на улицу, чтобы проводить полицейских. Ну кто же станет обыскивать хозяина, который является главным потерпевшим? Кому такое придет в голову? Ясно?
— Ясно! — гаркали курсанты.
Ясно как божий день!
Кто же станет обыскивать главного потерпевшего?! Или главного охранника?!
Вот этот старый как мир прием я и использовал. Выманив противника на себя, как на живую приманку. И сунув дискету старшине охранников в карман в момент, когда развернул его носом к стенке. А чтобы он ничего не почувствовал, пальнул для острастки возле самого уха. И подставился под удар. Затем, чтобы меня куда надо привели. И туда же дискету принесли.
Не оставит же ее хранитель меня без присмотра. Он же главный. И вне всяких подозрений.
Вот такой очень надежный сейф, на очень быстро передвигающихся ножках.
— А вы говорите, не может быть! Ну вот же она, дискета!
— Предатель! — только и смог выдохнуть Очень Большой Начальник.
— Кадры надо уметь подбирать! И не экономить на зарплате. А теперь извините. Я не хочу, чтобы вы наблюдали за моими дальнейшими действиями. Сглазу боюсь, И лишний раз вашу нервную систему травмировать не хочу.
Я затянул на запястьях и щиколотках Очень Большого Начальника его же ремень и натянул ему на голову его же пиджак. И набросил сверху штору, сорванную с окна. Теперь Очень Большой Начальник напоминал очень большой куль. С... неизвестным содержимым.
Освободившись, я воткнул дискету в дисковод. И нажал клавишу запуска.
Компьютер, не поперхнувшись, заглотил содержимое дискеты, которое предназначалось единственно для того, чтобы встать ему поперек горла.
В дверь вежливо постучали.
На это я не рассчитывал. Вернее, я рассчитывал, что это случится чуть позже.
— Вот что, Козловский, на правах старой дружбы, покарауль дверь, — попросил я и показал дулом пистолета на его пуговицы.
— Что? — не понял Баранников.
— Дверь посторожи! — повторил я, сдирая с него рубаху и демонстрируя уже до боли знакомый ему кулак.
Баранников понял. И быстро разделся. И переоделся в мою одежду. А я в его.
— Что у вас случилось? — все менее вежливо кричали из-за двери.
— Ну ты скажи им что-нибудь. Успокой людей.
— Все нормально! — крикнул Козловский-Баранников.
Стучаться стали тише.
Пора было подумать об эвакуации. Я подозвал к себе пальцем Козловского-Баранникова. И закричал дурным голосом:
— Ты что делаешь? Брось пистолет! Дурак! Брось немедленно!
Козловский-Баранников обалдело уставился на меня и на пистолет. Зажатый в моих руках.
Он не понимал, что происходит. Все еще не понимал.
— Прекрати! Он может выстрелить! — продолжал орать я, заговорщически подмигивая, улыбаясь, дружески похлопывая его по плечу и прижимая указательный палец к губам.
Я словно играл в веселую игру, призывая сотоварища по розыгрышу к очередной забавной, о которой он еще ничего не знает, проделке. Хотя, если честно, эта игра не сулила ничего доброго. По крайней мере одному из ее участников.
— Убери пистолет...
И Козловский-Баранников в ответ на мою улыбку улыбался все шире. Как ребенок, получивший килограмм шоколада...
Я выстрелил ему в лицо. В испуганные и одновременно надеющиеся на чудо глаза.
Я выстрелил три раза подряд.
Я не убивал его. Я только возвращал долги. Взятые под проценты на срезе могилы. Той, Козловского-Баранникова могилы. Я только сделал то, что обязан был сделать тогда. Но не сделал.
Я не убивал его. Потому что он уже был мертв. Так же, как Александр Анатольевич.
За дверью наступила мгновенная тишина, и тут же в нее забарабанили с утроенной силой.
Теперь надо было спешить.
Единым движением, с кровью и мясом (и это хорошо, что с кровью и мясом) я содрал со своего лица парик, усы и бороду и прилепил их к обезображенному лицу мертвого Баранникова.
Который стал мной.
Потом несколько раз я ударил себя по лицу. С полной отдачей. Так, как если бы бил своего врага. Как бил совсем недавно Козловского-Баранникова.
И лег на пол. И стал Козловским-Баранниковым.
Тем, которого сильно и все больше по лицу избил пойманный злоумышленник. То есть я. И которого он, изуродованный до неузнаваемости, каким-то образом завладев его же оружием, и убил. Тремя выстрелами в лицо.
После чего это лицо уже невозможно было опознать. И вот все это, в свою очередь, видел и слышал барахтающийся в ворохе штор и собственного пиджака свидетель. Главный свидетель. Которого никто не сможет оспорить. Потому что не решится. Дверь не выдержала напора множества тел.
— Что?
— Что случилось?
— Кто стрелял?
— Ты стрелял?..
Уже почти очухавшийся и приподнявшийся на локте охранник внимательно смотрел на свою пустую руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Дискетой.
— Не смешите меня. У вас не может быть никакой дискеты.
— Это почему не может?
— Потому что вас до прихода сюда обыскали три раза.
— И даже в ванне помыли. И даже во все скрытые от широкой общественности места заглянули.
— Ну вот видите! Нет у вас никакой дискеты. Неоткуда ей взяться. Лучше давайте прекратим эту комедию. У вас еще остается шанс...
— У меня точно дискеты нет. И не могло быть. Но вдруг она была не у меня, а у моего сообщника? Который до поры до времени не высовывался. Например, у вашего телохранителя. О таком повороте сюжета вы не размышляли?
— У моего телохранителя? — в голос расхохотался Хозяин кабинета. — Который ваш сообщник... Выговорите абсолютную чушь.
— А вдруг не чушь? Вдруг так оно и есть? Ведь покупаются все! А кто не покупается, тот убеждается. Разными действенными способами. Разве не так? Разве он исключение из правил? Ну подумайте сами... Ну вдруг? Иначе зачем бы я лез волку в пасть? Без надежды выбраться обратно...
Я подошел к все еще находящемуся без сознания охраннику и перевалил его на живот. И жестом фокусника достал из заднего кармана его брюк дискету. Ту самую, на которую у меня была вся надежда.
За что ему, моему врагу-сообщнику, самое искреннее спасибо!
Ну как бы я, без помощи самого главного охранника, смог протащить нужную мне вещицу через все препоны и рогатки, что он же здесь и понаставил? Я же понимал, что меня, если поймают, пересмотрят и перещупают с ног до головы, как жених невесту в первую брачную ночь.
Долго я голову ломал, как мне умудриться сделать то, что сделать практически невозможно И вспомнил о «ювелирном деле». О котором нам, еще курсантам, инструктор по спецподготовке рассказывал.
— Допустим, вам нужно украсть бриллиантовое колье. И спрятать, не выходя из помещения ювелирной лавки, — давал он вводное. — Что вы будете делать? Пять минут на размышление!
И мы начинали размышлять. В рамках сидящих в наших головах стереотипов.
Мы вскрывали полы и ковыряли штукатурку, давясь и царапая пищевод, глотали бриллианты, засовывали их в самые труднодоступные углубления в мебели и собственном теле...
Но... колье всегда находили быстро прибывшие к месту преступления полицейские. Потому что невозможно спрятать вещь в помещении, которое будут не спеша отсматривать профессионалы.
— А он спрятал, тот настоящий преступник. И колье не нашли, хотя и помещение, и его осматривали, и простукивали, и просвечивали рентгеном. Не нашли! И отпустили с миром.
Так где же он спрятал украденную драгоценность? Где?
Мы капитулировали.
— В заднем кармане брюк хозяина лавки, когда он на мгновение повернулся к нему спиной. И у которого сообщник преступника это колье вытащил, когда тот вышел на улицу, чтобы проводить полицейских. Ну кто же станет обыскивать хозяина, который является главным потерпевшим? Кому такое придет в голову? Ясно?
— Ясно! — гаркали курсанты.
Ясно как божий день!
Кто же станет обыскивать главного потерпевшего?! Или главного охранника?!
Вот этот старый как мир прием я и использовал. Выманив противника на себя, как на живую приманку. И сунув дискету старшине охранников в карман в момент, когда развернул его носом к стенке. А чтобы он ничего не почувствовал, пальнул для острастки возле самого уха. И подставился под удар. Затем, чтобы меня куда надо привели. И туда же дискету принесли.
Не оставит же ее хранитель меня без присмотра. Он же главный. И вне всяких подозрений.
Вот такой очень надежный сейф, на очень быстро передвигающихся ножках.
— А вы говорите, не может быть! Ну вот же она, дискета!
— Предатель! — только и смог выдохнуть Очень Большой Начальник.
— Кадры надо уметь подбирать! И не экономить на зарплате. А теперь извините. Я не хочу, чтобы вы наблюдали за моими дальнейшими действиями. Сглазу боюсь, И лишний раз вашу нервную систему травмировать не хочу.
Я затянул на запястьях и щиколотках Очень Большого Начальника его же ремень и натянул ему на голову его же пиджак. И набросил сверху штору, сорванную с окна. Теперь Очень Большой Начальник напоминал очень большой куль. С... неизвестным содержимым.
Освободившись, я воткнул дискету в дисковод. И нажал клавишу запуска.
Компьютер, не поперхнувшись, заглотил содержимое дискеты, которое предназначалось единственно для того, чтобы встать ему поперек горла.
В дверь вежливо постучали.
На это я не рассчитывал. Вернее, я рассчитывал, что это случится чуть позже.
— Вот что, Козловский, на правах старой дружбы, покарауль дверь, — попросил я и показал дулом пистолета на его пуговицы.
— Что? — не понял Баранников.
— Дверь посторожи! — повторил я, сдирая с него рубаху и демонстрируя уже до боли знакомый ему кулак.
Баранников понял. И быстро разделся. И переоделся в мою одежду. А я в его.
— Что у вас случилось? — все менее вежливо кричали из-за двери.
— Ну ты скажи им что-нибудь. Успокой людей.
— Все нормально! — крикнул Козловский-Баранников.
Стучаться стали тише.
Пора было подумать об эвакуации. Я подозвал к себе пальцем Козловского-Баранникова. И закричал дурным голосом:
— Ты что делаешь? Брось пистолет! Дурак! Брось немедленно!
Козловский-Баранников обалдело уставился на меня и на пистолет. Зажатый в моих руках.
Он не понимал, что происходит. Все еще не понимал.
— Прекрати! Он может выстрелить! — продолжал орать я, заговорщически подмигивая, улыбаясь, дружески похлопывая его по плечу и прижимая указательный палец к губам.
Я словно играл в веселую игру, призывая сотоварища по розыгрышу к очередной забавной, о которой он еще ничего не знает, проделке. Хотя, если честно, эта игра не сулила ничего доброго. По крайней мере одному из ее участников.
— Убери пистолет...
И Козловский-Баранников в ответ на мою улыбку улыбался все шире. Как ребенок, получивший килограмм шоколада...
Я выстрелил ему в лицо. В испуганные и одновременно надеющиеся на чудо глаза.
Я выстрелил три раза подряд.
Я не убивал его. Я только возвращал долги. Взятые под проценты на срезе могилы. Той, Козловского-Баранникова могилы. Я только сделал то, что обязан был сделать тогда. Но не сделал.
Я не убивал его. Потому что он уже был мертв. Так же, как Александр Анатольевич.
За дверью наступила мгновенная тишина, и тут же в нее забарабанили с утроенной силой.
Теперь надо было спешить.
Единым движением, с кровью и мясом (и это хорошо, что с кровью и мясом) я содрал со своего лица парик, усы и бороду и прилепил их к обезображенному лицу мертвого Баранникова.
Который стал мной.
Потом несколько раз я ударил себя по лицу. С полной отдачей. Так, как если бы бил своего врага. Как бил совсем недавно Козловского-Баранникова.
И лег на пол. И стал Козловским-Баранниковым.
Тем, которого сильно и все больше по лицу избил пойманный злоумышленник. То есть я. И которого он, изуродованный до неузнаваемости, каким-то образом завладев его же оружием, и убил. Тремя выстрелами в лицо.
После чего это лицо уже невозможно было опознать. И вот все это, в свою очередь, видел и слышал барахтающийся в ворохе штор и собственного пиджака свидетель. Главный свидетель. Которого никто не сможет оспорить. Потому что не решится. Дверь не выдержала напора множества тел.
— Что?
— Что случилось?
— Кто стрелял?
— Ты стрелял?..
Уже почти очухавшийся и приподнявшийся на локте охранник внимательно смотрел на свою пустую руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88