И
единое неделимо потому, что первое в каждом [роде вещей] неделимо. Однако
не все единое неделимо в одинаковом смысле, например стопа и единица:
последняя такова во всех отношениях, а первую надо относить к тому, что
неделимо лишь для чувственного восприятия, как это было уже сказано: ведь,
собственно говоря, все непрерывное делимо.
Мера всегда однородна с измеряемым: для величин мера - величина и в
отдельности для длины - некоторая длина, для ширины - ширина, для звука -
звук, для тяжести - тяжесть, для единиц - единица (именно так это надо
принять, а не говорить, что мера чисел есть число; правда, это было бы
необходимо, если бы отношение [6] здесь было такое же, [как и в других
примерах]; но дело в том, что требование здесь неодинаковое, а такое, как
если бы кто требовал, чтобы мерою единиц были единицы, а не единица; число
[7] же есть некоторое множество единиц).
По той же самой причине мы называем также знание и чувственное восприятие
мерою вещей, а именно потому, что мы нечто познаем при посредстве их, хотя
они скорее измеряются [8], чем измеряют. Но с нами получается так, как
будто кто-то другой измеряет нас, и мы узнаем свой рост благодаря тому, что
столько-то раз прикладывают к нам меру длины - локоть. Прота-гор же
говорит: "Человек есть мера всех вещей", что равносильно тому, как если бы
он сказал: "человек знающий" или "воспринимающий чувствами" [есть мера всех
вещей], а они - потому, что обладают: один - чувственным восприятием,
другой - знанием, о которых мы [и так] говорим, что они меры предметов.
Таким образом, это изречение ничего не содержит, хотя кажется, что содержит
нечто особенное.
Итак, ясно, что единое в существе своем, если точно указывать значение
слова, есть прежде всего некоторая мера, главным образом для количества,
затем для качества. А мерой оно будет, если оно неделимо - в одном случае
по количеству, в другом - по качеству; поэтому единое неделимо или вообще,
или поскольку оно единое.
.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Что же касается сущности и природы единого, то необходимо выяснить, как
обстоит здесь дело, подобно тому как мы при рассмотрении затруднений [1]
разбирали, что такое единое и как его надо понимать, а именно:
есть ли само по себе единое некоторая сущность (как это утверждали сначала
пифагорейцы, а затем Платон) или скорее в его основе лежит некоторое
естество, и о едином надо высказаться более понятно и скорее наподобие тех,
кто рассуждал о природе, из которых один утверждал, что единое - это
дружба, другой - воздух, третий - беспредельное.
Если же ничто общее не может быть сущностью, как об этом сказано в
рассуждениях о сущности и о сущем, и если само сущее не может быть
сущностью в смысле единого помимо множества (ибо оно общее всему), а может
быть лишь тем, что сказывается о чем-то другом, то ясно, что и единое не
может быть сущностью: ведь сущее и единое в большей мере, нежели что бы то
ни было другое, сказываются как общее. Так что и роды не самобытности
(physeis) и сущности, существующие отдельно от других, и единое не может
быть родом по тем же самым причинам, по которым не могут быть родом ни
сущее, ни сущность.
Кроме того, во всех [областях бытия] дело [с единым] должно обстоять
одинаково: ведь о едином говорится в стольких же смыслах, что и о сущем;
поэтому, так как когда речь идет о качестве, единое есть что-то
определенное по качеству, и точно так же когда речь идет о количестве, то
очевидно, что и вообще следует выяснять, что такое единое, так же как
следует выяснять, что такое сущее, ибо недостаточно сказать, что именно в
этом [2] и состоит его природа. У цветов единое есть тот или иной цвет,
скажем белое, а все остальные цвета представляются происходящими из него и
из черного, причем черное есть лишение белого, как и тьма - лишение света;
так что если бы вещи были цветами, то они были бы некоторым числом, но
числом чего? Очевидно, цветов, и единое было бы некоторым определенным
единым, например белым цветом. Подобным же образом если бы вещи были
напевами, то и они были бы числом, но числом четвертей тона, однако число
не было бы их сущностью; и единое было бы чем-то, сущностью чего было бы не
единое, а четверть тона. И точно так же в речи сущее было бы числом ее
звуков и единое было бы гласным звуком. А если бы вещи были прямолинейными
фигурами, то они были бы числом фигур и единое было бы треугольником. И то
же самое можно сказать и о других родах [сущего].
Так что если числа и единое имеются и у состояний, и у качеств, и у
количеств, и у движения и во всех этих случаях число сеть число
определенных вещей, а единое есть определенное единое, но сущность его
отнюдь не в том, чтобы быть единым, то и с сущностями дело должно обстоять
таким же образом, ибо со всем дело обстоит одинаково. Таким образом,
очевидно, что единое в каждом роде [сущего] есть нечто определенное и что
само по себе единое ни у какого рода не составляет его природу; и как у
цветов искомое само по себе единое - это один цвет, так и у сущности
искомое само по себе единое есть одна сущность; а что единое некоторым
образом означает то же самое, что и сущее, это ясно из того, что оно
сопутствует категориям в стольких же значениях, что и сущее, и не подчинено
[особо] ни одной из них (ни категории сущности, например, ни категории
качества, а относится к ним так же, как сущее), а также из того, что если
вместо "человек" говорят "один человек", то ничего дополнительного не
высказывают (так же и "быть" ничего не значит помимо сути вещи, ее качества
или количества), а быть единым означает быть чем-то отдельным.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Единое и многое противолежат друг другу различным образом; прежде всего
единое и множество противолежат друг другу как неделимое и делимое, а
именно: разделенное или делимое называют некоторым множеством, а неделимое
или неразделенное - единым. А так как имеется четыре рода
противопоставления [1], а здесь один из двух членов противоположности [2]
есть лишенность другого, то они противоположны друг другу и не обозначаются
ни как противоречащие друг другу, ни как соотнесенные друг с другом. А свое
название и объяснение единое получает от своей противоположности -
неделимое от делимого, потому что множество и делимое в большей мере
воспринимается чувствами, нежели неделимое, так что благодаря чувственному
восприятию множество по определению первее неделимого.
К единому относится, как мы это описали и в "Перечне противоположностей"
[3] тождественное, сходное и равное, к множеству - разное, несходное и
неравное. О тождественном мы говорим в различных значениях: в одном смысле
мы иногда как о тождественном говорим о едином по числу, затем - когда
нечто едино и по определению, и по числу, например: ты сам с собой одно и
по форме, и по материи; и далее - когда обозначение первичной сущности
одно, например, равные прямые линии тождественны, и равные [4] и
равноугольные четырехугольники - тоже, хотя их несколько, но у них
равенство означает единство.
А сходными называются вещи, когда, не будучи во всех отношениях
тождественными и имея различие в своей составной сущности, они одни и те же
по форме, как больший четырехугольник сходен с малым, и неравные прямые
сходны друг с другом, ибо они именно сходны друг с другом, но не во всех
отношениях одни и те же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
единое неделимо потому, что первое в каждом [роде вещей] неделимо. Однако
не все единое неделимо в одинаковом смысле, например стопа и единица:
последняя такова во всех отношениях, а первую надо относить к тому, что
неделимо лишь для чувственного восприятия, как это было уже сказано: ведь,
собственно говоря, все непрерывное делимо.
Мера всегда однородна с измеряемым: для величин мера - величина и в
отдельности для длины - некоторая длина, для ширины - ширина, для звука -
звук, для тяжести - тяжесть, для единиц - единица (именно так это надо
принять, а не говорить, что мера чисел есть число; правда, это было бы
необходимо, если бы отношение [6] здесь было такое же, [как и в других
примерах]; но дело в том, что требование здесь неодинаковое, а такое, как
если бы кто требовал, чтобы мерою единиц были единицы, а не единица; число
[7] же есть некоторое множество единиц).
По той же самой причине мы называем также знание и чувственное восприятие
мерою вещей, а именно потому, что мы нечто познаем при посредстве их, хотя
они скорее измеряются [8], чем измеряют. Но с нами получается так, как
будто кто-то другой измеряет нас, и мы узнаем свой рост благодаря тому, что
столько-то раз прикладывают к нам меру длины - локоть. Прота-гор же
говорит: "Человек есть мера всех вещей", что равносильно тому, как если бы
он сказал: "человек знающий" или "воспринимающий чувствами" [есть мера всех
вещей], а они - потому, что обладают: один - чувственным восприятием,
другой - знанием, о которых мы [и так] говорим, что они меры предметов.
Таким образом, это изречение ничего не содержит, хотя кажется, что содержит
нечто особенное.
Итак, ясно, что единое в существе своем, если точно указывать значение
слова, есть прежде всего некоторая мера, главным образом для количества,
затем для качества. А мерой оно будет, если оно неделимо - в одном случае
по количеству, в другом - по качеству; поэтому единое неделимо или вообще,
или поскольку оно единое.
.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Что же касается сущности и природы единого, то необходимо выяснить, как
обстоит здесь дело, подобно тому как мы при рассмотрении затруднений [1]
разбирали, что такое единое и как его надо понимать, а именно:
есть ли само по себе единое некоторая сущность (как это утверждали сначала
пифагорейцы, а затем Платон) или скорее в его основе лежит некоторое
естество, и о едином надо высказаться более понятно и скорее наподобие тех,
кто рассуждал о природе, из которых один утверждал, что единое - это
дружба, другой - воздух, третий - беспредельное.
Если же ничто общее не может быть сущностью, как об этом сказано в
рассуждениях о сущности и о сущем, и если само сущее не может быть
сущностью в смысле единого помимо множества (ибо оно общее всему), а может
быть лишь тем, что сказывается о чем-то другом, то ясно, что и единое не
может быть сущностью: ведь сущее и единое в большей мере, нежели что бы то
ни было другое, сказываются как общее. Так что и роды не самобытности
(physeis) и сущности, существующие отдельно от других, и единое не может
быть родом по тем же самым причинам, по которым не могут быть родом ни
сущее, ни сущность.
Кроме того, во всех [областях бытия] дело [с единым] должно обстоять
одинаково: ведь о едином говорится в стольких же смыслах, что и о сущем;
поэтому, так как когда речь идет о качестве, единое есть что-то
определенное по качеству, и точно так же когда речь идет о количестве, то
очевидно, что и вообще следует выяснять, что такое единое, так же как
следует выяснять, что такое сущее, ибо недостаточно сказать, что именно в
этом [2] и состоит его природа. У цветов единое есть тот или иной цвет,
скажем белое, а все остальные цвета представляются происходящими из него и
из черного, причем черное есть лишение белого, как и тьма - лишение света;
так что если бы вещи были цветами, то они были бы некоторым числом, но
числом чего? Очевидно, цветов, и единое было бы некоторым определенным
единым, например белым цветом. Подобным же образом если бы вещи были
напевами, то и они были бы числом, но числом четвертей тона, однако число
не было бы их сущностью; и единое было бы чем-то, сущностью чего было бы не
единое, а четверть тона. И точно так же в речи сущее было бы числом ее
звуков и единое было бы гласным звуком. А если бы вещи были прямолинейными
фигурами, то они были бы числом фигур и единое было бы треугольником. И то
же самое можно сказать и о других родах [сущего].
Так что если числа и единое имеются и у состояний, и у качеств, и у
количеств, и у движения и во всех этих случаях число сеть число
определенных вещей, а единое есть определенное единое, но сущность его
отнюдь не в том, чтобы быть единым, то и с сущностями дело должно обстоять
таким же образом, ибо со всем дело обстоит одинаково. Таким образом,
очевидно, что единое в каждом роде [сущего] есть нечто определенное и что
само по себе единое ни у какого рода не составляет его природу; и как у
цветов искомое само по себе единое - это один цвет, так и у сущности
искомое само по себе единое есть одна сущность; а что единое некоторым
образом означает то же самое, что и сущее, это ясно из того, что оно
сопутствует категориям в стольких же значениях, что и сущее, и не подчинено
[особо] ни одной из них (ни категории сущности, например, ни категории
качества, а относится к ним так же, как сущее), а также из того, что если
вместо "человек" говорят "один человек", то ничего дополнительного не
высказывают (так же и "быть" ничего не значит помимо сути вещи, ее качества
или количества), а быть единым означает быть чем-то отдельным.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Единое и многое противолежат друг другу различным образом; прежде всего
единое и множество противолежат друг другу как неделимое и делимое, а
именно: разделенное или делимое называют некоторым множеством, а неделимое
или неразделенное - единым. А так как имеется четыре рода
противопоставления [1], а здесь один из двух членов противоположности [2]
есть лишенность другого, то они противоположны друг другу и не обозначаются
ни как противоречащие друг другу, ни как соотнесенные друг с другом. А свое
название и объяснение единое получает от своей противоположности -
неделимое от делимого, потому что множество и делимое в большей мере
воспринимается чувствами, нежели неделимое, так что благодаря чувственному
восприятию множество по определению первее неделимого.
К единому относится, как мы это описали и в "Перечне противоположностей"
[3] тождественное, сходное и равное, к множеству - разное, несходное и
неравное. О тождественном мы говорим в различных значениях: в одном смысле
мы иногда как о тождественном говорим о едином по числу, затем - когда
нечто едино и по определению, и по числу, например: ты сам с собой одно и
по форме, и по материи; и далее - когда обозначение первичной сущности
одно, например, равные прямые линии тождественны, и равные [4] и
равноугольные четырехугольники - тоже, хотя их несколько, но у них
равенство означает единство.
А сходными называются вещи, когда, не будучи во всех отношениях
тождественными и имея различие в своей составной сущности, они одни и те же
по форме, как больший четырехугольник сходен с малым, и неравные прямые
сходны друг с другом, ибо они именно сходны друг с другом, но не во всех
отношениях одни и те же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85