– Если человек хочет, создайте ему условия и он переедет. Это моя позиция. И главные слова здесь – создайте условия. Однако подавляющее большинство чиновников слышать о подобном повороте не желает, а силовыми методами ничего не добиться. Перед нашим, ингушским, правительством я поставил следующую задачу: выяснить реальную картину, кто же в лагерях беженцев куда хочет ехать, и доложить ее мне. Если окажется, что, например, 40 тысяч человек намерены остаться в Ингушетии на постоянное жительство, значит, у нас необходимо закладывать новые города и поселки, финансируя это из денег на восстановление Чечни после проведения «антитеррористической операции». Или, например, выяснится, что 20 тысяч решили перебраться в другие регионы России. Так вот, в зависимости от того, куда они отправятся, тот регион и должен получить под них средства, обеспечивая жильем. Это будет справедливо.
– Почему такой работой занимается не федеральное правительство, начавшее войну, результатом которой всегда бывает беженский исход, и, значит, несущее ответственность за ее последствия, – а ингушское правительство?
– Я не знаю, почему. Они не делают – и все. А для меня очень важна такая ревизия, чтобы видеть ясную картину и в зависимости от этого действовать.
– Как вам кажется, когда будет конец войне?
– Силового решения чеченской проблемы нет и не будет. Надо искать только политический выход. И он – тот же. Надо договариваться с Масхадовым. А что мы продолжаем слышать? Он – нелегитимный, возбудили уголовное дело, подали в международный розыск… Это ставит крест на политическом процессе, и тогда придется воевать до последнего, терять солдат, офицеров, мирных людей. Результат – заплатим за войну втридорога.
– Хорошо, сели за стол переговоров. И о чем беседуем?
– Сначала о прекращении огня. Потом – о базах террористов, незаконных формированиях и т.д. И по всем вопросам вместе работаем…
– Но вряд ли Масхадов уже на это согласится. Он скажет: «Нет».
– Ну почему вы так считаете? Позиция Масхадова была такой с самого начала.
– При любых переговорах уже ясно: Масхадов не будет президентом Чечни. Люди его не хотят.
– Вы правы. Но и это вопрос политического диалога, хотя следующий после военного. Не хочет чеченский народ Масхадова, пусть изберет себе другого, и Москва будет разговаривать с тем, новым. Однако пока чеченцами избран Масхадов, надо сидеть за столом с ним… Не исключено, что после всего происшедшего Масхадов и сам примет какое-то решение. Но дайте сделать ему это с достоинством.
– А с кем-то, кроме Масхадова, сейчас возможны мирные переговоры?
– Нет. Пока он – президент республики.
– Республики, которой фактически нет?
– Есть республика или нет, а он – президент, юридическое лицо. Плохой, хороший, слабый, но первое лицо
для переговоров – Масхадов. Не надо повторять наш российский дурдом с презрением к закону. Представьте, вы приходите на завод, он весь разбит, зарплаты нет, кругом воры. С кем вы будете разговаривать?
– С директором.
– Так о чем же вы меня в который раз спрашиваете?! У Масхадова – печать, флаг и все остальное. Какую еще силу вы желаете найти в Чечне? Конечно, можно еще какого-нибудь чеченца привезти из Москвы и посадить в большое кресло – но он будет нелегитимным.
– Много разговоров об отсчете нового времени с 26 марта 2000 года, с выборов президента в России. Что будет значить для Чечни этот рубеж?
– Ничего. Абсолютно. После 26 марта наступит 27-е, 28-е… 1 апреля. Солнце, тепло – а значит, интенсивность боевых действий увеличится в два-три раза.
– Это ваша теория?
– Нет, практика 1996 года. Тогда было не более трех тысяч боевиков на всю Чечню. 800 человек вошли в Грозный и решили всю проблему. До нынешней войны, если послушать военных, бойцов бандформирований насчитывалось 25-26 тысяч. Если уже пять тысяч уничтожено (хотя у меня другие цифры, меньшие), куда делось 20 тысяч? Где остальные?
– Растворились…
– Правильно. Они ждут своего часа.
– Но с пустыми руками воевать нельзя. Откуда боеприпасы у боевиков?
– Им помогают…
– Кто? Ведь все окружено? Так по телевизору сказали.
– Продолжайте слушать телевизор, а реальность в том, что полного кольца нет. Все, что требуется, они получают. Оружие и боеприпасы у них есть.
– Как вы относитесь к информации о беспрецедентной жестокости федералов по отношению к гражданскому населению?
– Ненависть в этой войне с обеих сторон – просто бешеная, ошеломляющая. Военные люто ненавидят чеченцев и при первой возможности делают, что хотят. Чеченцы в ответ также ненавидят федеральные войска.
Я не представляю, как дальше они будут говорить друг с другом.
– Как сбить эту волну взаимного отвращения? Жить-то дальше надо? Причем рядом?
– Это не сегодняшний вопрос, я убежден. Но пока будут воевать, ненависть только увеличится. Сбить волну сейчас можно только одним способом – перестать убивать друг друга и прекратить болтологию по телевидению о всех чеченцах как о бандитах. Хватит оскорблять народ скопом! И еще – не надо больше обманывать свой народ. Если в течение месяца антитеррористическая операция не удалась, оказались невыполнены поставленные задачи – то все! Ну не бывает антитеррористических операций на протяжении семи месяцев…
– Вы – часть политического истеблишмента страны. Знаете ли вы сейчас кого-то из политической элиты России, кто исповедует здравомыслие в чеченском вопросе?
– Что-то здравое говорит лишь Явлинский. У всех остальных – националистический угар. В том числе и у народа, который говорит: «Бомбите». Что касается Ингушетии, то мы людей в беде не бросим. Но главное для меня по-прежнему – убедить власть, что военного решения в Чечне нет. Будут переговоры – будет стабильность – рассосется беженская проблема. Вот принципы здравомыслия.
Остается добавить немногое: все, о чем говорил тогда Аушев, сбылось – все так и получилось.
За одним исключением: Аушева нет в президентском кресле. И, так и не сумев справиться с беженской проблемой, в мае 2002 года, когда преграда в виде президента Аушева окончательно пала с воцарением в Ингушетии нового президента – генерала ФСБ Мурата Зязикова, Москва просто-напросто стала насильно переселять беженцев обратно в Чечню, на пепелища и под пресс «зачисток», похищений и бессудных казней.
Погром по национальному признаку
– Они заставляли нас раздетыми ползать по полу из комнаты в комнату…
– Они ходили по нашим кроватям прямо в ботинках…
– Они называли нас обезьянами, черными тварями…
– Они плевали нам в лицо…
– Они били нас по голове книгой «Судьба чечено-ингушского народа»…
– Они драли у нас волосы…
– А вы?…
– Лично я? Я – Труффальдино. Который из Бергамо. У меня сейчас эта роль. А вообще-то я – Бес. Беслан Гайтукаев, староста группы. Сам из Грозного.
– И вы тоже ползали по полу?
– Да. Они мне кричали: «Задний ход! Заползай в комнату!» И я полз… Потом: «Хватит! Двигай обратно в коридор». И я опять полз…
28 марта 2001 года студенты национальной чеченской театральной студии «Нахи», созданной при Московском госуниверситете культуры и искусства для подготовки ядра будущей труппы грозненского театра, впервые не вышли на занятия. В полном составе: 6 девушек, 19 юношей, художественный руководитель – профессор Мималт Солцаев, народный артист России, а также куратор – заслуженный артист и Кабардино-Балкарской, и Чечено-Ингушской АССР доцент Алихан Дидигов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68