А тут, в Оклахоме, прерию размежевали под плуг.
В это время уже не надо было искать хлебопашца. Охотников сесть на землю было достаточно. На месте нынешних городских небоскребов они стояли шумным нетерпеливым войском – палатки, повозки, котлы с варевом над кострами – и ждали сигнала. 22 апреля в полдень грянула пушка. В клубах пыли, с криками, с гиканьем, плачем детей десять тысяч будущих фермеров, обгоняя на повозках друг друга, ринулись межевать целину. Сразу же обнаружилось жульничество – кое-кто забил свои колышки ночью, не дожидаясь сигнала пушки.
Это массированное и уже алчное наступление на прерии многократно обыграно в поговорках, прозвищах, анекдотах, романах, фильмах и опереттах. Оклахома – это страница истории США. На полях именно этой страницы следует сделать пометку: «конец прерии».
По Оклахоме мы проезжали в момент, когда на массивах созревшей пшеницы вот-вот должны были появиться комбайны. С юга, из Техаса, по Оклахоме в Канзас и далее на север в Небраску тянется знаменитый «пшеничный пояс» – самый крупный в мире массив хлебных полей. Королем пшеницы является штат Канзас (как раз середина Америки). На глобусе этому месту по широте соответствуют серединные части Греции, Турции, города Бухара, Ашхабад. Наши районы пшеницы лежат много севернее. Но любопытно, что лучшие урожаи в Канзасе дает как раз пшеница, привезенная сто лет назад из России, так называемая «красная пшеница».
Прерии стали житницей США, лучшим сельскохозяйственным районом. Кроме пшеничного пояса, есть тут также и кукурузный район (штаты Миссури, Айова, южные части Дакоты и Миннесоты). На юге, в Техасе и Оклахоме, хорошо растет хлопок. В местах очень сухих и там, где земли начинают холмиться, переходя в лесостепь, считают выгодным пасти скот. Однако и тут без плуга не обошлось – землю подняли, чтобы посеять травы.
Словом, сердцевина Америки была распахана, распахана скоро, сноровисто, с уверенностью: «все правильно». Возмездие под названием «пыльные бури» пришло в 30-х годах. Это было, возможно, самое крупное бедствие за всю историю США.
Просматривая документы, газетную хронику и фотографии того времени, хорошо чувствуешь: Америка растерялась. И никто не знал, что следует предпринять. То, что вчера еще с гордостью называли «хлебной корзиной», называть стали с ужасом: «пыльный котел». Бросая полузасыпанные фермы, люди тронулись вон из «котла». (На снимках, как во время войны, беженцы с тачками, старые «форды» со скарбом на крыше, фургоны времен пионеров. И люди в этих повозках без всякой надежды на лицах.)
В северо-западном углу Небраски, закусывая в дорожном кафе, мы перекинулись словом с пожилым человеком, жителем этих мест.
– Помните?
– О, как же не помнить! Я тогда бросил ферму в Канзасе. Страшное время. Думали: все, конец…
Положение на равнинах спасти удалось энергичными мерами. Три из них – главные: посадка лесных полос, устройство искусственных водоемов, консервация пашни. Иначе говоря, было признано: не все, не сплошь, не везде можно пахать. Незыблемость этих законов, мы теперь знаем, подтверждена.
Обжегшись на молоке, американцы четыре десятка лет дули на воду. 24 миллиона гектаров земли держалось в залежи. Объясняется это, правда, еще и избыточным урожаем с пахотных площадей. Но экономические трудности последних лет, а также растущий спрос на пшеницу на мировом рынке побудили американцев снова пахать «от межи до межи».
Два дня дороги по северной части равнин, по штату Южная Дакота и по Небраске… Тут мы впервые узнали, что в Америке есть тишина и безлюдье. Остановишь машину – слышно шмелей, слышно, как на холме фыркают лошади и как свистит в травах суслик. После суеты и сумятицы на Востоке это было что-то совсем непохожее на Америку. Пасеки у дорог без пасечников. Небольшие стада коров без пастухов. Бензоколонка, у которой почему-то нет человека. Пять минут ожидания – человек, вытирая руки о джинсы, наконец выходит из домика по соседству. Не спешит, с аппетитом дожевывая что-то.
– Здравствуйте, незнакомцы…
Интонация неторопливая. Так же неспешно идет заправка машины.
– Скучновато?
– Пожалуй, так…
– Тянет туда, где погуще людей?
– Да нет, пожалуй…
Возраст у собеседника чуть более тридцати. Лицо обветренное. Глаза и джинсы одинакового полинялого синего цвета. Кожа на губах шелушится. На голове вместо обычного форменного картузика широкополая шляпа. Пояс с гнездами для патронов. Винтовка – видно в окошко – висит в конторке, чуть закрывая прикладом портрет красавицы из журнала.
– Койоты одолевают?
– Да, в этих местах нельзя без ружья, – по-своему понимает вопрос заправщик.
– А этот поселок… Много людей?
– Теперь двадцать шесть – на прошлой неделе родился ребенок, и вчера в брошенном доме поселились индейцы. Вон у порога дремлет старик…
Ветерок шевелит белье на веревке, петух за колонкой голосисто скликает кур. Индейцы-мальчишки по пустынной дороге самозабвенно катают старые шины.
– Тут и родились?
– Да, вот там, за холмами…
Пока мы возились в багажнике и снимали мальчишек, старожил Дакоты украсил шляпой колышек у колонки и, дымя сигаретой, прилег на траве подремать. Счастливо оставаться!
Снятая с колышка шляпа описала над головою хозяина полукруг:
– Счастливой дороги!..
«Население штата – 3,3 человека на километр», – прочли мы в дорожной книжке. Но даже эти «3,3 человека» куда-то исчезли. Пространства за рекою Миссури были безлюдны. Можно было подумать, что Колумб всего недели четыре назад обнаружил Америку.
По законам вполне объяснимым население США в самом центре страны – наиболее редкое. Глядя на карту, невольно думаешь: государство Америку вертели на какой-то бешеной центрифуге. Людей разнесло краям. А в центре (стержень вращения проходит в штате Канзас) людей осело немного.
Но это штаты-кормилицы, это глубинка Америки. В здешних местечках гнездится все что входит в понятие: старомодность, провинция, захолустье. Однако при нынешнем пересмотре жизненных ценностей обнаружилось: именно тут люди еще сохранили здоровый вкус к жизни. Тут еще сохранилась желанная тишина, воздух не пропитан бензином, вполне прозрачен, в нем еще держатся запахи трав и цветов. Темп жизни в этих мест не достиг состояния лихорадки. Тут самый здоровый климат в стране. Работа у людей по большей части всегда на воздухе. И, вполне естественно, именно тут обнаружены долгожители США. Считают, что на равнинах живут тугодумы, не очень склонные к переменам. При разного рода опросах институты общественного мнения непременно направляют сюда людей – «взять пробу в глубинке».
У штата Южная Дакота на равнинах особое положение. Земли тут начинают холмиться, появляются островки еловых и сосновых лесов. Почвы для пашни тут оказались малопригодными. И хотя Дакота выглядит, конечно, иначе, чем сто лет назад, все же именно тут можно почувствовать некую первозданность земли.
Плавно, с холма на холм, стелется холст бетона. Третий день едем, и по-прежнему степь. Горизонт временами так отдаляется, что полоску слияния неба с землей почти невозможно улавливать. Одеяло горячего воздуха над дорогой блестит как стекло. Обогнавшая нас машина плывет в этом плавленом воздухе, виден даже просвет между колесами и бетоном. Новый гребень дороги – новая даль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
В это время уже не надо было искать хлебопашца. Охотников сесть на землю было достаточно. На месте нынешних городских небоскребов они стояли шумным нетерпеливым войском – палатки, повозки, котлы с варевом над кострами – и ждали сигнала. 22 апреля в полдень грянула пушка. В клубах пыли, с криками, с гиканьем, плачем детей десять тысяч будущих фермеров, обгоняя на повозках друг друга, ринулись межевать целину. Сразу же обнаружилось жульничество – кое-кто забил свои колышки ночью, не дожидаясь сигнала пушки.
Это массированное и уже алчное наступление на прерии многократно обыграно в поговорках, прозвищах, анекдотах, романах, фильмах и опереттах. Оклахома – это страница истории США. На полях именно этой страницы следует сделать пометку: «конец прерии».
По Оклахоме мы проезжали в момент, когда на массивах созревшей пшеницы вот-вот должны были появиться комбайны. С юга, из Техаса, по Оклахоме в Канзас и далее на север в Небраску тянется знаменитый «пшеничный пояс» – самый крупный в мире массив хлебных полей. Королем пшеницы является штат Канзас (как раз середина Америки). На глобусе этому месту по широте соответствуют серединные части Греции, Турции, города Бухара, Ашхабад. Наши районы пшеницы лежат много севернее. Но любопытно, что лучшие урожаи в Канзасе дает как раз пшеница, привезенная сто лет назад из России, так называемая «красная пшеница».
Прерии стали житницей США, лучшим сельскохозяйственным районом. Кроме пшеничного пояса, есть тут также и кукурузный район (штаты Миссури, Айова, южные части Дакоты и Миннесоты). На юге, в Техасе и Оклахоме, хорошо растет хлопок. В местах очень сухих и там, где земли начинают холмиться, переходя в лесостепь, считают выгодным пасти скот. Однако и тут без плуга не обошлось – землю подняли, чтобы посеять травы.
Словом, сердцевина Америки была распахана, распахана скоро, сноровисто, с уверенностью: «все правильно». Возмездие под названием «пыльные бури» пришло в 30-х годах. Это было, возможно, самое крупное бедствие за всю историю США.
Просматривая документы, газетную хронику и фотографии того времени, хорошо чувствуешь: Америка растерялась. И никто не знал, что следует предпринять. То, что вчера еще с гордостью называли «хлебной корзиной», называть стали с ужасом: «пыльный котел». Бросая полузасыпанные фермы, люди тронулись вон из «котла». (На снимках, как во время войны, беженцы с тачками, старые «форды» со скарбом на крыше, фургоны времен пионеров. И люди в этих повозках без всякой надежды на лицах.)
В северо-западном углу Небраски, закусывая в дорожном кафе, мы перекинулись словом с пожилым человеком, жителем этих мест.
– Помните?
– О, как же не помнить! Я тогда бросил ферму в Канзасе. Страшное время. Думали: все, конец…
Положение на равнинах спасти удалось энергичными мерами. Три из них – главные: посадка лесных полос, устройство искусственных водоемов, консервация пашни. Иначе говоря, было признано: не все, не сплошь, не везде можно пахать. Незыблемость этих законов, мы теперь знаем, подтверждена.
Обжегшись на молоке, американцы четыре десятка лет дули на воду. 24 миллиона гектаров земли держалось в залежи. Объясняется это, правда, еще и избыточным урожаем с пахотных площадей. Но экономические трудности последних лет, а также растущий спрос на пшеницу на мировом рынке побудили американцев снова пахать «от межи до межи».
Два дня дороги по северной части равнин, по штату Южная Дакота и по Небраске… Тут мы впервые узнали, что в Америке есть тишина и безлюдье. Остановишь машину – слышно шмелей, слышно, как на холме фыркают лошади и как свистит в травах суслик. После суеты и сумятицы на Востоке это было что-то совсем непохожее на Америку. Пасеки у дорог без пасечников. Небольшие стада коров без пастухов. Бензоколонка, у которой почему-то нет человека. Пять минут ожидания – человек, вытирая руки о джинсы, наконец выходит из домика по соседству. Не спешит, с аппетитом дожевывая что-то.
– Здравствуйте, незнакомцы…
Интонация неторопливая. Так же неспешно идет заправка машины.
– Скучновато?
– Пожалуй, так…
– Тянет туда, где погуще людей?
– Да нет, пожалуй…
Возраст у собеседника чуть более тридцати. Лицо обветренное. Глаза и джинсы одинакового полинялого синего цвета. Кожа на губах шелушится. На голове вместо обычного форменного картузика широкополая шляпа. Пояс с гнездами для патронов. Винтовка – видно в окошко – висит в конторке, чуть закрывая прикладом портрет красавицы из журнала.
– Койоты одолевают?
– Да, в этих местах нельзя без ружья, – по-своему понимает вопрос заправщик.
– А этот поселок… Много людей?
– Теперь двадцать шесть – на прошлой неделе родился ребенок, и вчера в брошенном доме поселились индейцы. Вон у порога дремлет старик…
Ветерок шевелит белье на веревке, петух за колонкой голосисто скликает кур. Индейцы-мальчишки по пустынной дороге самозабвенно катают старые шины.
– Тут и родились?
– Да, вот там, за холмами…
Пока мы возились в багажнике и снимали мальчишек, старожил Дакоты украсил шляпой колышек у колонки и, дымя сигаретой, прилег на траве подремать. Счастливо оставаться!
Снятая с колышка шляпа описала над головою хозяина полукруг:
– Счастливой дороги!..
«Население штата – 3,3 человека на километр», – прочли мы в дорожной книжке. Но даже эти «3,3 человека» куда-то исчезли. Пространства за рекою Миссури были безлюдны. Можно было подумать, что Колумб всего недели четыре назад обнаружил Америку.
По законам вполне объяснимым население США в самом центре страны – наиболее редкое. Глядя на карту, невольно думаешь: государство Америку вертели на какой-то бешеной центрифуге. Людей разнесло краям. А в центре (стержень вращения проходит в штате Канзас) людей осело немного.
Но это штаты-кормилицы, это глубинка Америки. В здешних местечках гнездится все что входит в понятие: старомодность, провинция, захолустье. Однако при нынешнем пересмотре жизненных ценностей обнаружилось: именно тут люди еще сохранили здоровый вкус к жизни. Тут еще сохранилась желанная тишина, воздух не пропитан бензином, вполне прозрачен, в нем еще держатся запахи трав и цветов. Темп жизни в этих мест не достиг состояния лихорадки. Тут самый здоровый климат в стране. Работа у людей по большей части всегда на воздухе. И, вполне естественно, именно тут обнаружены долгожители США. Считают, что на равнинах живут тугодумы, не очень склонные к переменам. При разного рода опросах институты общественного мнения непременно направляют сюда людей – «взять пробу в глубинке».
У штата Южная Дакота на равнинах особое положение. Земли тут начинают холмиться, появляются островки еловых и сосновых лесов. Почвы для пашни тут оказались малопригодными. И хотя Дакота выглядит, конечно, иначе, чем сто лет назад, все же именно тут можно почувствовать некую первозданность земли.
Плавно, с холма на холм, стелется холст бетона. Третий день едем, и по-прежнему степь. Горизонт временами так отдаляется, что полоску слияния неба с землей почти невозможно улавливать. Одеяло горячего воздуха над дорогой блестит как стекло. Обогнавшая нас машина плывет в этом плавленом воздухе, виден даже просвет между колесами и бетоном. Новый гребень дороги – новая даль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120