Поставить точку над могла бы только самая верная, генетическая, экспертиза. Для ее проведения нужна добрая воля родственников Николая Ивановича Кузнецова, а также правительства Украины и городских властей Львова. Оплатить такую экспертизу, отнюдь не дешевую, могло бы, наверное, правительство России. Ведь, по сути, Кузнецов – наш национальный герой, и российские власти должны быть заинтересованы в точном установлении факта: кто же именно похоронен на Холме Славы во Львове под камнем с барельефом знаменитого разведчика и надписью «Герой Советского Союза Николай Иванович Кузнецов»? Боюсь, однако, что родственники героя будут против новой экспертизы из-за опасения, что в могиле окажутся останки не легендарного разведчика. Украинские же власти могут возражать против этой экспертизы из опасений прямо противоположных: а вдруг подтвердится, что в могиле захоронен именно русский герой Кузнецов и никто другой?! Думаю, что в действительности здесь шансы «за» и «против» – пятьдесят на пятьдесят.
Если выяснится, что на львовском Холме Славы покоится Кузнецов, можно будет рассмотреть вопрос о переносе его праха на родину, на Урал. На Украине сейчас считаются героями бойцы Украинской Повстанческой Армии, от рук которых погиб Николай Иванович. И отношение к советскому разведчику здесь теперь иное, чем в 1960 году. Неудивительно, что его могила уже подвергалась варварскому осквернению. Наверное, лучше Кузнецову теперь бы лежать в родной земле.
Если же экспертиза докажет, что на Холме Славы покоится не Николай Иванович, а другой человек, то в этом тоже можно усмотреть некий нравственный смысл. Кузнецов два самых прекрасных года своей жизни блестяще играл роль обер-лейтенанта вермахта Пауля Зиберта. А после его смерти неизвестный павший германский офицер принят за легендарного советского разведчика. И может быть, сделать тогда это захоронение Могилой Неизвестного Немецкого Солдата? Сотни тысяч их вместе с миллионами красноармейцев нашли свою смерть на украинской земле, мужественно выполняя свой долг, веря, пусть обманываясь, что сражаются за родину и свой народ и не неся ответственности в своей подневольности и жертве за преступления нацистского режима.
– Мой друг Дэвид Глэнц свою книгу «Величайшее поражение Жукова. Впечатляющая неудача Красной Армии в операции «Марс»", о сражении на ржевско-вяземском плацдарме осенью и зимой 1942 года, посвятил «памяти десятков тысяч советских и германских солдат, которые сражались и погибли или выжили в ужасной мясорубке этой операции только для того, чтобы быть забытыми историей». Наверное, и нам через пятьдесят с лишним лет после окончания Второй мировой войны стоит так же относиться к нашим бывшим врагам и не считать солдат вермахта фашистами и преступниками?
И зачем нам этот миф? Пусть место и время смерти Кузнецова, подробности его последнего боя навсегда останутся неизвестны. Пусть мы не узнаем даже, погибли Николай Иванович в бою или был пленен, а потом расстрелян, убили ли его украинские повстанцы как немецкого офицера или как большевистского агента. Это был один из последних рыцарей нашей отнюдь не романтической эпохи, свято веривший в свою миссию. 20 сентября 1943 года, перед тем как пойти уничтожить заместителя Коха Даргеля (тот чудом уцелел), Николай Иванович оставил в отряде Медведева письмо, которое просил вскрыть только в случае своей гибели. Вот что писал он в этом своеобразном завещании:
«25 августа 1942 года в 24 часа 05 минут я спустился с неба на парашюте, чтобы мстить беспощадно за кровь и слезы наших матерей и братьев, стонущих под ярмом германских оккупантов.
Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром германского офицера, пробирался в самое логово сатрапа – германского тирана на Украине Эриха Коха. Теперь я перехожу к действиям.
Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но если для Родины, которую я люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик (хотя членом партии Кузнецов так и не стал, мировоззрение у него было коммунистическое; о таких говорили: «беспартийный большевик». – Б. С.). Пусть знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце. Пусть я умру, но в памяти моего народа патриоты бессмертны… Я пойду на смерть с именем моего Сталина, отца, друга, учителя. Передайте ему привет».
Николай Иванович Кузнецов обрел бессмертие. Мы не знаем, где его могила, но образ обер-лейтенанта Зиберта, бесстрашно расстреливающего высокопоставленных нацистов, навсегда останется в нашей памяти. Почти все жертвы кузнецовских пуль в той или иной мере были причастны к военным преступлениям или преступлениям против человечества. Эрих Кох в 1961 году польским судом был приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением (гаулейтер скончался в 1986 году). И в этом же ряду преступников, только рангом повыше, стоял тот, с чьим именем Николай Иванович Кузнецов шел на смерть, ничего не зная о злодеяниях сталинского режима.
Конечно, Кузнецова, гениального разведчика, обязательно стоило послать на многолетнюю нелегальную работу в Германию. Но, несомненно, начавшаяся война перечеркнула для него возможность такого предназначения. Времени на «акклиматизацию» нового резидента и создание в Рейхе его агентурной сети уже совсем не было. И Николая Ивановича, с его уникальными способностями, использовали как рядового фронтового разведчика, добывавшего сведения главным образом тактического характера, и как террориста, уничтожавшего чинов преступной оккупационной администрации. И в этом – тоже драматизм его судьбы…
ОХОТА НА СТАЛИНА ОСЕНЬЮ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО: НЕВЗОРВАВШИЙСЯ КОМ ГРЯЗИ
К тому времени, когда разворачивалась «одиссея» агентов Грегора и Игоря и происходило действие в романе Богомолова, в конце лета и осенью 1944-го, относится, возможно, и единственная попытка немецкой разведки организовать убийство Сталина. Хотя и здесь до сих пор больше вопросов, чем ответов, и нет уверенности, что такой план реально существовал, а не был придуман уже после войны заправилами немецких и советских спецслужб.
О попытке покушения на Сталина рассказал в своих мемуарах Шелленберг. Вот как это было по немецкой версии мемуаров:
«Рейхсминистр иностранных дел попросил меня приехать к нему по срочному делу в замок Фушль в Австрии. По дороге я заехал к Гиммлеру, который в то время находился в своем специальном поезде в Берхтесгадене (дело происходило в середине 1944 года. – Б. С.) Он сообщил мне в общих чертах, что Риббентроп собирается обсудить со мной вопрос о покушении на Сталина. Самому ему, сказал Гиммлер, очень нелегко отдавать такой приказ, так как он, как и Гитлер, верит в историческое провидение и считает Сталина великим вождем своего народа, призванным выполнять свою миссию. То, что Гиммлер решил все же устроить покушение на Сталина, свидетельствовало, насколько пессимистически он смотрел теперь на наше военное положение.
Когда я прибыл в Фушль, Риббентроп сначала завел разговор о США, о возможности повторного избрания Рузвельта на пост президента и о прочих вещах. Я поддерживал разговор и уже собирался откланяться, как вдруг Риббентроп переменил тон и с серьезным выражением лица попросил меня задержаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88