https://www.dushevoi.ru/products/dushevye-boksy/s_tureckoy_baney/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 



Константин Яковлевич Ваншенкин
Повезло
Ему действительно повезло. Вся рота уходила в гарнизонный наряд, а они с Митей Ополовниковым накануне вечером заступили дневальными по роте и теперь согласно уставу нигде не могли быть использованы, так как сами были после наряда. Ополовников, маленький, худенький, сменившись, уже спал на нижних нарах, в глубине, защищенной от света, а Игорь Саманин чуть отчужденно смотрел, как готовятся ребята к разводу караулов: подшивают подворотнички, драют ботинки. Рота шла и в полковой караул – к штабу, к знамени, к складам ПФС и ОВС, и к контрольно-пропускному пункту, и к дальнему складу боеприпасов, и патрулями по гарнизону, в поселок и на станцию. А свой взвод, второй, особенно не готовился, он шел в наряд на кухню. Потом загремели команды, и ребята, разобрав из пирамид оружие, вышли строиться, потом ушел кухонный наряд, и в ротной землянке стало непривычно пустынно и тихо. Проводив наряд, вернулся старшина, посмотрел на нового дневального, стоявшего у дверей, на другого, подметающего неровный пол в проходе, ничего не сказал и скрылся в каптерке. Саманин тоже лег на нары, но спать не стал, а с удовольствием думал о предстоящем, ничем не занятом вечере, о долгой ночи и долгом завтрашнем дне. Потом он вышел наружу и в едва наступающих осенних сумерках постоял между землянками. За стволами уже подсвеченных осенью берез, над овражком густели сизые слои не то тумана, не то дыма, где-то вдалеке прошла рота с песней, а в другом конце другая рота, с другой песней. Потом все стихло, и где-то очень уж далеко, в другом полку, трубач сыграл какой-то незнакомый сигнал, наверно, для командиров.
После ужина, не дожидаясь отбоя, они легли и тут же уснули, но часа через два их разбудили: ребята, вспомнив о них, принесли полбачка перловой каши – остатки от ужина. Едва его толкнули, Саманин сразу понял, в чем дело, и, почти не просыпаясь, достал ложку. Вместе с Митей и новыми дневальными они за несколько минут съели кашу, и в то же мгновение Митя снова уснул, а Саманин, набросив поверх белья шинель, вышел и еще выкурил цигарку.
Утром была возможность поспать хотя бы до завтрака, но внутри уже срабатывала какая-то пружина, и он проснулся перед самым подъемом. Митя спал, накрывшись с головой шинелью, и даже не пошевелился при сигнале.
Позавтракав, они вернулись в землянку. Прежде они никогда не были близки, но теперь их объединяла общность их положения, они были странно связаны ею и держались вместе.
Старшина задумчиво посмотрел на них, он не мог примириться с мыслью, что они ничем не заняты, это было ему неприятно. Однако он еще ничего не придумал.
Митя, маленький, остролицый, снова залег спать, а Саманин, томясь, сел на край нар рядом с ним.
– Старшина, на выход! – крикнул дневальный. Старшина проплыл в полумраке землянки, и по ярко освещенным ступенькам просверкали его сапоги.
– Старшина, – сказал властный голос снаружи. – Свободные люди есть?
– Свободных людей нет, – бодро ответил старшина, – рота находится в гарнизонном наряде. Один больной.
– А вчерашние дневальные? Старшина мгновение помедлил:
– Есть два человека.
– Немедленно в распоряжение начальника ОВС. Получат продукты сухим пайком и в Москву поедут.
– Есть! – сказал старшина и спросил: – Шинели им брать?
– Пусть возьмут, ночью холодно.
Старшина спустился по освещенным ступенькам.
– Саманин, Ополовников, в распоряжение начальника ОВС. Продукты получите сухим пайком. Взять шинеля. Старший – Саманин.
Они собрались у склада – восемь человек из разных рот. Дивизия переформировывалась – и меньшую ее часть составляли солдаты, которые были ее костяком, старые, свои, вместе повоевавшие. Их сразу можно было отличить и не только по медалям или нашивкам за ранения; на всех, кто уже побывал там, лежал какой-то отблеск, отсвет, отпечаток – как загар. А большинство было – как Саманин и Ополовников – из заволжского запасного полка, пополнение. Но Саманину уже хотелось тоже преодолеть нечто и походить на тех солдат, он уже осознавал, что без этого служба и все ее тяготы просто не имели смысла, и еще он предчувствовал, что будет это очень скоро.
У склада ОВС стоял– часовой из их роты, он обрадовался и удивился, увидав их, им это было приятно.
Став цепочкой, они начали загружать крытые брезентом грузовые «форды» старым обмундированием, б/у, настолько уже обветшавшим от ползания в нем по земле, разрывов, бесчисленных стирок, что починить его было уже невозможно. Эти гимнастерки со смутными следами от гвардейских значков и реже – от орденов и медалей, эти шаровары с неуловимым присутствием по швам карманов махорочной пыли были уложены аккуратными пачками и передавались из рук в руки. От них слабо исходил приятный запах каленого, как от жареных семечек – воспоминание о дезокамерах, куда они закладывались не раз, пока их владельцы мылись в бане.
Однажды, весенним холодным днем Саманин загружал дезокамеры – «вошебойки» – и так намерзся, что не выдержал, открыл дверцу – погреть спину. Тепло оттуда шло не так сильно, как он ожидал, и он все глубже туда вжимался и наконец залез весь, одна голова осталась снаружи, – ребята испугались, а ему ничего, погрелся и только.
Теперь, погрузив обмундирование в «форды», они все вместе пошли получать продукты. Концентраты и консервы сложили в плащ-палатку, а хлеб и сахар разделили тут же и рассовали по карманам шинелей. Часовой около склада ПФС был из своей роты и свой же часовой был у КПП, и Саманин окликнул его из кузова, а то бы он их не заметил.
Машины шли одна за другой по старой аллее, и ветки берез, уже сильно подсвеченных осенью, с шумом задевали крытые кузова, хлестали по ним, роняя на брезент желтые листья.
Саманин с Ополовниковым сидели в кузове предпоследней, пятой, машины, на старом обмундировании, от которого исходил приятный запах каленого. В последней машине, рядом с шофером, ехал краснолицый старшина-снабженец, а лейтенант, начальник ОВС, находился в головной.
Колонна выехала из расположения, миновала поселок и свернула на шоссе. С одинаковым интервалом в несколько метров, будто соединенные жестким буксиром в одно целое, слитно и мощно шли машины к Москве, лишь свистел, срываясь с брезентового верха, ветер. А кругом стоял тихий и ясный осенний день, ветер был только здесь, на шоссе, но и там, в солнечной ясности, ощущался и угадывался непоправимо крепнущий холодок. Пестрел лес по сторонам, и уже ярко желтела на черном маслянистом асфальте облетевшая листва. Свернувшись калачиком, дремал Митя Ополовников.
Из крытого грузовика было видно только то, что оставалось позади: машина с краснолицым старшиной, сидящим рядом с шофером, лес, деревня с церковью на холме. Иногда из-за последней машины выдвигались легковушка или «виллис» и обгоняли их, но это было редко, потому что колонна шла ходко, и не каждый решался на обгон. С правой стороны, с мгновенным ревом, проносились встречные машины из той неизвестной, невидимой жизни, которая была впереди. В грузовиках стояли и сидели люди. В одном кузове, держась за кабину, стояла молодая женщина или девушка, и когда машины поравнялись, у нее ветром взбило платье, и она чуть присела, придерживая подол. В какойто краткий миг они встретились взглядом, и он погрозил ей пальцем, а она засмеялась.
1 2 3 4
 сантехника мытищи 

 bon ton плитка