Первым побуждением Никифора было отправить наглеца на плаху, однако он быстро одумался: Иоанн Цимисес пользовался большой популярностью. Как в свое время сам Фока, он командовал Восточной армией, и добраться до него было затруднительно. Если же напасть открыто, то кто поручится, что Цимисес не последует примеру собственного дяди и не двинется с восставшим войском на Константинополь?
Укротив гнев, Никифор решил действовать осторожно. Воспользовавшись тем, что его целиком захваченный страстью племянник совершил служебную оплошность, базилевс лишил Цимисеса командования и приказал ему удалиться в свои малоазийские поместья. Императрица пришла в ярость, но ей тоже приходилось соблюдать осторожность, поэтому вступиться за любовника открыто она не посмела.
Никифор по-прежнему осыпал ее роскошными подарками и всячески демонстрировал свою любовь к ней, однако с каждым днем становилось все очевиднее, что он избегает близости и старается как можно реже встречаться с супругой. Под пышным золотым одеянием император теперь вновь носил власяницу и почти не показывался в гинекее. Ночи он проводил в своей комнате, где укладывался спать на полу, укрывшись от ночной прохлады шкурой пантеры и словно не замечая уютного ложа с мягкой периной. Впрочем, спал он мало, а вместо этого исступленно молился, посвящая святому бдению все больше и больше времени.
Теофания с вполне понятной тревогой наблюдала за странностями мужа. Она с содроганием замечала, как уменьшается ее власть над императором, ибо тот вновь окружил себя монахами и священниками. Но главное — ей была невыносима разлука с возлюбленным. Донельзя взбешенный Иоанн вынужден был отправиться в свои каппадокийские владения, и Теофания не помнила себя от горя: впервые она познала, что такое отчаяние и муки, впервые ее сердце терзалось неутоленными желаниями. И в душу прекрасной императрицы мало-помалу проникал яд ненависти и жажда мести…
Прошел год. В один прекрасный день Теофания не выдержала и потребовала вернуть изгнанника в Константинополь.
— Среди народа зреет недовольство тобой, а ты, словно обезумев, отослал вернейших своих людей! — говорила она мужу. — Ты настраиваешь против себя и удаляешь своих бывших сподвижников, тогда как должен был бы, напротив, опереться на них. Ты думаешь, я не знаю, что произошло сегодня, когда ты возвращался во дворец из церкви Святого Иоанна? Народ осыпал тебя проклятиями, а кое-кто даже кидался камнями. Твои реформы непопулярны, базилевс… а ты, подобно обиженному мальчику, надулся и спрятался от всех. Зато Полуэкт не дремлет, он настраивает против нас людей, и мы бессильны, потому что лучших своих полководцев ты изгнал.
С почерневшим от внезапного приступа ярости лицом Никифор, сжав кулаки, устремился к своей бесстыдной супруге.
— Если ты надеешься вымолить прощение для Цимисеса, Теофания, то у тебя ничего не выйдет! Уж я-то знаю, что о вас обоих рассказывают…
Императрица великолепно разыграла недоумение, пожав своими прекрасными плечами, прикрытыми лишь прозрачной тканью, на которой были вышиты золотом крохотные звездочки.
— Твой племянник интересует меня не больше, чем старое платье. Если тебя так тревожат эти глупые слухи, есть очень простой способ заткнуть болтливые рты. Ты должен женить Иоанна!
— Женить? На ком?
— Хотя бы на одной из твоих кузин. К примеру, Елена вполне для этого подходит. Она красива, богата и вдобавок носит титул принцессы. Такой брак польстит Цимисесу, и он простит совершенную тобой несправедливость.
Никифор недоверчиво вглядывался в лицо жены. Произнесенные Теофанией слова о браке заронили в его душу серьезные сомнения. Раньше он был уверен в ее виновности, но какая женщина согласится отдать своего возлюбленного другой?
Пока он размышлял, Теофания исподтишка наблюдала за ним, скрывая ненависть за беззаботной улыбкой. На груди у нее хранилось последнее письмо Иоанна:
«Постарайся добиться моего возвращения. Тогда мы обретем свободу. Я больше не могу жить без тебя…»
Теофания несколько раз возобновляла этот разговор, стараясь, однако, не быть слишком назойливой. Между тем женитьба Иоанна на Елене стала самым заветным ее желанием. В конечном счете она убедила императора, и Иоанну Цимисесу было разрешено покинуть Каппадо-кию. Впрочем, Никифор, не вполне избавившийся от подозрений, приказал ему поселиться не во дворце, а на роскошной вилле в Хризополисе, расположенной на другом берегу Босфора.
Счастливая Теофания с нетерпением ожидала приезда любовника. При этом она была так нежна с мужем, что Никифор в знак примирения даже согласился принять Иоанна в Священном дворце. Теперь Теофании предстояло осуществить вторую часть плана: несговорчивый базилевс должен был умереть.
Вилла в Хризополисе, утопавшая в зелени садов, которые спускались террасами к голубым водам Босфора, вскоре превратилась в место встреч тех, кто был недоволен политикой императора. Ядро заговора образовали офицеры Восточной армии, сохранившие верность своему бывшему генералу, а главной пружиной была, естественно, Теофания. Именно она с рвением страстно влюбленной женщины готовила почву для будущего триумфа Иоанна и одновременно обдумывала все детали убийства мужа.
С Никифором предстояло расправиться во дворце, где на каждом углу стояла стража, а значит, туда следовало внедрить своих сообщников.
— Нужно использовать гинекей, — сказала императрица любовнику. — Пусть несколько твоих людей переоденутся в женское платье. Я спрячу их среди горничных.
— Это слишком рискованно. На них могут обратить внимание: ведь раньше их никто не видел.
— Вовсе нет! Через три дня мы ждем в гости трех болгарских принцесс. Они пробудут у нас почти месяц. Твои люди могут выдавать себя за их служанок. Кому придет в голову приглядываться к ним?
Идея показалась Цимисесу удачной, и он согласился. В день приезда иностранных принцесс дюжина заговорщиков, выбранных среди самых юных и стройных воинов, укрылась в гинекее императорского дворца — базилисса лично провела их туда. Было решено убить Никифора в тот же день — вернее, в ночь с 10 на 11 декабря 969 года…
Однако кто-то шепнул императору о готовящемся нападении, и — к великому ужасу Теофании — двое стражей Никифора явились вечером в гинекей с приказом обыскать всех и вся.
Базилисса сама вышла им навстречу и с наигранным радушием провела их по всем комнатам гинекея. Либо в ее присутствии стражники не посмели обыскивать женщин, либо ей удалось подкупить их — как бы то ни было, явившись к Никифору, оба решительно заявили:
— Никого там нет, божественный император. Тебя обманули.
Полностью удовлетворенный, Никифор не стал продолжать расследование, и Теофания вздохнула с облегчением. Положительно, удача была на ее стороне!..
Расположившись на террасе гинекея, возвышавшейся над морем, чьи волны с рокотом бились о высокие стены, базилисса замерла в ожидании. Закутанная в широкий плащ из черной шерсти, она жадным взором вглядывалась в горизонт. Зимняя ночь была темна и безмолвна, но постепенно глаза ее свыклись с мраком. Ей показалось, будто на волнах качается какое-то пятно, но Теофания не была уверена, лодка ли это.
— Ты видишь что-нибудь? — прошептала она, обращаясь к своему спутнику, тоже закутанному в темный плащ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100