Я уселся в плетеное кресло-качалку, стал смотреть на звезды и прислушиваться к ночным звукам Папеэте. Открылись двери веранды. Вошла моя горничная, которой едва исполнилось четырнадцать лет. За две недели до этого она приехала с островов Туамоту. По-французски говорит очень плохо, Папеэте и «Роял клаб» совсем еще не знает, и вся она в точности такая, как девушки на картинах великого Гогена.
И при этом – жаркая ночь. Бедра молоденькой горничной обвиты легким паре, в волосах красные цветы гибискусов. Мне хочется задать ей какой-нибудь вопрос Но о чем спрашивать здесь, на Таити, когда наступает ночь...
Потом я задавал вопросы уже себе самому. В чем коренится, на чем основана эта глупая сентиментальность, это очарование, воздействующее и на меня, человека, который должен быть объективным и внимательным наблюдателем, а не одним из участников этой фальшивой игры? Почему именно Таити, таитяне и, конечно, таитянки уже двести лет играют главную роль в пьесе о «последнем рае». Роль приторно сладкая, часто невыносимо сентиментальная и притом, как это ни странно, иногда и правдивая.
В чем твоя притягательная сила, Таити? В чем состоят твои чары? Почему грезы и явь переплетаются здесь теснее, чем где-либо в другом месте?
На следующий день я словно отрезвел. Порт был таким же грязным, как почти все порты в мире. Клубы днем оказались похожими на давно изношенные бальные платья, а гостиница на набережной – еще более душной.
Я удрал из своей деревянной камеры еще до рассвета. Порт уже стонал голосами кранов, старающихся поднять непосильную ношу. А я отправился подальше от набережной, в центр города. Все таитяне – ведь меня на этот остров влекли именно они, а вовсе не европейские моряки или владельцы китайских баров, – выйдя на набережную из своих легких лодочек, двигались теперь в одном направлении.
Я последовал за ними, как детектив, который уверен, что идет по верному следу. В нескольких кварталах от набережной Вир Хакейм, в конце улицы 22 августа – эта дата напоминает о временах первой мировой войны, когда беззащитный город засыпали шрапнелью немецкие крейсеры «Шанхорст» и «Гнейзенау», – оказался городской рынок.
И здесь наконец я увидел таитян, одних только таитян. Они привозят на рынок этого единственного во всей Французской Полинезии большого города главным образом рыбу – бесчисленное множество разноцветных тихоокеанских рыб самых невероятных пород. Наряду с рыбой и другими дарами моря упитанные таитянские торговки предлагают плоды тропической земли: манго, авокадо, папайю и, конечно же, знаменитую ваниль.
Рынок в Папеэте, даже не знаю почему, напомнил мне камбоджийские базары. Около него стоят десятки раскрашенных, невероятно обшарпанных грузовиков с наскоро сколоченной крышей, на которых сюда приезжают жители окрестных сел.
Свои допотопные средства передвижения таитяне называют «трак» – английское слово, которое дошло даже сюда, на край света. Вокруг меня – полинезийский мир.
На первом этаже Этнографического музея, в разделе, посвященном истории архипелага, который сейчас носит название островов Общества, выставлены регалии таитянских вождей. Эти знаки власти (жезл, герб и даже корона) великолепно знакомы нам, европейцам, как символы самодержавия. И это не случайно. Ведь благодаря благосклонности европейцев, и особенно огнестрельному оружию, переданному вождю одного из небольших независимых таитянских племен, он стал монархом сначала острова, а впоследствии и всего архипелага.
На Таити уже не осталось в живых представителей таитянской королевской династии. Но сохранился дворец, жезл, герб, штандарт и корона. И, конечно, могилы – памятники давно угасшей славы.
В ЗАЛИВЕ МЯТЕЖНИКОВ
(первая таитянская легенда)
Я продолжаю свой путь вдоль побережья острова по его окружности и, минуя большие деревни Аруе и Тахару, попадаю на самый северный выступ – мыс Венера.
Почти весь он, замыкающий просторную, очень красивую бухту, покрыт пальмовой рощей. Над деревьями возвышается белый маяк, свет которого виден на расстоянии пятидесяти километров. Прямо под маяком – монумент, напоминающий о том, что здесь в 1777 году с яхты «Дафф» на берег вышли первые английские миссионеры.
В нескольких десятках метров от монумента находится еще один памятник. Он свидетельствует о посещении острова самым знаменитым исследователем Южных морей – капитаном Куком, который как раз отсюда вместе с двумя учеными, Соландером и Грином, по просьбе Королевского астрономического общества наблюдал за прохождением Венеры через солнечный диск. Именно поэтому мыс, где была расположена обсерватория капитана Кука, назван именем Венеры.
Бухта, образованная мысом Венера, с 1767 года, когда на Таити ступил первый европеец – капитан Самюэль Уэллс, прибывший на корабле «Дельфин», стала излюбленным местом стоянки сначала английских, а потом и французских кораблей.
Называется она Матаваи, что означает «взгляд на воду», или «вид на море».
Бухта Матаваи стала опорным пунктом первых европейцев. На ее берегу один из офицеров «Дельфина», лейтенант Ферн, поднял британский флаг, подчинив таким образом Таити власти английского короля. Вновь открытую землю он назвал островом Георга III, а залив Матаваи стал королевским портом – Порт-Роялом.
Вскоре после «Дельфина» якорь в этой бухте бросили корабли знаменитого Кука, который наряду с астрономическими наблюдениями занимался также изучением Таити и соседних островов. Вместе с одним из таитянских верховных жрецов, Тупале, он побывал на Подветренных островах – Хуахине и священной Раиатеа.
Подветренные и Наветренные острова Кук назвал островами Общества в честь лондонского Королевского общества. Название это сохранилось и до наших дней.
Уэллс, первый, кто посетил Таити, подарил островитянам кошку и несколько других мелких домашних животных, до того времени неизвестных в Полинезии. Кук оказался значительно щедрее. Во время своего вторичного посещения Таити в 1778 году мореплаватель преподнес таитянскому королю Помаре I, кроме всего прочего, быка и трех коров.
Через год после последнего посещения Куком Таити в бухте Матаваи бросил якорь трехмачтовый бриг «Баунти», которым командовал капитан Уильям Блай. А так как Блай и «Баунти» связаны с Таити больше, чем кто-либо, то история этого брига уже стала легендой и легла в основу мифа о «последнем рае». Мне хочется о ней рассказать.
Долгое время главную роль в этой истории играл сам капитан Уильям Блай. Не так давно я неожиданно вновь услышал его имя во время поездки по рассыпанным на большом пространстве островам Карибского моря. На одном из небольших островов я изучал так называемых черных карибов – своеобразных индейско-негритянских метисов. В ботаническом саду столицы острова – Кингстауна я обнаружил необычное растение – тихоокеанское хлебное дерево. Это первое подобное дерево на Антильских островах; оно выращено из саженца, «внука» того деревца, которое привез с Таити здешним плантаторам Уильям Блай.
Высокое зеленое растение с круглыми желтоватыми плодами – хлебное дерево Полинезии – послужило единственной целью экспедиции «Баунти» на Таити. Во всем, собственно, «виноват» оказался капитан Кук. Он первым обратил внимание на то, насколько неприхотливо таитянское хлебное дерево и как полезны его плоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42