В считанные секунды следовало определить, не совершает ли он ошибки. Трещина! Удержав машину в воздухе, он успел заметить прямо по курсу глыбу развороченного льда и круто взмыл вверх. Искоса взглянул на Уткина, с того градом лил пот. Вот тебе, друг, и «подходяще», хороша была бы посадка…
Пришлось начинать все сначала: выходить из облачности, искать разрыв и ловить миг удачи. А сумерки достигли максимума, скоро начнет темнеть… Бесконечно долго, не меньше четверти часа кружил Блинков над припаем, пока не усмотрел площадку длиной примерно с три четверти километра, то есть вполне достаточную, если своевременно начать снижение. Развернувшись на 180 градусов, Блинков лег на обратный курс и вышел против ветра.
— Приготовиться к посадке!
Тридцать… двадцать… десять…
Лыжи ударились о поверхность, самолет, подпрыгивая и трясясь, стремительно понесся по припаю, и для уменьшения длины пробега Блинков полностью отклонил закрылки. Скорость стала быстро гаснуть, но в тот самый момент, когда Блинков уже уверовал, что сел благополучно, самолет резко тряхнуло, бросило вправо, он клюнул — и остановился…
Очень не понравился Блинкову этот не очень четкий, но все-таки клевок.
— При-ехали, — опустошенно протянул Уткин. — Плохие дела, командир.
Холодея от догадки, Блинков непослушными руками отстегнул ремни и поспешил на выход.
При столкновении с полуметровым ропаком подломился один из подкосов передней стойки шасси.
Обнаружит ли он в избушке людей, Блинков еще но знал, а вот в том, что с припая теперь не взлететь, никаких сомнений не было.
ПРИЗНАНИЕ
Анисимов потемнел лицом.
— Так и сказал, на Медвежий?
— Да, дядя Илья, на Медвежий, — торопливо ответил Гриша.
— И больше ничего, дружок?
Гриша на мгновенье заколебался.
— Сказал, что там много еды и он принесет.
— И больше ничего? — настаивал Анисимов.
— Взял с меня слово, что я никому не скажу, — признался Гриша. — То есть никого не разбужу, а буду ждать, пока вы не проснетесь.
— Так. — Анисимов стал натягивать сапоги, отбросил их. — Возьму твои, Боря, мои не высохли. Сколько времени прошло, как думаешь, Гриша?
— Это я знаю точно, три часа и еще несколько минут.
— Откуда такая точность? — удивился Белухин. — Часов-то у тебя нет.
— А я больше не спал, лежал и считал, — с гордостью сказал Гриша. — Я был уверен, что меня об этом спросят.
— И зря лежал, — буркнул Кислов. — Сразу разбудить нужно было.
— Хорошо. — Анисимов обул сапоги, потопал ими, поставил на предохранитель и сунул и карман куртки пистолет. — То есть хорошего мало. Захар, Михаил Иваныч, Солдатов, Игорь — пойдете со мной.
— Нельзя вам, температура у вас сильно повышенная, — запротестовала Лиза. — И Слава со вчерашнего не отошел…
— Захар, прихватишь из тамбура колун, — выходя, напомнил Анисимов.
— Погоди, — слезая с полатей, заторопился Белухин, — может, и я.
Охнув, он замер, согнувшись, и махнул рукой.
* * *
За ночь погода ухудшилась. Ветер выл, свистел, резал лицо, в сумеречной мгле даже в трех метрах виден был лишь силуэт идущего в цепочке рядом, а следы заметало на глазах: сделаешь несколько шагов, обернешься — а твоих дальних следов уже нет, будто не ты здесь шагал, а бесплотный ангел.
Затемпературил, нашел место и время, упрекнул себя Анисимов. Дышать было трудно, лихорадка била его. Хорошо хоть догадался сухие сапоги обуть. Наверное, наглотался холодного воздуха, когда драпали с Димой от медведя, заметили его вдалеке, а ведь за какие-то две минуты догнал; если б своими глазами не видел, никогда бы не поверил — такие прыжки зверюга выдавал, куда там олимпийским чемпионам. И потом, когда с Белухиным пошли на скалу — сгоряча грудь нараспашку, а потный был, вот и схватило. Ладно, разойдусь как-нибудь…
Вылазку он, конечно, затеял безнадежную, но не делать ее нельзя. За три с лишним часа с Димой могло произойти всякое. А вдруг понял, что до Медвежьего не добраться, и стал возвращаться на Колючий? В этом случае есть надежда, что блуждает он где-то неподалеку и цепочка из пяти человек может его зацепить. Только вряд ли он повернет назад, не в его характере это, будет пыхтеть, ползти вперед как паровоз, пока хватит угля, а кончится — еще и по инерции… И все равно вылазка имеет смысл, вернее, будет иметь, если добраться по меньшей мере до айсберга: обнаружатся там Димины следы — значит, направление он выбрал верное, а не обнаружатся…
На припае задуло так, что цепочку спружинило — люди инстинктивно подтянулись друг к другу. Сгорбившись, натянув на лица шарфы по самые глаза, они старались идти совсем рядом, и Анисимову приходилось покрикивать на них, чтобы растянуть цепочку. Людей шатало, и не столько от ветра, понимал Анисимов, сколько от слабости; разъезжались, скользили по льду ноги, то один падал, то другой, но ни взглядом, ни словом никто не намекал на бессмысленность этой вылазки. Как и вчера, хуже всех приходилось Солдатову, который сдуру не надел на Диксоне теплое белье (на совет Белухина отмахнулся презрительно — никогда, мол, не ношу); совсем закоченел Солдатов и еле плелся. Можно было, конечно, оставить его дома, но делать поблажки растяпам Анисимов не любил. Ничего, молодой еще, жилистый, отойдет, а урок запомнит.
Сильный, чуть не сбивающий с ног порыв ветра на миг разогнал пелену, и Анисимов различил впереди айсберг. «Через него, что ли, дорога на Медвежий?» — спросил вчера Дима. А ему, Анисимову, и в голову не пришло, что спросил Дима не просто так, а с дальним прицелом! Эх, не тот получился у них разговор…
Хотя айсберг, казалось, возвышался совсем близко, добирались к нему долго, не меньше получаса. Минут десять потратили только на то, чтобы обойти широкую полынью, да еще один раз Захару померещился медведь; сгрудившись, долго ждали и всматривались, пока не догадались, что это небольшой торос: встреча с медведем, особенно с подранком, сулила мало хорошего, да и патронов в «Макарове» осталось всего четыре штуки.
Дальше к айсбергу не шли, а чуть ли не бежали.
— Илья Матвеич! — закричал Игорь. — Есть!
У подножия айсберга с подветренной стороны отчетливо виднелись следы.
* * *
Дав людям передохнуть в защищенном от ветра месте, Анисимов решил возвращаться назад.
Уже в нескольких шагах от айсберга следы терялись — их давным-давно замело; а поле впереди лежало открытое — с верхушки айсберга это было отчетливо видно; в поземке на таком поле ничего не стоило заблудиться, да и сил у оголодавших людей осталось немного. В этих условиях продолжать идти вперед было напрасным, и, хуже того, опасным донкихотством, которого бы никто не понял.
Только здесь, стоя на верхушке айсберга, Анисимов осознал, насколько жалкой была его надежда — чуточку успокоиться, если обнаружатся Димины следы. Что толку в том, что направление он взял верное, когда впереди адова пустыня. Коченея, Анисимов долго стоял и смотрел в расстилающуюся перед глазами темно-серую круговерть, и как тогда, когда самолет уходил в воду, горестный спазм перехватил горло и рука сама потянулась к шапке, чтобы обнажить голову, будто завиделась в этой круговерти могила бортмеханика Дмитрия Кулебякина.
— Дима, Дима… — не слыша своего голоса, пробормотал он и поник головой.
Медленно и осторожно спустился с десятиметровой высоты.
— Домой, — коротко приказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Пришлось начинать все сначала: выходить из облачности, искать разрыв и ловить миг удачи. А сумерки достигли максимума, скоро начнет темнеть… Бесконечно долго, не меньше четверти часа кружил Блинков над припаем, пока не усмотрел площадку длиной примерно с три четверти километра, то есть вполне достаточную, если своевременно начать снижение. Развернувшись на 180 градусов, Блинков лег на обратный курс и вышел против ветра.
— Приготовиться к посадке!
Тридцать… двадцать… десять…
Лыжи ударились о поверхность, самолет, подпрыгивая и трясясь, стремительно понесся по припаю, и для уменьшения длины пробега Блинков полностью отклонил закрылки. Скорость стала быстро гаснуть, но в тот самый момент, когда Блинков уже уверовал, что сел благополучно, самолет резко тряхнуло, бросило вправо, он клюнул — и остановился…
Очень не понравился Блинкову этот не очень четкий, но все-таки клевок.
— При-ехали, — опустошенно протянул Уткин. — Плохие дела, командир.
Холодея от догадки, Блинков непослушными руками отстегнул ремни и поспешил на выход.
При столкновении с полуметровым ропаком подломился один из подкосов передней стойки шасси.
Обнаружит ли он в избушке людей, Блинков еще но знал, а вот в том, что с припая теперь не взлететь, никаких сомнений не было.
ПРИЗНАНИЕ
Анисимов потемнел лицом.
— Так и сказал, на Медвежий?
— Да, дядя Илья, на Медвежий, — торопливо ответил Гриша.
— И больше ничего, дружок?
Гриша на мгновенье заколебался.
— Сказал, что там много еды и он принесет.
— И больше ничего? — настаивал Анисимов.
— Взял с меня слово, что я никому не скажу, — признался Гриша. — То есть никого не разбужу, а буду ждать, пока вы не проснетесь.
— Так. — Анисимов стал натягивать сапоги, отбросил их. — Возьму твои, Боря, мои не высохли. Сколько времени прошло, как думаешь, Гриша?
— Это я знаю точно, три часа и еще несколько минут.
— Откуда такая точность? — удивился Белухин. — Часов-то у тебя нет.
— А я больше не спал, лежал и считал, — с гордостью сказал Гриша. — Я был уверен, что меня об этом спросят.
— И зря лежал, — буркнул Кислов. — Сразу разбудить нужно было.
— Хорошо. — Анисимов обул сапоги, потопал ими, поставил на предохранитель и сунул и карман куртки пистолет. — То есть хорошего мало. Захар, Михаил Иваныч, Солдатов, Игорь — пойдете со мной.
— Нельзя вам, температура у вас сильно повышенная, — запротестовала Лиза. — И Слава со вчерашнего не отошел…
— Захар, прихватишь из тамбура колун, — выходя, напомнил Анисимов.
— Погоди, — слезая с полатей, заторопился Белухин, — может, и я.
Охнув, он замер, согнувшись, и махнул рукой.
* * *
За ночь погода ухудшилась. Ветер выл, свистел, резал лицо, в сумеречной мгле даже в трех метрах виден был лишь силуэт идущего в цепочке рядом, а следы заметало на глазах: сделаешь несколько шагов, обернешься — а твоих дальних следов уже нет, будто не ты здесь шагал, а бесплотный ангел.
Затемпературил, нашел место и время, упрекнул себя Анисимов. Дышать было трудно, лихорадка била его. Хорошо хоть догадался сухие сапоги обуть. Наверное, наглотался холодного воздуха, когда драпали с Димой от медведя, заметили его вдалеке, а ведь за какие-то две минуты догнал; если б своими глазами не видел, никогда бы не поверил — такие прыжки зверюга выдавал, куда там олимпийским чемпионам. И потом, когда с Белухиным пошли на скалу — сгоряча грудь нараспашку, а потный был, вот и схватило. Ладно, разойдусь как-нибудь…
Вылазку он, конечно, затеял безнадежную, но не делать ее нельзя. За три с лишним часа с Димой могло произойти всякое. А вдруг понял, что до Медвежьего не добраться, и стал возвращаться на Колючий? В этом случае есть надежда, что блуждает он где-то неподалеку и цепочка из пяти человек может его зацепить. Только вряд ли он повернет назад, не в его характере это, будет пыхтеть, ползти вперед как паровоз, пока хватит угля, а кончится — еще и по инерции… И все равно вылазка имеет смысл, вернее, будет иметь, если добраться по меньшей мере до айсберга: обнаружатся там Димины следы — значит, направление он выбрал верное, а не обнаружатся…
На припае задуло так, что цепочку спружинило — люди инстинктивно подтянулись друг к другу. Сгорбившись, натянув на лица шарфы по самые глаза, они старались идти совсем рядом, и Анисимову приходилось покрикивать на них, чтобы растянуть цепочку. Людей шатало, и не столько от ветра, понимал Анисимов, сколько от слабости; разъезжались, скользили по льду ноги, то один падал, то другой, но ни взглядом, ни словом никто не намекал на бессмысленность этой вылазки. Как и вчера, хуже всех приходилось Солдатову, который сдуру не надел на Диксоне теплое белье (на совет Белухина отмахнулся презрительно — никогда, мол, не ношу); совсем закоченел Солдатов и еле плелся. Можно было, конечно, оставить его дома, но делать поблажки растяпам Анисимов не любил. Ничего, молодой еще, жилистый, отойдет, а урок запомнит.
Сильный, чуть не сбивающий с ног порыв ветра на миг разогнал пелену, и Анисимов различил впереди айсберг. «Через него, что ли, дорога на Медвежий?» — спросил вчера Дима. А ему, Анисимову, и в голову не пришло, что спросил Дима не просто так, а с дальним прицелом! Эх, не тот получился у них разговор…
Хотя айсберг, казалось, возвышался совсем близко, добирались к нему долго, не меньше получаса. Минут десять потратили только на то, чтобы обойти широкую полынью, да еще один раз Захару померещился медведь; сгрудившись, долго ждали и всматривались, пока не догадались, что это небольшой торос: встреча с медведем, особенно с подранком, сулила мало хорошего, да и патронов в «Макарове» осталось всего четыре штуки.
Дальше к айсбергу не шли, а чуть ли не бежали.
— Илья Матвеич! — закричал Игорь. — Есть!
У подножия айсберга с подветренной стороны отчетливо виднелись следы.
* * *
Дав людям передохнуть в защищенном от ветра месте, Анисимов решил возвращаться назад.
Уже в нескольких шагах от айсберга следы терялись — их давным-давно замело; а поле впереди лежало открытое — с верхушки айсберга это было отчетливо видно; в поземке на таком поле ничего не стоило заблудиться, да и сил у оголодавших людей осталось немного. В этих условиях продолжать идти вперед было напрасным, и, хуже того, опасным донкихотством, которого бы никто не понял.
Только здесь, стоя на верхушке айсберга, Анисимов осознал, насколько жалкой была его надежда — чуточку успокоиться, если обнаружатся Димины следы. Что толку в том, что направление он взял верное, когда впереди адова пустыня. Коченея, Анисимов долго стоял и смотрел в расстилающуюся перед глазами темно-серую круговерть, и как тогда, когда самолет уходил в воду, горестный спазм перехватил горло и рука сама потянулась к шапке, чтобы обнажить голову, будто завиделась в этой круговерти могила бортмеханика Дмитрия Кулебякина.
— Дима, Дима… — не слыша своего голоса, пробормотал он и поник головой.
Медленно и осторожно спустился с десятиметровой высоты.
— Домой, — коротко приказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53