Его руки в перчатках уперлись в стекло тяжело и внушительно.
– У нас учет, – смело отшила пришельца Даша, но кряжистый субъект в черном пальто пропустил это мимо ушей.
– Человек приносил кусок пленки, – не спросил, а жестко заявил мужчина, замотанный шарфом и скрытый шерстяной шапкой. – Он делал отпечатки. Я точно знаю, мне сказали. Человек здесь бывает, живет где-то рядом.
– Гражданин, вы не слышали? У-нас-у-чет!
По-собачьи склонив большую голову набок, мужчина с темным заросшим лицом внимательно всмотрелся в лживую Дашу, преспокойно сгреб ее левой за волосы и рывком пригнул к прилавку, поближе к себе. Выступ на его палочке раскрылся со щелчком выкидного ножа, превратившись в большой коготь.
– Не врать, – холодно потребовал клиент, приставив коготь к горлу жалобно вскрикнувшей Даши. – Человек сказал фамилию. Какая фамилия?
– Э-э, вы!… – встревоженно вскочил Вася, решив изобразить крутого киногероя. – Это вы что?! Ну-ка, кончайте!
Человек в черном пальто, не отпуская замершую от испуга Дашу, перевел палочку на Васю; коготь с металлическим звуком вытянулся по оси палочки, став клинком-полумесяцем. Вася благоразумно отшатнулся, налетев задом на стол с монитором.
– И тебя тоже?… – спросил человек. – Фамилию.
Убедившись, что Вася не опасен, а накрашенные девушки ни на что не способны, он каким-то движением пальцев заставил коготь вновь согнуться под прямым углом к витой рукояти и провел его заостренным концом по шее Даши, оставляя кровоточащую царапину.
– Пустите! А-ай! – согнутая Даша завизжала, извиваясь.
Маша наконец-то опомнилась и крикнула:
– Митя! Митя! Тут бандит! Митя, скорей!
– Фамилию, – повторил человек в черном пальто. Тем временем публика неуловимо быстро отхлынула от пункта фотосервиса, приглушенно галдя и беспомощно переглядываясь. Накачанный Митя в костюме с бей-джем “Охрана магазина” и отглаженных брюках, спешно дожевывая жвачку, деловито пробирался на помощь Даше и разминал руки для драки. За ним устремился напарник, крикнув кому-то: “Вызывай ментовку!”
Удерживая Дашу, человек в черном пальто полуобернулся и взмахом полоснул по груди слишком близко подошедшего Мити, вытянутым когтем развалив ткань костюма, словно бритвой. Митя, заметно сбледнув с лица, в точности повторил маневр Васи.
– Заруцкий! Он – Заруцкий! – рыдала Даша.
Человек тотчас выпустил ее и направился – не к выходу, а к входу в магазинную подсобку. Люди отпрянули с его пути, сшибая друг друга, а он, распрямив руку, позволил когтю сложиться, после чего боевой инструмент как на резинке убрался в рукав. Дверь подсобного помещения стукнула, и сразу после этого раздался гром падения – не поворачивая головы, человек обрушил поперек прохода стеллаж с упаковками.
– Вы чего тут расха… – высунулся навстречу грузчик в зеленом комбинезоне, но человек в черном пальто одним движением отшвырнул его с дороги, как пустотелый картонный муляж. Дерзкий пришелец смотрел лишь перед собой, и щели его глаз лучились от счастья.
– Вить, а ты зачем это снял?… – спросила рыжая девушка, склонившись над лежащими веером на столе четырьмя фотками.
В окнах студии смеркался быстротечный зимний день; стекла затягивало иссиня-серой мглой. Лампы струили голубовато-белый свет, сияющим бесплотным озером заливший пол и обшарпанную мебель логова Заруцкого. Рыжая девушка, временно ставшая хозяйкой богемной норы, слонялась между плитой, где пыхтели две кастрюльки, периодически трясущимся холодильником и рабочим местом Виктора – тот, сидя враскорячку на облупленном винтовом табурете и закатав рукава, придирчиво осматривал новую глиняную голову на подставке.
– Как его будут звать? – положив подбородок на плечо бойфренду, Лена тоже уставилась на ком глины, где явственно обозначилось лицо.
– Бармалей, министр финансов. – Руки Виктора выделили веки изваяния, создали зрачки-вмятины. – Он тыщу лет лежал в гробнице. Смотри, он ест тебя глазами.
– И что он думает?
– “Ого! – думает он, – с театральным выражением продекламировал Виктор. – Белокожая девушка с огненными волосами! Наверно, она пылкая, как необъезженная кобылица Эх, здорово было бы обуздать такую!”
Лена засмеялась, обнимая Виктора сзади.
– Что за черную колоду ты снял? – оглянулась она на стол.
– Это? Не я, – Виктор колдовал над головой Бармалея. – Нашел на улице обрезок пленки, показалось занятно – какой-то странный надолб. Место незнакомое – и не найдешь, где есть такое.
– Вот еще, загадка, – Лена пренебрежительно пожала плечами. – Это ж рядом, где дом Светки Малышевой, отсюда полтора квартала, только надо смотреть от железной дороги – а ты ходишь другим путем. У них на стене узор кафелем, ни с чем не спутаешь – только ничего такого черного там нет. Зачем ты все с земли поднимаешь, Вить? Мало грязи в доме, что ли? Пленка какая-то… фу!
– Чем тебе фотки не угодили? – сердито нахохлился Виктор. – Лежат – и пусть лежат! Тебя не трогают!
– Ты не кричи на меня! Фотки эти – противные!
– Да почему?!
– Не знаю! Мне от них тошно сделалось! Давай я их выкину!
– Не хозяйничай.
– Сам-то хозяин! Ты сметаны к творогу купил? Нет? Значит, мне придется идти, как всегда!
– А обойтись нельзя?
– Сам жуй без сметаны, очень полезно, склероза не будет, – ворчала Лена, одеваясь. – Ну хоть дай я их с глаз уберу, эти фото!…
– Не трожь! Переложишь как убьешь – я потом никогда не найду. Сам уберу, – ополоснув глиняные руки в тазике, встал Виктор.
– Чтоб, когда я пришла, духу их не было, – категорически заявила подруга с порога. – Мне от них страшно и жить с тобой не хочется. Эта клякса – как дыра в гробу, и черт-те что копошится! Вот!
Виктор заглянул в пластмассовую миску с творогом и тяжело вздохнул, потом сбросил пленку с фотографиями в ящик стола. Звук ножа возник где-то под потолком, слабо взвизгнул и затих.
На автовокзале центральный зал ломился от пестрящих товарами ларьков и киосков. Людская каша ворочалась в тесноте между торговых точек, галдя и покрикивая, ругаясь и пытаясь начать драку у касс, а динамик под обветшавшей схемой рейсов хрипел и надрывался:
– Автобус на Октябрьский поселок рейсом восемнадцать двадцать пять задерживается выходом из гаража! Повторяю – автобус на Октябрьский поселок…
Толстые мордастые милиционеры в зимних шапках и пухлых куртках с омерзением и скукой обходили закутки и темные утлы, то пинком, то тычком резиновой дубины взбадривая притулившихся в тепле бомжей и бомжих. Синюшные одутловатые жители подзаборного пространства смиренно поднимали свои зловонные тела с заботливо расстеленных картонок и перебирались на другое место вместе с барахлом, набитым в рваные и крест-накрест заклеенные скотчем пакеты с лицами сияющих красоток. Достался хлесткий удар по филейным частям и бомжу в потасканном черном пальто, лежащему, поджав ноги, в обнимку с мешком из-под сахара. От удара человек дернулся, но мигом стих, ворча что-то вроде: “Ухожу я, ухожу, видите?…” – поднялся и, низко ссутулившись, побрел к выходу, волоча мешок по полу, покрытому слякотью из грязи, снега и опилок. Франтоватый бомж – в перчатках! Не выходя, он задержался в тамбуре и сел на корточки так, чтоб его не толкали, по соседству с широкогорлой и угловатой сварной урной, прикованной цепью к трубе.
1 2 3 4 5 6 7
– У нас учет, – смело отшила пришельца Даша, но кряжистый субъект в черном пальто пропустил это мимо ушей.
– Человек приносил кусок пленки, – не спросил, а жестко заявил мужчина, замотанный шарфом и скрытый шерстяной шапкой. – Он делал отпечатки. Я точно знаю, мне сказали. Человек здесь бывает, живет где-то рядом.
– Гражданин, вы не слышали? У-нас-у-чет!
По-собачьи склонив большую голову набок, мужчина с темным заросшим лицом внимательно всмотрелся в лживую Дашу, преспокойно сгреб ее левой за волосы и рывком пригнул к прилавку, поближе к себе. Выступ на его палочке раскрылся со щелчком выкидного ножа, превратившись в большой коготь.
– Не врать, – холодно потребовал клиент, приставив коготь к горлу жалобно вскрикнувшей Даши. – Человек сказал фамилию. Какая фамилия?
– Э-э, вы!… – встревоженно вскочил Вася, решив изобразить крутого киногероя. – Это вы что?! Ну-ка, кончайте!
Человек в черном пальто, не отпуская замершую от испуга Дашу, перевел палочку на Васю; коготь с металлическим звуком вытянулся по оси палочки, став клинком-полумесяцем. Вася благоразумно отшатнулся, налетев задом на стол с монитором.
– И тебя тоже?… – спросил человек. – Фамилию.
Убедившись, что Вася не опасен, а накрашенные девушки ни на что не способны, он каким-то движением пальцев заставил коготь вновь согнуться под прямым углом к витой рукояти и провел его заостренным концом по шее Даши, оставляя кровоточащую царапину.
– Пустите! А-ай! – согнутая Даша завизжала, извиваясь.
Маша наконец-то опомнилась и крикнула:
– Митя! Митя! Тут бандит! Митя, скорей!
– Фамилию, – повторил человек в черном пальто. Тем временем публика неуловимо быстро отхлынула от пункта фотосервиса, приглушенно галдя и беспомощно переглядываясь. Накачанный Митя в костюме с бей-джем “Охрана магазина” и отглаженных брюках, спешно дожевывая жвачку, деловито пробирался на помощь Даше и разминал руки для драки. За ним устремился напарник, крикнув кому-то: “Вызывай ментовку!”
Удерживая Дашу, человек в черном пальто полуобернулся и взмахом полоснул по груди слишком близко подошедшего Мити, вытянутым когтем развалив ткань костюма, словно бритвой. Митя, заметно сбледнув с лица, в точности повторил маневр Васи.
– Заруцкий! Он – Заруцкий! – рыдала Даша.
Человек тотчас выпустил ее и направился – не к выходу, а к входу в магазинную подсобку. Люди отпрянули с его пути, сшибая друг друга, а он, распрямив руку, позволил когтю сложиться, после чего боевой инструмент как на резинке убрался в рукав. Дверь подсобного помещения стукнула, и сразу после этого раздался гром падения – не поворачивая головы, человек обрушил поперек прохода стеллаж с упаковками.
– Вы чего тут расха… – высунулся навстречу грузчик в зеленом комбинезоне, но человек в черном пальто одним движением отшвырнул его с дороги, как пустотелый картонный муляж. Дерзкий пришелец смотрел лишь перед собой, и щели его глаз лучились от счастья.
– Вить, а ты зачем это снял?… – спросила рыжая девушка, склонившись над лежащими веером на столе четырьмя фотками.
В окнах студии смеркался быстротечный зимний день; стекла затягивало иссиня-серой мглой. Лампы струили голубовато-белый свет, сияющим бесплотным озером заливший пол и обшарпанную мебель логова Заруцкого. Рыжая девушка, временно ставшая хозяйкой богемной норы, слонялась между плитой, где пыхтели две кастрюльки, периодически трясущимся холодильником и рабочим местом Виктора – тот, сидя враскорячку на облупленном винтовом табурете и закатав рукава, придирчиво осматривал новую глиняную голову на подставке.
– Как его будут звать? – положив подбородок на плечо бойфренду, Лена тоже уставилась на ком глины, где явственно обозначилось лицо.
– Бармалей, министр финансов. – Руки Виктора выделили веки изваяния, создали зрачки-вмятины. – Он тыщу лет лежал в гробнице. Смотри, он ест тебя глазами.
– И что он думает?
– “Ого! – думает он, – с театральным выражением продекламировал Виктор. – Белокожая девушка с огненными волосами! Наверно, она пылкая, как необъезженная кобылица Эх, здорово было бы обуздать такую!”
Лена засмеялась, обнимая Виктора сзади.
– Что за черную колоду ты снял? – оглянулась она на стол.
– Это? Не я, – Виктор колдовал над головой Бармалея. – Нашел на улице обрезок пленки, показалось занятно – какой-то странный надолб. Место незнакомое – и не найдешь, где есть такое.
– Вот еще, загадка, – Лена пренебрежительно пожала плечами. – Это ж рядом, где дом Светки Малышевой, отсюда полтора квартала, только надо смотреть от железной дороги – а ты ходишь другим путем. У них на стене узор кафелем, ни с чем не спутаешь – только ничего такого черного там нет. Зачем ты все с земли поднимаешь, Вить? Мало грязи в доме, что ли? Пленка какая-то… фу!
– Чем тебе фотки не угодили? – сердито нахохлился Виктор. – Лежат – и пусть лежат! Тебя не трогают!
– Ты не кричи на меня! Фотки эти – противные!
– Да почему?!
– Не знаю! Мне от них тошно сделалось! Давай я их выкину!
– Не хозяйничай.
– Сам-то хозяин! Ты сметаны к творогу купил? Нет? Значит, мне придется идти, как всегда!
– А обойтись нельзя?
– Сам жуй без сметаны, очень полезно, склероза не будет, – ворчала Лена, одеваясь. – Ну хоть дай я их с глаз уберу, эти фото!…
– Не трожь! Переложишь как убьешь – я потом никогда не найду. Сам уберу, – ополоснув глиняные руки в тазике, встал Виктор.
– Чтоб, когда я пришла, духу их не было, – категорически заявила подруга с порога. – Мне от них страшно и жить с тобой не хочется. Эта клякса – как дыра в гробу, и черт-те что копошится! Вот!
Виктор заглянул в пластмассовую миску с творогом и тяжело вздохнул, потом сбросил пленку с фотографиями в ящик стола. Звук ножа возник где-то под потолком, слабо взвизгнул и затих.
На автовокзале центральный зал ломился от пестрящих товарами ларьков и киосков. Людская каша ворочалась в тесноте между торговых точек, галдя и покрикивая, ругаясь и пытаясь начать драку у касс, а динамик под обветшавшей схемой рейсов хрипел и надрывался:
– Автобус на Октябрьский поселок рейсом восемнадцать двадцать пять задерживается выходом из гаража! Повторяю – автобус на Октябрьский поселок…
Толстые мордастые милиционеры в зимних шапках и пухлых куртках с омерзением и скукой обходили закутки и темные утлы, то пинком, то тычком резиновой дубины взбадривая притулившихся в тепле бомжей и бомжих. Синюшные одутловатые жители подзаборного пространства смиренно поднимали свои зловонные тела с заботливо расстеленных картонок и перебирались на другое место вместе с барахлом, набитым в рваные и крест-накрест заклеенные скотчем пакеты с лицами сияющих красоток. Достался хлесткий удар по филейным частям и бомжу в потасканном черном пальто, лежащему, поджав ноги, в обнимку с мешком из-под сахара. От удара человек дернулся, но мигом стих, ворча что-то вроде: “Ухожу я, ухожу, видите?…” – поднялся и, низко ссутулившись, побрел к выходу, волоча мешок по полу, покрытому слякотью из грязи, снега и опилок. Франтоватый бомж – в перчатках! Не выходя, он задержался в тамбуре и сел на корточки так, чтоб его не толкали, по соседству с широкогорлой и угловатой сварной урной, прикованной цепью к трубе.
1 2 3 4 5 6 7