Он всегда выбирал для своих картин скорее сюжетную, чем чисто портретную композицию.
Фенела все еще тревожно обдумывала свое плачевное финансовое положение, когда в парадную дверь опять позвонили. Она торопливо пошла открывать.
На крыльце стоял симпатичный молодой человек лет двадцати пяти. Фенела сразу же узнала его: сэр Николас Коулби, их ближайший сосед из Уэтерби-Корт.
– Простите за беспокойство, – сказал сэр Николас, – но майор Рэнсом находится здесь?
В речи его проскальзывало легкое заискивание, а в руках его Фенела заметила трость: впервые за два года сэр Николас передвигался без костылей, самостоятельно.
Он был ранен в битве за Британию, и по всей стране заказывались молебны за его выздоровление. Ему вообще удалось поправиться, пожалуй, только благодаря молодости и потрясающим достижениям в области медицины со времен последней войны.
Юноша был очень бледен, под глазами залегли темные круги, но тем не менее он разительно отличался от той жалкой человекоподобной развалины, какую – после шестимесячного лечения в госпитале – доставила домой карета «скорой помощи».
– К сожалению, сейчас майора Рэнсома нет… Раньше Фенеле ни разу не доводилось лично беседовать с сэром Николасом Коулби, и сейчас она обратила внимание на его низкий голос и по-мальчишески смущенную манеру говорить, как будто ему очень неловко, что приходится беспокоить людей в чужом доме.
«Должно быть, это далось ему с трудом, – подумала она, – особенно если учесть, какого мнения о нас его матушка…»
– Но мне в лагере сказали, что я смогу застать его у вас, – настаивал сэр Николас.
– Да, он заходил перед ленчем, – ответила Фенела, – и собирался ненадолго вернуться к обеду. Боюсь, больше мне о его планах ничего не известно.
Сэр Николас стоял в нерешительности.
– Но мне важно увидеться с ним, – после минутного замешательства выдавил он из себя. – Скажите, будет удобно, если я загляну на пару минут после обеда? Я бы позвонил, но что-то случилось с нашим телефоном; наверное, из-за вчерашней бури, в общем, он сломался.
– Будет совершенно нормально, если вы зайдете попозже, – пригласила Фенела.
– Большое спасибо.
Юноша приподнял шляпу, развернулся, прихрамывая, спустился по ступенькам к стоящему внизу автомобилю, и с трудом забрался в него.
С опасливой осторожностью разместившись в конце концов на сиденье водителя, он поднял глаза, посмотрел на Фенелу, все еще стоящую на пороге, приподнял еще раз шляпу, прежде чем тронуться с места.
«А он очень даже мил, – подумала Фенела, возвращаясь в дом. – Интересно, знает ли об этом визите его мамаша? Вот уж, верно, не обрадуется!»
Ни для кого не секрет, что леди Коулби держала своего сына, впрочем, как и всех без исключения домашних, в ежовых рукавицах.
И раз уж она заклеймила семейство Прентисов званием аморального и непорядочного, то теперь мало кто мог отважиться нарушить ее проклятие и знаться с ними.
Даже простые крестьяне старались подражать влиятельной леди. Фенела знала, что когда в лавках Криперса с ней обращались небрежно – если не откровенно грубо, – то это лишь из-за резких заявлений леди Коулби, не стеснявшейся открыто выражать свою неприязнь и недоверие к обитателям Фор-Гейблз.
Глава II
Весь день после обеда Рекс Рэнсом не мог отделаться от навязчивых мыслей, снова и снова упорно возвращавших его к семье Прентиса и к Фенеле в особенности.
Ему пришлось проехать почти двадцать миль до своего подразделения, расположившегося в соседнем графстве, и все это время по дороге туда и обратно перед мысленным взором майора стояло милое маленькое личико с большими темными глазами.
«Саймон Прентис… Саймон Прентис…»
Словно заклинание твердил Рэнсом это имя, пытаясь поподробнее припомнить все слухи и сплетни, ходившие в прошлом. В памяти сохранилась масса каких-то обрывков разговоров, случайных событий и сцен, но в целом образ Саймона Прентиса так и не прояснился.
Само собой разумеется, живопись Саймона Прентиса он помнил прекрасно. Его картины оставляли неизгладимое впечатление и были слишком известны, чтобы их можно было забыть.
С точки зрения бульварной прессы Саймон ловко состряпал себе имя на смелых и довольно откровенных портретах рыжих женщин; однако знатоки искусства считали его, что называется, художником «от Бога», способным воплотить в своих работах все стороны жизни.
Взять хоть, к примеру, рабочие натюрморты – Рекс Рэнсом припомнил один такой: накрытый закусочный столик перед окошком в Париже, а сквозь стекло виднеется дом напротив, весь в первых бледных проблесках весеннего солнца. Эффект от игры света и теней был просто удивительным.
А вот еще одна работа, тоже пришедшая Рэнсому на ум: ворота монастыря в полдень. Ослепительный солнечный свет на серых камнях, которые, казалось, даже купаясь в горячих лучах, сохраняют суровость и холодную неприступность векового уединения – это было очень символично!
Нет сомнений, Саймон Прентис – выдающийся талант своего времени, и майор надеялся, что сможет познакомиться с ним.
Кроме того, Рэнсому хотелось узнать историю принадлежащего ему портрета. Что же все-таки заставило женщину на картине смеяться?
Но, как ни спешил майор покинуть лагерь и вернуться в Фор-Гейблз, ему пришлось задержаться дольше обычного. Нашлась куча дел, за всем надо было проследить лично, а вдобавок места, предназначенные для размещения людей, оказались пока еще не очень-то подходящими для жилья.
Замученный всей чередой этих работ, он не сразу осознал, что уже рулит по длинному, неухоженному проселку, ведущему в Фор-Гейблз.
Сам дом стоял на вершине холма, с которого открывался вид на всю деревню. Задняя часть постройки пряталась под сенью густых деревьев – окраины обширного лесного массива, тянувшегося на целые мили и почти со всех сторон окружавшего Уэтерби-Корт, усадьбу сэра Николаса Коулби.
Майор заглушил мотор и взялся за чемоданы.
Он собирался приехать вместе с денщиком, но время совпало с солдатским ужином, поэтому пришлось договориться, чтобы тот подъехал позже на велосипеде и занялся распаковкой вещей и прочим обустройством своего начальника.
– Дел там для тебя невпроворот, – объявил Рекс денщику. – У них в доме нет прислуги, да и вообще мое вынужденное вторжение весьма в тягость для леди.
Майору показалось, что в глазах подчиненного явственно промелькнуло слабо подавляемое недовольство; впрочем, судить наверняка было трудно.
«Черт ленивый! – выругался про себя майор. – Ничего с ним не станет, поработает немного сверх положенного. Все равно они живут здесь слишком легко и вольготно…».
Рэнсом знал, что начальство ждет от него жесткой дисциплины и строгости по отношению к подчиненным, но майор был к ним требователен ровно настолько же, насколько и к себе самому; в сущности, по сравнению с ними ему иногда приходилось даже покруче.
Порой его приятели-офицеры удивлялись, где же скрыт источник неутомимой активности Рекса Рэнсома: молодой майор оживал в работе и весь так и сиял, если удавалось найти себе еще какое-нибудь занятие, на первый взгляд даже и не очень-то нужное.
Более того, Рекс редко брал увольнительные, причем на отпуска другим, как правило, не скупился.
«Странный парень! – таков был общий приговор среди сослуживцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Фенела все еще тревожно обдумывала свое плачевное финансовое положение, когда в парадную дверь опять позвонили. Она торопливо пошла открывать.
На крыльце стоял симпатичный молодой человек лет двадцати пяти. Фенела сразу же узнала его: сэр Николас Коулби, их ближайший сосед из Уэтерби-Корт.
– Простите за беспокойство, – сказал сэр Николас, – но майор Рэнсом находится здесь?
В речи его проскальзывало легкое заискивание, а в руках его Фенела заметила трость: впервые за два года сэр Николас передвигался без костылей, самостоятельно.
Он был ранен в битве за Британию, и по всей стране заказывались молебны за его выздоровление. Ему вообще удалось поправиться, пожалуй, только благодаря молодости и потрясающим достижениям в области медицины со времен последней войны.
Юноша был очень бледен, под глазами залегли темные круги, но тем не менее он разительно отличался от той жалкой человекоподобной развалины, какую – после шестимесячного лечения в госпитале – доставила домой карета «скорой помощи».
– К сожалению, сейчас майора Рэнсома нет… Раньше Фенеле ни разу не доводилось лично беседовать с сэром Николасом Коулби, и сейчас она обратила внимание на его низкий голос и по-мальчишески смущенную манеру говорить, как будто ему очень неловко, что приходится беспокоить людей в чужом доме.
«Должно быть, это далось ему с трудом, – подумала она, – особенно если учесть, какого мнения о нас его матушка…»
– Но мне в лагере сказали, что я смогу застать его у вас, – настаивал сэр Николас.
– Да, он заходил перед ленчем, – ответила Фенела, – и собирался ненадолго вернуться к обеду. Боюсь, больше мне о его планах ничего не известно.
Сэр Николас стоял в нерешительности.
– Но мне важно увидеться с ним, – после минутного замешательства выдавил он из себя. – Скажите, будет удобно, если я загляну на пару минут после обеда? Я бы позвонил, но что-то случилось с нашим телефоном; наверное, из-за вчерашней бури, в общем, он сломался.
– Будет совершенно нормально, если вы зайдете попозже, – пригласила Фенела.
– Большое спасибо.
Юноша приподнял шляпу, развернулся, прихрамывая, спустился по ступенькам к стоящему внизу автомобилю, и с трудом забрался в него.
С опасливой осторожностью разместившись в конце концов на сиденье водителя, он поднял глаза, посмотрел на Фенелу, все еще стоящую на пороге, приподнял еще раз шляпу, прежде чем тронуться с места.
«А он очень даже мил, – подумала Фенела, возвращаясь в дом. – Интересно, знает ли об этом визите его мамаша? Вот уж, верно, не обрадуется!»
Ни для кого не секрет, что леди Коулби держала своего сына, впрочем, как и всех без исключения домашних, в ежовых рукавицах.
И раз уж она заклеймила семейство Прентисов званием аморального и непорядочного, то теперь мало кто мог отважиться нарушить ее проклятие и знаться с ними.
Даже простые крестьяне старались подражать влиятельной леди. Фенела знала, что когда в лавках Криперса с ней обращались небрежно – если не откровенно грубо, – то это лишь из-за резких заявлений леди Коулби, не стеснявшейся открыто выражать свою неприязнь и недоверие к обитателям Фор-Гейблз.
Глава II
Весь день после обеда Рекс Рэнсом не мог отделаться от навязчивых мыслей, снова и снова упорно возвращавших его к семье Прентиса и к Фенеле в особенности.
Ему пришлось проехать почти двадцать миль до своего подразделения, расположившегося в соседнем графстве, и все это время по дороге туда и обратно перед мысленным взором майора стояло милое маленькое личико с большими темными глазами.
«Саймон Прентис… Саймон Прентис…»
Словно заклинание твердил Рэнсом это имя, пытаясь поподробнее припомнить все слухи и сплетни, ходившие в прошлом. В памяти сохранилась масса каких-то обрывков разговоров, случайных событий и сцен, но в целом образ Саймона Прентиса так и не прояснился.
Само собой разумеется, живопись Саймона Прентиса он помнил прекрасно. Его картины оставляли неизгладимое впечатление и были слишком известны, чтобы их можно было забыть.
С точки зрения бульварной прессы Саймон ловко состряпал себе имя на смелых и довольно откровенных портретах рыжих женщин; однако знатоки искусства считали его, что называется, художником «от Бога», способным воплотить в своих работах все стороны жизни.
Взять хоть, к примеру, рабочие натюрморты – Рекс Рэнсом припомнил один такой: накрытый закусочный столик перед окошком в Париже, а сквозь стекло виднеется дом напротив, весь в первых бледных проблесках весеннего солнца. Эффект от игры света и теней был просто удивительным.
А вот еще одна работа, тоже пришедшая Рэнсому на ум: ворота монастыря в полдень. Ослепительный солнечный свет на серых камнях, которые, казалось, даже купаясь в горячих лучах, сохраняют суровость и холодную неприступность векового уединения – это было очень символично!
Нет сомнений, Саймон Прентис – выдающийся талант своего времени, и майор надеялся, что сможет познакомиться с ним.
Кроме того, Рэнсому хотелось узнать историю принадлежащего ему портрета. Что же все-таки заставило женщину на картине смеяться?
Но, как ни спешил майор покинуть лагерь и вернуться в Фор-Гейблз, ему пришлось задержаться дольше обычного. Нашлась куча дел, за всем надо было проследить лично, а вдобавок места, предназначенные для размещения людей, оказались пока еще не очень-то подходящими для жилья.
Замученный всей чередой этих работ, он не сразу осознал, что уже рулит по длинному, неухоженному проселку, ведущему в Фор-Гейблз.
Сам дом стоял на вершине холма, с которого открывался вид на всю деревню. Задняя часть постройки пряталась под сенью густых деревьев – окраины обширного лесного массива, тянувшегося на целые мили и почти со всех сторон окружавшего Уэтерби-Корт, усадьбу сэра Николаса Коулби.
Майор заглушил мотор и взялся за чемоданы.
Он собирался приехать вместе с денщиком, но время совпало с солдатским ужином, поэтому пришлось договориться, чтобы тот подъехал позже на велосипеде и занялся распаковкой вещей и прочим обустройством своего начальника.
– Дел там для тебя невпроворот, – объявил Рекс денщику. – У них в доме нет прислуги, да и вообще мое вынужденное вторжение весьма в тягость для леди.
Майору показалось, что в глазах подчиненного явственно промелькнуло слабо подавляемое недовольство; впрочем, судить наверняка было трудно.
«Черт ленивый! – выругался про себя майор. – Ничего с ним не станет, поработает немного сверх положенного. Все равно они живут здесь слишком легко и вольготно…».
Рэнсом знал, что начальство ждет от него жесткой дисциплины и строгости по отношению к подчиненным, но майор был к ним требователен ровно настолько же, насколько и к себе самому; в сущности, по сравнению с ними ему иногда приходилось даже покруче.
Порой его приятели-офицеры удивлялись, где же скрыт источник неутомимой активности Рекса Рэнсома: молодой майор оживал в работе и весь так и сиял, если удавалось найти себе еще какое-нибудь занятие, на первый взгляд даже и не очень-то нужное.
Более того, Рекс редко брал увольнительные, причем на отпуска другим, как правило, не скупился.
«Странный парень! – таков был общий приговор среди сослуживцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47