Может быть, именно эти слова заставили Лили осознать, что, когда она станет вдовой, ей придется подыскать мужа, и притом достаточно богатого, чтобы обеспечить себе такой образ жизни, к которому она привыкла после смерти своего отца.
Эдинбург привил у нее вкус к обществу, но теперь она хорошо осознавала свои устремления не к шотландской столице, а к английской.
Она прочитала все журналы и светские колонки в каждой газете, а также прислушивалась к разговорам женщин, в которых было значительно больше информации о подобных вопросах, чем во всем том, что она могла выведать от мужчин.
Лондонское общество не имеет представления о том, насколько в других частях страны интересуются его делами.
Лили знала о любовницах принца Уэльского, об обаянии профессиональных красавиц, о знати, окружавшей его королевское высочество и соперничавшей за право развлекать его в своих загородных домах и охотничьих угодьях.
Впервые имя герцога Дарлестонского упомянул при ней один из друзей ее мужа.
— На прошлой неделе в Дарле охотничья добыча составила две тысячи шестьсот сорок фазанов, Кэрнс! — сказал он. — Хотел бы я быть там.
— Я слышал, что новый герцог неузнаваемо улучшил охотничьи угодья с тех пор, как унаследовал титул, — отвечал сэр Эван. — Я и сам уже давно не подстреливал фазана.
— Как твои куропатки в этом сезоне? — спросил его друг, и их разговор перешел на типично шотландские темы.
Но другие говорили о герцоге подробнее.
— За всю мою жизнь я никогда не видела такого привлекательного мужчины! — слышала Лили, как одна из хорошеньких замужних женщин говорила другой. — Я видела его на нескольких балах, когда была в Лондоне, и меня не удивляет, что его прозвали Счастливчик. Это самый восхитительный мужчина, о котором только можно мечтать.
По настоянию Лили сэр Эван ежегодно возил ее в Эдинбург и с каждым разом оставался там все дольше, поскольку она умоляла его об этом, и ее познания о герцоге Дарлестонском становились все более обширными.
Она бережно хранила эту информацию в своей памяти, как сорока прячет украденные сокровища в своем гнезде.
Лили начала искать его имя в светских хрониках, узнавала о скачках, в которых участвовали его лошади, и о балах, где его имя встречалось в перечне гостей.
Даже похороны, в которых порой участвовали либо принц Уэльский, либо королева, не избежали ее внимания.
«Если я когда-либо попаду в Лондон, — обещала себе Лили, — первым, с кем я постараюсь встретиться, будет герцог Дарлестонский!»
И теперь, когда сэр Эван умер после их девятилетней супружеской жизни, у нее уже все было спланировано.
Она уже заранее, заметив, как стареет ее муж, часто остававшийся теперь в постели в холодные и снежные зимы, позаботилась о том, чтобы сколотить солидный капитал на будущее.
Хотя муж больше никогда не говорил о завещании, она не забыла, как он сказал, что не сможет оставить ей слишком многого, и, когда завещание было прочитано, Лили обнаружила, что это действительно так.
Она получала приблизительно пятьсот фунтов в год, все же остальное в поместье принадлежало Алистеру, появившемуся на похоронах своего отца и сразу так активно вступившему во владение, что Лили поняла без слов: ее дни в этом замке сочтены.
Она, к счастью, предвидела это и предусмотрела заранее, что сможет остановиться в Лондоне.
Став супругой сэра Эвана, она узнала, что его сестра замужем за одним из старших офицеров Эдинбургского дворца.
Когда этот генерал, сэр Александр Раштон, вышел в отставку, он с женой переехал на Юг, в Лондон, где, как знала Лили, у них был дом на Белгрэйв-сквер.
Она уговорила сэра Эвана, не особенно любившего своего зятя, пригласить их на открытие охоты на куропаток 12 августа.
В первый год они отказались, но во второй приехали, и Лили постаралась всячески угодить своей золовке и очаровать ее.
Леди Раштон, конечно, не одобряла вторичной женитьбы брата, да еще на девушке, по возрасту годившейся ему во внучки.
Но почтительные манеры Лили, ее явное и благородное обожание своего мужа и желание понравиться растопили бы и гораздо более жесткое сердце, чем у этой женщины, не имевшей своих детей.
— Вы были так добры… ко мне, — говорила Лили, вновь используя свой детский голосок, когда настало время отъезда леди Раштон. — Я буду скучать по вас, — добавила она чуть ли не со слезами.
— И я буду скучать по вас, дорогая, — сказала леди Раштон. — Я попрошу Эвана привезти вас на побывку в Лондон. А если это не удастся, я попытаюсь уговорить своего мужа приехать к вам на следующий год.
— О, пожалуйста… пожалуйста, сделайте это! — умоляла Лили.
Это звучало так искренне и так чувственно, что у леди Раштон пробудились материнские чувства, и в течение следующих лет она регулярно отвечала на пылкие письма Лили с Севера.
После смерти сэра Эвана Лили написала леди Раштон, прося позволения побывать у нее в Лондоне, и сразу получила приглашение приехать на столько времени, на сколько та пожелает.
Лили не спешила с поездкой. Она добилась того, чего хотела, и не намеревалась прибыть в Лондон, одетая в черное, в котором всегда чувствовала себя угнетенно.
Вместо этого она отправилась в Эдинбург к своим довольно скучным друзьям, с которыми познакомилась во время своих ежегодных выездов и которые уважали ее спокойствие и скромность, понимая, что она осталась без средств.
Она с таким восторгом принимала от них подарки, что за время пребывания Лили у них в гостях, хозяин и хозяйка, как и их друзья, проявили большую щедрость к «бедной маленькой вдове».
Шесть месяцев пролетели быстро, и по прошествии половины траурного срока Лили отряхнула пыль Эдинбурга со своих ног и, полная трепещущего возбуждения, направилась на Юг.
Леди Раштон приняла ее с распростертыми объятиями.
Генерал к тому времени был практически прикован к постели, и; она рада была обществу другой женщины, пусть даже намного моложе ее.
Она не ожидала, однако, что у Лили не было ни малейшего желания сидеть с вязанием в руках возле камина, болтая с хозяйкой дома, и что она предпочла брать штурмом высшее общество.
В то время она уже очень хорошо осознавала свою привлекательность.
Не обязанная более играть роль жертвы жестокой судьбы, постоянно готовой к слезам, она могла теперь высоко держать голову и требовать такого внимания к себе, на какое обязывало всех окружающих ее прелестное личико.
Каждое мгновение ее шестимесячного траура было использовано для постижения всего, что хоть как-то касалось света, в котором она намеревалась блистать.
История о том, как миссис Лэнгтри сначала завоевала своей красотой художественный мир, чтобы затем покорить сердце принца, указывала Лили путь к ее собственному успеху.
Она была не настолько глупа, чтобы иметь, подобно миссис Лэнгтри, лишь одно черное платье, но решила одеваться исключительно в белое, что, она знала, выглядит фантастически прекрасно.
Лили была слишком сообразительна, чтобы претендовать на утонченность, которой не обладала.
Она уже поняла, что каждый, будь то мужчина или женщина, любит покровительствовать кому-либо, кого считают робким и неуверенным.
Леди Раштон льстило то, что Лили заклинала ее помочь найти нового мужа.
— Я так глупа и неспособна, — говорила печально Лили. — Я знаю, что мне следовало каким-то образом зарабатывать, но поскольку это представляется невозможным, я должна найти мужчину, который будет достаточно добр, чтобы предложить мне стать его женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31