Но Зошина его не слушала, погруженная в свои мысли.
Она не могла избавиться от них, не могла заставить себя даже оглядеться по сторонам.
Шаму послушно отзывался на каждое ее движение.
А Ники все говорил и говорил. Когда они добрались до открытого места, она почувствовала, что не может больше выносить этого.
Тут ее осенило, и, не особенно раздумывая, девушка вытащила кружевной носовой платочек из кармана и выпустила его из рук. Платочек подхватило ветром. Зошина натянула поводья.
— Мой платочек, — сказала она. — Я его уронила!
— Я принесу его вам, ваше высочество, — с готовностью предложил Ники.
Зошина взяла уздечку его коня, а он соскользнул на землю и побежал к носовому платку, который белел на зеленой траве. И тогда она пришпорила Шаму, не выпуская поводьев лошади своего провожатого.
Девушка нарочно сделала вид, будто Шаму заартачился и перестал ее слушаться. Только проскакав галопом почти четверть мили, она отпустила другую лошадь.
Затем Зошина снова пришпорила Шаму, и они с невероятной скоростью помчались по мягкой траве, окруженные ароматами луговых цветов.
Она скакала, пока Шаму сам не замедлил темп. Обернувшись назад, Зошина не увидела ни Ники, ни его коня, даже город пропал из виду.
Только горы вздымали свои вершины над ней, а кругом простиралась безлюдная зеленая долина. Она казалась бы совсем безжизненной, если бы не птицы, которые взмывали вверх из-под копыт Шаму.
«Наконец я могу подумать, — твердила Зошина, — подумать, как мне поступить».
Она снова пустила Шаму рысью, но в голове у нее по-прежнему царил полный хаос.
И так и сяк обдумывала она выход из ловушки, в которую угодила, но вместо ясного решения проблемы все становилось только запутанней.
Существовала угроза со стороны Германской империи и надежда сохранить независимость не только Дьера, но и ее родного Лютцельштайна.
Зошина слишком хорошо представляла себе ярость отца и матери, если она возвратится домой, отказавшись выполнить свое предназначение.
Чутье подсказывало ей, что скорее всего все равно ее заставят повиноваться.
И сможет ли она вынести потерю уважения и восхищения принца-регента?
Он любит ее, но он посвятил всю жизнь своей стране.
Зошина понимала, что сближения Дьера и Лютцельштайна особенно желают британцы, так как королева Виктория старалась сохранить на континенте баланс сил.
«Как же я могу подвести всех этих людей?» — спрашивала себя несчастная девушка.
Но тут она вспомнила пьяного короля и его омерзительных друзей, готовых заграбастать и положение при дворе, и деньги, но при этом разрушающих все, что принц-регент создавал последние восемь лет.
Девушке казалось, что она должна сдержать лавину голыми руками.
Между тем она все ехала и ехала куда-то вдаль. Прошел не один час, прежде чем Зошина, словно внезапно очнувшись, заметила, как высоко поднялось солнце. Стало жарко, и ее начала мучить жажда.
Она сняла плащ и перекинула его через седло.
Осмотревшись вокруг в поисках воды, девушка подумала, что поближе к горам можно найти прохладный и чистый горный ручей, родник или водопад.
Она направила коня к поросшему соснами склону горы, увенчанной снежной шапкой.
«Какая же красивая страна Дьер, — подумала она, — но как отвратителен ее будущий правитель».
Если бы рядом был принц-регент, она сказала бы ему: «Прекрасны виды все, но только мерзок человек», — и он бы понял ее.
И Зошина снова повторила про себя: «Я люблю его! Я его люблю!»
Глава седьмая
Становилось все жарче. Вероятно, лучше было попытаться отыскать путь к реке, которая где-то пересекала долину.
Она была уже у самого подножия гор. Кругом лежали огромные валуны и множество мелких камней, принесенных сюда во время схода лавины.
Но воды нигде не встречалось.
Зошина подумывала, не вернуться ли ей в город, но все в ней сопротивлялось новому столкновению с неразрешимыми проблемами, которые ждали ее во дворце.
Она знала, что решение существует, но никак не могла его найти.
«Не могу я… вернуться», — шептала девушка.
В то же время она прекрасно понимала, что Ники должен был уже сообщить о случившемся, и скорее всего принц-регент давно выслал кого-нибудь на поиски.
«Он… сердится на меня», — подумала Зошина, и от этой мысли легкий холодок пробежал по ее телу.
Но даже его гнев был бы лучше, чем жизнь без любимого с ненавистным ей королем.
Зошине казалось, что эта ненависть и отвращение к нему, столь несвойственные ее натуре, унижали ее. Она теряла чувство собственного достоинства и словно опускалась до его уровня.
«Нет, я не смогу жить такой жизнью и никогда не смогу уподобиться подружкам короля».
Снова ее поглотили те же мучительные переживания, которые преследовали ее всю ночь, не давая ни на миг заснуть.
Губы у Зошины пересохли, жажда становилась нестерпимой.
Объехав огромный валун, она увидела прямо перед собой легкий дымок, поднимающийся вверх.
Она послала Шаму вперед, надеясь, что найдет там лесорубов.
Подъехав ближе, она увидела костер, вокруг которого собрались цыгане.
В Лютцельштайне тоже часто встречались цыгане, и сестры всегда интересовались их жизнью, а Каталин находила в ней особую романтику.
Зошина даже пыталась изучать язык цыган, но он оказался слишком трудным для нее, а от фрау Вебер девушка узнала историю этого народа.
В Лютцельштайне преобладали венгерские цыгане. И Зошина предположила, что и в Дьере должны кочевать их собратья.
Подъехав к Их костру, она убедилась, что облик цыган, черные волосы и глаза, очень напоминали тех, кого она встречала в Лютцельштайне.
Сидевшие у костра мужчины стали медленно подниматься, изумленно рассматривая подъехавшую всадницу.
Чтобы успокоить их, она поспешила произнести на их языке приветствие, означавшее «добрый день».
— Latcho Ghes! — сказала девушка.
Цыгане заулыбались.
— Latcho Ghes! — неслось со всех сторон, но остальное она понять уже не смогла.
Спешившись и ведя Шаму за повод, Зошина подошла к костру и попросила:
— Не могли бы вы дать мне немного воды?
При этом она подтвердила свою просьбу жестами. Цыгане зашумели, и одна из женщин поспешно схватила бурдюк и отлила из него воды в кубок, сделанный из рога антилопы.
На вкус вода оказалась чуть солоноватой, но Зошина была слишком измучена жаждой, чтобы привередничать. Она выпила все, и женщина снова наполнила кубок.
Тогда Зошина показала на Шаму, понимая, что конь измучен жаждой не меньше ее. И снова цыгане догадались, о чем она просит, и один из пожилых мужчин взял у нее из рук уздечку и отвел коня туда, где их собственные лошади были привязаны рядом с огромной выдолбленной тыквой, наполненной водой.
Зошина стояла, наблюдая за жеребцом, и тут одна из женщин на немыслимой смеси языков предложила ей поесть.
Тогда только девушка заметила, что над костром висел большой горшок, в котором цыгане готовили себе пищу.
Там, видимо, тушилось мясо молодого оленя или газели.
Зошина охотно приняла приглашение. Жажда ее больше не мучила, но голод уже давал о себе знать.
Она не завтракала, а судя по тому, как высоко поднялось солнце, близился полдень.
Ей положили в деревянную миску кусок мяса и даже достали откуда-то старинную серебряную ложку, хотя сами они ели руками, подбирая соус черным крестьянским хлебом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Она не могла избавиться от них, не могла заставить себя даже оглядеться по сторонам.
Шаму послушно отзывался на каждое ее движение.
А Ники все говорил и говорил. Когда они добрались до открытого места, она почувствовала, что не может больше выносить этого.
Тут ее осенило, и, не особенно раздумывая, девушка вытащила кружевной носовой платочек из кармана и выпустила его из рук. Платочек подхватило ветром. Зошина натянула поводья.
— Мой платочек, — сказала она. — Я его уронила!
— Я принесу его вам, ваше высочество, — с готовностью предложил Ники.
Зошина взяла уздечку его коня, а он соскользнул на землю и побежал к носовому платку, который белел на зеленой траве. И тогда она пришпорила Шаму, не выпуская поводьев лошади своего провожатого.
Девушка нарочно сделала вид, будто Шаму заартачился и перестал ее слушаться. Только проскакав галопом почти четверть мили, она отпустила другую лошадь.
Затем Зошина снова пришпорила Шаму, и они с невероятной скоростью помчались по мягкой траве, окруженные ароматами луговых цветов.
Она скакала, пока Шаму сам не замедлил темп. Обернувшись назад, Зошина не увидела ни Ники, ни его коня, даже город пропал из виду.
Только горы вздымали свои вершины над ней, а кругом простиралась безлюдная зеленая долина. Она казалась бы совсем безжизненной, если бы не птицы, которые взмывали вверх из-под копыт Шаму.
«Наконец я могу подумать, — твердила Зошина, — подумать, как мне поступить».
Она снова пустила Шаму рысью, но в голове у нее по-прежнему царил полный хаос.
И так и сяк обдумывала она выход из ловушки, в которую угодила, но вместо ясного решения проблемы все становилось только запутанней.
Существовала угроза со стороны Германской империи и надежда сохранить независимость не только Дьера, но и ее родного Лютцельштайна.
Зошина слишком хорошо представляла себе ярость отца и матери, если она возвратится домой, отказавшись выполнить свое предназначение.
Чутье подсказывало ей, что скорее всего все равно ее заставят повиноваться.
И сможет ли она вынести потерю уважения и восхищения принца-регента?
Он любит ее, но он посвятил всю жизнь своей стране.
Зошина понимала, что сближения Дьера и Лютцельштайна особенно желают британцы, так как королева Виктория старалась сохранить на континенте баланс сил.
«Как же я могу подвести всех этих людей?» — спрашивала себя несчастная девушка.
Но тут она вспомнила пьяного короля и его омерзительных друзей, готовых заграбастать и положение при дворе, и деньги, но при этом разрушающих все, что принц-регент создавал последние восемь лет.
Девушке казалось, что она должна сдержать лавину голыми руками.
Между тем она все ехала и ехала куда-то вдаль. Прошел не один час, прежде чем Зошина, словно внезапно очнувшись, заметила, как высоко поднялось солнце. Стало жарко, и ее начала мучить жажда.
Она сняла плащ и перекинула его через седло.
Осмотревшись вокруг в поисках воды, девушка подумала, что поближе к горам можно найти прохладный и чистый горный ручей, родник или водопад.
Она направила коня к поросшему соснами склону горы, увенчанной снежной шапкой.
«Какая же красивая страна Дьер, — подумала она, — но как отвратителен ее будущий правитель».
Если бы рядом был принц-регент, она сказала бы ему: «Прекрасны виды все, но только мерзок человек», — и он бы понял ее.
И Зошина снова повторила про себя: «Я люблю его! Я его люблю!»
Глава седьмая
Становилось все жарче. Вероятно, лучше было попытаться отыскать путь к реке, которая где-то пересекала долину.
Она была уже у самого подножия гор. Кругом лежали огромные валуны и множество мелких камней, принесенных сюда во время схода лавины.
Но воды нигде не встречалось.
Зошина подумывала, не вернуться ли ей в город, но все в ней сопротивлялось новому столкновению с неразрешимыми проблемами, которые ждали ее во дворце.
Она знала, что решение существует, но никак не могла его найти.
«Не могу я… вернуться», — шептала девушка.
В то же время она прекрасно понимала, что Ники должен был уже сообщить о случившемся, и скорее всего принц-регент давно выслал кого-нибудь на поиски.
«Он… сердится на меня», — подумала Зошина, и от этой мысли легкий холодок пробежал по ее телу.
Но даже его гнев был бы лучше, чем жизнь без любимого с ненавистным ей королем.
Зошине казалось, что эта ненависть и отвращение к нему, столь несвойственные ее натуре, унижали ее. Она теряла чувство собственного достоинства и словно опускалась до его уровня.
«Нет, я не смогу жить такой жизнью и никогда не смогу уподобиться подружкам короля».
Снова ее поглотили те же мучительные переживания, которые преследовали ее всю ночь, не давая ни на миг заснуть.
Губы у Зошины пересохли, жажда становилась нестерпимой.
Объехав огромный валун, она увидела прямо перед собой легкий дымок, поднимающийся вверх.
Она послала Шаму вперед, надеясь, что найдет там лесорубов.
Подъехав ближе, она увидела костер, вокруг которого собрались цыгане.
В Лютцельштайне тоже часто встречались цыгане, и сестры всегда интересовались их жизнью, а Каталин находила в ней особую романтику.
Зошина даже пыталась изучать язык цыган, но он оказался слишком трудным для нее, а от фрау Вебер девушка узнала историю этого народа.
В Лютцельштайне преобладали венгерские цыгане. И Зошина предположила, что и в Дьере должны кочевать их собратья.
Подъехав к Их костру, она убедилась, что облик цыган, черные волосы и глаза, очень напоминали тех, кого она встречала в Лютцельштайне.
Сидевшие у костра мужчины стали медленно подниматься, изумленно рассматривая подъехавшую всадницу.
Чтобы успокоить их, она поспешила произнести на их языке приветствие, означавшее «добрый день».
— Latcho Ghes! — сказала девушка.
Цыгане заулыбались.
— Latcho Ghes! — неслось со всех сторон, но остальное она понять уже не смогла.
Спешившись и ведя Шаму за повод, Зошина подошла к костру и попросила:
— Не могли бы вы дать мне немного воды?
При этом она подтвердила свою просьбу жестами. Цыгане зашумели, и одна из женщин поспешно схватила бурдюк и отлила из него воды в кубок, сделанный из рога антилопы.
На вкус вода оказалась чуть солоноватой, но Зошина была слишком измучена жаждой, чтобы привередничать. Она выпила все, и женщина снова наполнила кубок.
Тогда Зошина показала на Шаму, понимая, что конь измучен жаждой не меньше ее. И снова цыгане догадались, о чем она просит, и один из пожилых мужчин взял у нее из рук уздечку и отвел коня туда, где их собственные лошади были привязаны рядом с огромной выдолбленной тыквой, наполненной водой.
Зошина стояла, наблюдая за жеребцом, и тут одна из женщин на немыслимой смеси языков предложила ей поесть.
Тогда только девушка заметила, что над костром висел большой горшок, в котором цыгане готовили себе пищу.
Там, видимо, тушилось мясо молодого оленя или газели.
Зошина охотно приняла приглашение. Жажда ее больше не мучила, но голод уже давал о себе знать.
Она не завтракала, а судя по тому, как высоко поднялось солнце, близился полдень.
Ей положили в деревянную миску кусок мяса и даже достали откуда-то старинную серебряную ложку, хотя сами они ели руками, подбирая соус черным крестьянским хлебом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35