Она отошла в сторонку от изрыгающего потоки проклятий кучера и вдруг заметила неподалеку золотистый свет костра.
— Может быть, там есть кто-то, кто сумеет нам помочь, — перебила она возницу.
Он посмотрел в направлении, которое она указывала, и пожал плечами, словно сама мысль о том, что может быть найдено решение их проблемы, казалась ему невероятной.
— Нельзя оставлять лошадей, — пробормотал он угрюмо.
— Я сама пойду и посмотрю, есть ли там люди, которые могли бы нам помочь, — заявила Сабина.
Она подняла с пола упавший ридикюль, в котором лежал ее кошелек, и, подобрав юбки, осторожно ступая по жесткой траве и камням, направилась к огню, который поблескивал во мраке, словно спасительный маяк.
По мере того как она подходила ближе, языки пламени, казалось, взметались все выше и выше. Костер горел много дальше, чем она полагала, и она не раз спотыкалась о кочки и камни, которыми была усеяна тропинка. Чем дальше она отходила от дороги, тем ровнее становилась земля, а огонь ярче. Вскоре она уже могла различить, что вокруг него расположились люди — люди и фургоны.
Прежде чем она смогла разглядеть все подробнее, она услышала музыку — пение скрипки, звон гитары, других каких-то музыкальных инструментов, звучание которых ей никак не удавалось распознать.
Звучала разудалая неистовая мелодия, которая показалась Сабине словно приглашением к танцу и веселью, так что почти неосознанно тревога и беспокойство, которые она испытывала из-за аварии с каретой, были забыты. Она почувствовала, как ее настроение поднимается, а шаги убыстряются, словно ее ноги невольно задвигались в ритм мелодии, которая звучала все громче и громче, пока Сабине не показалось, что ее душа и тело оказались во власти ритма гармонии.
Вступив в свет костра, она в тот же миг поняла, что это цыганский табор. Однако она не ожидала, что цыган будет так много, а одежда их столь пестра.
Большая группа мужчин и женщин расселась вокруг огня и на ступеньках фургонов, которые стояли кругом позади них. Перед костром танцевала женщина. Золотая вышивка на корсете ее платья, серьги и браслеты сверкали в свете пламени, ее длинные темные волосы развевались за спиной, когда она кружилась, а босые смуглые ноги быстро переступали.
Остальные молча смотрели на нее. Музыка была негромкой, она только отбивала ритм и скорее походила на стук крови в ушах или биение взволнованного сердца. Браслеты танцовщицы тихонько позвякивали, и она резко щелкала пальцами, как, должно быть, испанцы щелкают своими кастаньетами. Взметнув юбки и наклонившись к огню, она вдруг увидела Сабину и в тот же миг замерла на месте.
Музыка смолкла, и к Сабине повернулись все. Девушка увидела множество смуглых лиц и подозрительных глаз, поблескивающих в свете костра. Внезапно пятна цвета пришли в движение — красное, оранжевое, зеленое, — люди вскочили на ноги, явно намереваясь подойти к ней.
И тут Сабина испугалась. Впервые в жизни она боялась людей.
Она знала цыган, даже говорила с ними, когда те разбивали свой лагерь на окраине деревни у ее дома. Один и тот же табор из года в год приходил на то место, так что местные жители познакомились с цыганами и даже радовались каждому их возвращению. Правда, фермеры поговаривали, будто у них исчезают куры и яиц уж больно мало на этой неделе, но в целом от цыган не было зла.
Смуглые мужчины нет-нет да и помогут в уборке урожая, а женщины с темными миндалевидными глазами частенько приходили к черному ходу, продавая вешалки для одежды, искусно сплетенные корзины или ручки для швабр, и обещали открыть будущее всякому, кто позолотит им ручку.
Но люди, смотревшие на Сабину сейчас, были мало похожи на тех цыган, которых она знала раньше. Во-первых, эти были хорошо одеты. Мужчины в белых рубашках с длинными рукавами, украшенных тесьмой и лентами; женщины носили золотые украшения, пестрые юбки со множеством разноцветных оборок и черные бархатные корсеты, тесно зашнурованные на белых блузах с глубоким вырезом. Но в выражениях их лиц, стремительных, словно у хищников, движениях что-то дикое и первобытное, отчего их одежды казались просто лишними.
Внезапная остановка музыки и страх, что она вторгается во что-то секретное и запретное, заставили девушку задрожать и чуть ли не лишиться дара речи. Наступившая тишина с каждой» секундой становилась все тяжелее и мучительнее. Наконец с противоположной стороны костра поднялся какой-то мужчина и направился к ней.
Он был одет, как и подобает цыганам, в обтягивающие брюки и блузу с широкими рукавами, искусно расшитыми по краям. Вокруг его талии был повязан широкий пояс, а за ним заткнут нож с ручкой, украшенной драгоценными камнями. Он был чрезвычайно красив: его кожа отливала золотом, словно черпая свой цвет у самого солнца, у него были темные проницательные глаза и рот, резко очерченный, но тем не менее чувственный и страстный.
Он был цыган и все же чем-то отличался от остальных; и Сабина догадалась, что перед ней сам предводитель. Она не знала почему, но тут же почувствовала, что ей не надо его бояться. В нем чувствовалась властность и привычка командовать — об этом говорило многое — как он двигался, как гордо нес голову, — но в тот момент, когда он приблизился к ней, дрожь прекратилась, и она вновь могла говорить.
Она приоткрыла рот, но он опередил ее:
— Мадемуазель требуется помощь?
К ее величайшему облегчению, он заговорил с ней на французском, а не на каком-то цыганском наречии, которое было бы недоступно ее пониманию.
— Да, мне нужна помощь, — ответила она. — У кареты, в которой я еду в Монте-Карло, отвалилось колесо. Я была бы чрезвычайно признательна за любую помощь, которую можете оказать мне вы и ваши люди.
— Ну конечно. Мои люди сейчас же посмотрят, что можно сделать, — сказал он. — А пока, мадемуазель, не присесть ли вам у огня и не погреться?
Озноб от страха прошел, но Сабина прекрасно понимала, что ее руки и в самом деле были едва ли теплее льда, да и тепло дня уступило место ночи, которая, несомненно, отдавала холодом. Он идет с гор, подумала она и, улыбнувшись, отвечала:
— Я с удовольствием посижу секундочку у огня, если можно. Я могу лишь надеяться, что с колесом ничего серьезного.
Цыган отдал какое-то приказание на языке, которого Сабина не могла понять, и двое или трое мужчин тут же побежали по направлению к карете. Немного застенчиво Сабина обошла вокруг костра и присела на импровизированный диван из листьев папоротника и деревьев, на который указывал ее собеседник. Сверху на него была наброшена шкура медведя. Не успела она сесть, как цыган преподнес ей стакан вина.
Сабина покачала головой:
— Нет, благодарю вас.
— Выпейте, мадемуазель, — настаивал, он. — Вино снимет дорожную усталость.
Сабина решила, что отказываться значило бы проявить неблагодарность, и, взяв бокал, отпила маленький глоток. У вина оказался мягкий, вкусный запах. Девушка мгновенно согрелась и почувствовала себя чуть увереннее.
Только сейчас, сидя у костра, она вдруг вспомнила, что была с непокрытой головой, и, поднеся руку к волосам, попыталась пригладить непослушные и растрепанные локоны.
— Не волнуйтесь, ваши волосы прекрасны, — тихо проговорил цыган.
Сабина взглянула на него, широко раскрыв глаза и едва веря в то, что верно расслышала его слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Может быть, там есть кто-то, кто сумеет нам помочь, — перебила она возницу.
Он посмотрел в направлении, которое она указывала, и пожал плечами, словно сама мысль о том, что может быть найдено решение их проблемы, казалась ему невероятной.
— Нельзя оставлять лошадей, — пробормотал он угрюмо.
— Я сама пойду и посмотрю, есть ли там люди, которые могли бы нам помочь, — заявила Сабина.
Она подняла с пола упавший ридикюль, в котором лежал ее кошелек, и, подобрав юбки, осторожно ступая по жесткой траве и камням, направилась к огню, который поблескивал во мраке, словно спасительный маяк.
По мере того как она подходила ближе, языки пламени, казалось, взметались все выше и выше. Костер горел много дальше, чем она полагала, и она не раз спотыкалась о кочки и камни, которыми была усеяна тропинка. Чем дальше она отходила от дороги, тем ровнее становилась земля, а огонь ярче. Вскоре она уже могла различить, что вокруг него расположились люди — люди и фургоны.
Прежде чем она смогла разглядеть все подробнее, она услышала музыку — пение скрипки, звон гитары, других каких-то музыкальных инструментов, звучание которых ей никак не удавалось распознать.
Звучала разудалая неистовая мелодия, которая показалась Сабине словно приглашением к танцу и веселью, так что почти неосознанно тревога и беспокойство, которые она испытывала из-за аварии с каретой, были забыты. Она почувствовала, как ее настроение поднимается, а шаги убыстряются, словно ее ноги невольно задвигались в ритм мелодии, которая звучала все громче и громче, пока Сабине не показалось, что ее душа и тело оказались во власти ритма гармонии.
Вступив в свет костра, она в тот же миг поняла, что это цыганский табор. Однако она не ожидала, что цыган будет так много, а одежда их столь пестра.
Большая группа мужчин и женщин расселась вокруг огня и на ступеньках фургонов, которые стояли кругом позади них. Перед костром танцевала женщина. Золотая вышивка на корсете ее платья, серьги и браслеты сверкали в свете пламени, ее длинные темные волосы развевались за спиной, когда она кружилась, а босые смуглые ноги быстро переступали.
Остальные молча смотрели на нее. Музыка была негромкой, она только отбивала ритм и скорее походила на стук крови в ушах или биение взволнованного сердца. Браслеты танцовщицы тихонько позвякивали, и она резко щелкала пальцами, как, должно быть, испанцы щелкают своими кастаньетами. Взметнув юбки и наклонившись к огню, она вдруг увидела Сабину и в тот же миг замерла на месте.
Музыка смолкла, и к Сабине повернулись все. Девушка увидела множество смуглых лиц и подозрительных глаз, поблескивающих в свете костра. Внезапно пятна цвета пришли в движение — красное, оранжевое, зеленое, — люди вскочили на ноги, явно намереваясь подойти к ней.
И тут Сабина испугалась. Впервые в жизни она боялась людей.
Она знала цыган, даже говорила с ними, когда те разбивали свой лагерь на окраине деревни у ее дома. Один и тот же табор из года в год приходил на то место, так что местные жители познакомились с цыганами и даже радовались каждому их возвращению. Правда, фермеры поговаривали, будто у них исчезают куры и яиц уж больно мало на этой неделе, но в целом от цыган не было зла.
Смуглые мужчины нет-нет да и помогут в уборке урожая, а женщины с темными миндалевидными глазами частенько приходили к черному ходу, продавая вешалки для одежды, искусно сплетенные корзины или ручки для швабр, и обещали открыть будущее всякому, кто позолотит им ручку.
Но люди, смотревшие на Сабину сейчас, были мало похожи на тех цыган, которых она знала раньше. Во-первых, эти были хорошо одеты. Мужчины в белых рубашках с длинными рукавами, украшенных тесьмой и лентами; женщины носили золотые украшения, пестрые юбки со множеством разноцветных оборок и черные бархатные корсеты, тесно зашнурованные на белых блузах с глубоким вырезом. Но в выражениях их лиц, стремительных, словно у хищников, движениях что-то дикое и первобытное, отчего их одежды казались просто лишними.
Внезапная остановка музыки и страх, что она вторгается во что-то секретное и запретное, заставили девушку задрожать и чуть ли не лишиться дара речи. Наступившая тишина с каждой» секундой становилась все тяжелее и мучительнее. Наконец с противоположной стороны костра поднялся какой-то мужчина и направился к ней.
Он был одет, как и подобает цыганам, в обтягивающие брюки и блузу с широкими рукавами, искусно расшитыми по краям. Вокруг его талии был повязан широкий пояс, а за ним заткнут нож с ручкой, украшенной драгоценными камнями. Он был чрезвычайно красив: его кожа отливала золотом, словно черпая свой цвет у самого солнца, у него были темные проницательные глаза и рот, резко очерченный, но тем не менее чувственный и страстный.
Он был цыган и все же чем-то отличался от остальных; и Сабина догадалась, что перед ней сам предводитель. Она не знала почему, но тут же почувствовала, что ей не надо его бояться. В нем чувствовалась властность и привычка командовать — об этом говорило многое — как он двигался, как гордо нес голову, — но в тот момент, когда он приблизился к ней, дрожь прекратилась, и она вновь могла говорить.
Она приоткрыла рот, но он опередил ее:
— Мадемуазель требуется помощь?
К ее величайшему облегчению, он заговорил с ней на французском, а не на каком-то цыганском наречии, которое было бы недоступно ее пониманию.
— Да, мне нужна помощь, — ответила она. — У кареты, в которой я еду в Монте-Карло, отвалилось колесо. Я была бы чрезвычайно признательна за любую помощь, которую можете оказать мне вы и ваши люди.
— Ну конечно. Мои люди сейчас же посмотрят, что можно сделать, — сказал он. — А пока, мадемуазель, не присесть ли вам у огня и не погреться?
Озноб от страха прошел, но Сабина прекрасно понимала, что ее руки и в самом деле были едва ли теплее льда, да и тепло дня уступило место ночи, которая, несомненно, отдавала холодом. Он идет с гор, подумала она и, улыбнувшись, отвечала:
— Я с удовольствием посижу секундочку у огня, если можно. Я могу лишь надеяться, что с колесом ничего серьезного.
Цыган отдал какое-то приказание на языке, которого Сабина не могла понять, и двое или трое мужчин тут же побежали по направлению к карете. Немного застенчиво Сабина обошла вокруг костра и присела на импровизированный диван из листьев папоротника и деревьев, на который указывал ее собеседник. Сверху на него была наброшена шкура медведя. Не успела она сесть, как цыган преподнес ей стакан вина.
Сабина покачала головой:
— Нет, благодарю вас.
— Выпейте, мадемуазель, — настаивал, он. — Вино снимет дорожную усталость.
Сабина решила, что отказываться значило бы проявить неблагодарность, и, взяв бокал, отпила маленький глоток. У вина оказался мягкий, вкусный запах. Девушка мгновенно согрелась и почувствовала себя чуть увереннее.
Только сейчас, сидя у костра, она вдруг вспомнила, что была с непокрытой головой, и, поднеся руку к волосам, попыталась пригладить непослушные и растрепанные локоны.
— Не волнуйтесь, ваши волосы прекрасны, — тихо проговорил цыган.
Сабина взглянула на него, широко раскрыв глаза и едва веря в то, что верно расслышала его слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61