А как отощал он, как бледен
Стал от поста, и от жажды, и прочих искусов тяжких,
Кои он стойко выносит, — вы можете сами проверить.
Что ему до того, что здесь его всякий порочит?
Если бы сам он пришел, — оправдался б и всех посрамил бы…»
Только что Гримбарт умолк, появляется, всех озадачив,
Геннинг-петух, и при нем все потомство. На черных носилках
Курочку без головы и без шеи внесли они скорбно.
Звали ее Скребоножкой, первейшей несушкой считалась.
Ах, пролилась ее кровь, и кровь ее Рейнеке пролил!
Пусть же король убедится!.. Едва лишь петух благонравный,
Горем подавлен, предстал пред лицом государя, другие
Два петуха подошли с таким же траурным видом.
Звался один Кукареком — и лучший петух не нашелся б
От Нидерландов до Франции самой. Шагавший с ним рядом
Имя носил Звонкопев, богатырского роста был малый.
Оба зажженные свечи держали. Покойной особе
Братьями были родными. Они проклинали убийцу.
Два петушка помоложе носилки несли и рыдали, —
Их причитания, вопли их издалека доносились.
Геннинг сказал: «Мы горюем о невозвратимой утрате,
Милостивейший король! Посочувствуйте в горе ужасном
Мне, как и детям моим! Вот Рейнеке-лиса работа!
Лишь миновала зима, и листва, и трава, и цветочки
Радости нам возвестили, — как счастлив я был, наблюдая
Свой жизнерадостный выводок, живший при мне беззаботно!
Десять сынков и четырнадцать дочек, веселых, проворных —
Сразу, в одно только лето, супруга моя воспитала.
Все крепышами росли и свое пропитанье дневное
Сызмальства сами себе находили в укромных местечках.
Двор ведь у нас монастырский, богатый: надежные стены;
Шесть большущих собак, недремлющих стражей домашних,
Деток моих так любили, так бдительно их охраняли.
Рейнеке, вору, однако, пришлось не по нраву, что мирно
Жили семьей мы счастливой, козней его избегая.
Вечно шнырял он у стен, по ночам караулил ворота.
Псы замечали его, он тягу давал. Но однажды
Был он всей сворою схвачен, и тут ему шкуру надрали!
Все же он спасся, и нас ненадолго оставил в покое…
Впрочем, послушайте дальше. Вскоре он снова приходит,
Схимник по виду, приносит рескрипт за печатью. Я вижу —
Ваша печать. Я читаю указ — в нем написано ясно:
Вы возвещаете мир нерушимый животным и птицам!..
Лис меж тем говорит, что отшельником стал он смиренным,
Дал-де он строгий обет искупить свои прегрешенья,
В коих, увы, он теперь сознается. Пускай-де отныне
Больше никто не боится его: он свято поклялся
Мясом вовек не питаться! Дал он мне рясу пощупать,
Даже нарамник, а также свидетельство мне предъявил он
От настоятеля; и, чтобы не было вовсе сомнений,
Он показал власяницу под рясой, сказав на прощанье:
«Будьте же, бог да хранит вас, здоровы! Немало осталось
Дел у меня: прочитать еще следует «Сексту» и «Нону»,
Кроме того, еще «Веспер». Стал на ходу он молиться,
Зло в уме замышляя, нам замышляя погибель…
Я, с просветленной душою, к семье поспешил — поделиться
Радостной вестью о грамоте вашей. Семья взликовала!
Если уж Рейнеке схимником сделался, знать мы не будем
Горя и страха!.. Впервые с детьми я отважился выйти
За монастырские стены. Как рады мы были свободе!
Нам она скоро бедой обернулась! Залег за кустами
Лис вероломный и, выскочив, путь нам к воротам отрезал.
Лучшего нашего сына схватил и унес он, проклятый!
Тут нам спасенья не стало! Уж раз он отведал куренка, —
Так и повадился!.. Ни егеря, ни собаки не могут
Нас от злодея теперь ни днем, ни ночью избавить.
Так вот перетаскал он чуть ли не всех моих деток:
Двадцать имел я, остался пяток. Остальных он зарезал!..
Сжальтесь над горем горчайшим! Вчера задушил он, разбойник,
Дочь мою также! Собаки спасли только труп бездыханный.
Вот она, жертва его! Пусть ваше откликнется сердце!..»
Слово король произнес: «Подойдите-ка, Гримбарт, взгляните:
Так-то постится отшельник ваш, так он грехи искупает?
Год бы еще мне прожить — он истинно каяться будет!
Впрочем, что пользы в словах! Послушайте, бедный мой Геннинг:
Дочери вашей отказа не будет ни в чем, что по праву
Воздано мертвым должно быть: ей будет «Вигилия» спета,
Почести будут оказаны при погребенье, а после
Мы с господами баронами кару убийце обсудим…»
Тут же король приказал «Вигилию» спеть над покойной.
С «Domino placebo» начали певчие петь и пропели
Все стихи до конца. Указать бы я мог и подробней,
Кто из них лекцию, кто респонсории пел, но уж слишком
Много потребует времени это. Не стоит, пожалуй…
Труп схоронили, могилку накрыли красивой плитою
Мраморной, словно стекло отшлифованной, грузной,
Толстой, солидной. И крупную, четкую высекли надпись:
«Тут Скребоножка покоится, Геннинга дочь. Между куриц
Всех яйценосней была и скребла замечательно землю.
Ах, лежит она здесь, убиенная Рейнеке-лисом.
Пусть же узнает весь мир о злодействе его и коварстве!
Плачьте о жертве безвинной!» Так именно надпись гласила…
Вскоре король на совет созывает умнейших придворных,
Чтоб сообща обсудить им, как покарать преступленье,
Ставшее столь очевидным ему самому и баронам.
Вот и решили они, что к преступнику дерзкому нужно
Срочно гонца отрядить, чтоб разбойник теперь не пытался
Как-нибудь вновь уклониться от явки на суд королевский
В самый ближайший из дней заседания членов совета.
Браун-медведь был назначен послом. В напутственном слове
Брауну молвил король: «Говорю вам, как ваш повелитель:
Будьте как можно усердней, но прежде всего — осторожность!
Рейнеке зол и коварен, пойдет он на всякие плутни:
Будет лукавить и льстить, обманывать, путать безбожно,
Лгать, как он лишь умеет!..» — «Нет, дудки! — тут Браун воскликнул
Самоуверенно. — Будьте спокойны! Пускай он посмеет
Чуточку хоть попытаться меня одурачить, мерзавец, —
Вот вам: богом клянусь, и да буду покаран я богом,
Если я с ним не разделаюсь так, что своих не узнает!..»
Песнь Вторая
Вот и отправился Браун с решительным видом в дорогу,
В дальние горы. А путь пролегал по огромной пустыне,
Длинной, широкой, песчаной. Ее пересекши, достиг он
Гор, наконец, где обычно охотился Рейнеке хитрый.
За день, как раз перед этим он славно там развлекался.
Дальше поплелся медведь в Малепартус, где лис понастроил
Всяких диковин. Из всех укреплений и замков, которых
Много имел он в округе, надежнейшим был Малепартус.
Рейнеке здесь укрывался, как только грозила опасность.
К замку Браун приходит, смотрит — ворота закрыты,
Накрепко заперты. Он отошел, потоптался на месте,
Долго не думал. — и рявкнул: «Дома ль вы, сударь племянник?
Браун-медведь к вам пришел, как судебный гонец королевский.
Знайте, поклялся король, что предстанете вы самолично
Перед судом высочайшим, а мне надлежит вас доставить:
Суд разберется, виновны вы иль невиновны. Пойдемте —
Или поплатитесь жизнью! Имейте в виду: за неявку
Вам угрожает иль петля, иль колесованье. На выбор!
Следуйте лучше за мной, чтоб дело не кончилось плохо!»
Рейнеке слышал отлично всю речь до последнего слова.
Сам он лежал, выжидал и раздумывал: «Если бы только
Мне удалось отплатить грубияну за это нахальство!
Что-нибудь надо придумать!» Ушел он в глубины жилища,
Б самые недра его. С расчетом был выстроен замок:
Было тут множество нор, подземелий, проходов, лазеек —
Узких и длинных — и разные двери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Стал от поста, и от жажды, и прочих искусов тяжких,
Кои он стойко выносит, — вы можете сами проверить.
Что ему до того, что здесь его всякий порочит?
Если бы сам он пришел, — оправдался б и всех посрамил бы…»
Только что Гримбарт умолк, появляется, всех озадачив,
Геннинг-петух, и при нем все потомство. На черных носилках
Курочку без головы и без шеи внесли они скорбно.
Звали ее Скребоножкой, первейшей несушкой считалась.
Ах, пролилась ее кровь, и кровь ее Рейнеке пролил!
Пусть же король убедится!.. Едва лишь петух благонравный,
Горем подавлен, предстал пред лицом государя, другие
Два петуха подошли с таким же траурным видом.
Звался один Кукареком — и лучший петух не нашелся б
От Нидерландов до Франции самой. Шагавший с ним рядом
Имя носил Звонкопев, богатырского роста был малый.
Оба зажженные свечи держали. Покойной особе
Братьями были родными. Они проклинали убийцу.
Два петушка помоложе носилки несли и рыдали, —
Их причитания, вопли их издалека доносились.
Геннинг сказал: «Мы горюем о невозвратимой утрате,
Милостивейший король! Посочувствуйте в горе ужасном
Мне, как и детям моим! Вот Рейнеке-лиса работа!
Лишь миновала зима, и листва, и трава, и цветочки
Радости нам возвестили, — как счастлив я был, наблюдая
Свой жизнерадостный выводок, живший при мне беззаботно!
Десять сынков и четырнадцать дочек, веселых, проворных —
Сразу, в одно только лето, супруга моя воспитала.
Все крепышами росли и свое пропитанье дневное
Сызмальства сами себе находили в укромных местечках.
Двор ведь у нас монастырский, богатый: надежные стены;
Шесть большущих собак, недремлющих стражей домашних,
Деток моих так любили, так бдительно их охраняли.
Рейнеке, вору, однако, пришлось не по нраву, что мирно
Жили семьей мы счастливой, козней его избегая.
Вечно шнырял он у стен, по ночам караулил ворота.
Псы замечали его, он тягу давал. Но однажды
Был он всей сворою схвачен, и тут ему шкуру надрали!
Все же он спасся, и нас ненадолго оставил в покое…
Впрочем, послушайте дальше. Вскоре он снова приходит,
Схимник по виду, приносит рескрипт за печатью. Я вижу —
Ваша печать. Я читаю указ — в нем написано ясно:
Вы возвещаете мир нерушимый животным и птицам!..
Лис меж тем говорит, что отшельником стал он смиренным,
Дал-де он строгий обет искупить свои прегрешенья,
В коих, увы, он теперь сознается. Пускай-де отныне
Больше никто не боится его: он свято поклялся
Мясом вовек не питаться! Дал он мне рясу пощупать,
Даже нарамник, а также свидетельство мне предъявил он
От настоятеля; и, чтобы не было вовсе сомнений,
Он показал власяницу под рясой, сказав на прощанье:
«Будьте же, бог да хранит вас, здоровы! Немало осталось
Дел у меня: прочитать еще следует «Сексту» и «Нону»,
Кроме того, еще «Веспер». Стал на ходу он молиться,
Зло в уме замышляя, нам замышляя погибель…
Я, с просветленной душою, к семье поспешил — поделиться
Радостной вестью о грамоте вашей. Семья взликовала!
Если уж Рейнеке схимником сделался, знать мы не будем
Горя и страха!.. Впервые с детьми я отважился выйти
За монастырские стены. Как рады мы были свободе!
Нам она скоро бедой обернулась! Залег за кустами
Лис вероломный и, выскочив, путь нам к воротам отрезал.
Лучшего нашего сына схватил и унес он, проклятый!
Тут нам спасенья не стало! Уж раз он отведал куренка, —
Так и повадился!.. Ни егеря, ни собаки не могут
Нас от злодея теперь ни днем, ни ночью избавить.
Так вот перетаскал он чуть ли не всех моих деток:
Двадцать имел я, остался пяток. Остальных он зарезал!..
Сжальтесь над горем горчайшим! Вчера задушил он, разбойник,
Дочь мою также! Собаки спасли только труп бездыханный.
Вот она, жертва его! Пусть ваше откликнется сердце!..»
Слово король произнес: «Подойдите-ка, Гримбарт, взгляните:
Так-то постится отшельник ваш, так он грехи искупает?
Год бы еще мне прожить — он истинно каяться будет!
Впрочем, что пользы в словах! Послушайте, бедный мой Геннинг:
Дочери вашей отказа не будет ни в чем, что по праву
Воздано мертвым должно быть: ей будет «Вигилия» спета,
Почести будут оказаны при погребенье, а после
Мы с господами баронами кару убийце обсудим…»
Тут же король приказал «Вигилию» спеть над покойной.
С «Domino placebo» начали певчие петь и пропели
Все стихи до конца. Указать бы я мог и подробней,
Кто из них лекцию, кто респонсории пел, но уж слишком
Много потребует времени это. Не стоит, пожалуй…
Труп схоронили, могилку накрыли красивой плитою
Мраморной, словно стекло отшлифованной, грузной,
Толстой, солидной. И крупную, четкую высекли надпись:
«Тут Скребоножка покоится, Геннинга дочь. Между куриц
Всех яйценосней была и скребла замечательно землю.
Ах, лежит она здесь, убиенная Рейнеке-лисом.
Пусть же узнает весь мир о злодействе его и коварстве!
Плачьте о жертве безвинной!» Так именно надпись гласила…
Вскоре король на совет созывает умнейших придворных,
Чтоб сообща обсудить им, как покарать преступленье,
Ставшее столь очевидным ему самому и баронам.
Вот и решили они, что к преступнику дерзкому нужно
Срочно гонца отрядить, чтоб разбойник теперь не пытался
Как-нибудь вновь уклониться от явки на суд королевский
В самый ближайший из дней заседания членов совета.
Браун-медведь был назначен послом. В напутственном слове
Брауну молвил король: «Говорю вам, как ваш повелитель:
Будьте как можно усердней, но прежде всего — осторожность!
Рейнеке зол и коварен, пойдет он на всякие плутни:
Будет лукавить и льстить, обманывать, путать безбожно,
Лгать, как он лишь умеет!..» — «Нет, дудки! — тут Браун воскликнул
Самоуверенно. — Будьте спокойны! Пускай он посмеет
Чуточку хоть попытаться меня одурачить, мерзавец, —
Вот вам: богом клянусь, и да буду покаран я богом,
Если я с ним не разделаюсь так, что своих не узнает!..»
Песнь Вторая
Вот и отправился Браун с решительным видом в дорогу,
В дальние горы. А путь пролегал по огромной пустыне,
Длинной, широкой, песчаной. Ее пересекши, достиг он
Гор, наконец, где обычно охотился Рейнеке хитрый.
За день, как раз перед этим он славно там развлекался.
Дальше поплелся медведь в Малепартус, где лис понастроил
Всяких диковин. Из всех укреплений и замков, которых
Много имел он в округе, надежнейшим был Малепартус.
Рейнеке здесь укрывался, как только грозила опасность.
К замку Браун приходит, смотрит — ворота закрыты,
Накрепко заперты. Он отошел, потоптался на месте,
Долго не думал. — и рявкнул: «Дома ль вы, сударь племянник?
Браун-медведь к вам пришел, как судебный гонец королевский.
Знайте, поклялся король, что предстанете вы самолично
Перед судом высочайшим, а мне надлежит вас доставить:
Суд разберется, виновны вы иль невиновны. Пойдемте —
Или поплатитесь жизнью! Имейте в виду: за неявку
Вам угрожает иль петля, иль колесованье. На выбор!
Следуйте лучше за мной, чтоб дело не кончилось плохо!»
Рейнеке слышал отлично всю речь до последнего слова.
Сам он лежал, выжидал и раздумывал: «Если бы только
Мне удалось отплатить грубияну за это нахальство!
Что-нибудь надо придумать!» Ушел он в глубины жилища,
Б самые недра его. С расчетом был выстроен замок:
Было тут множество нор, подземелий, проходов, лазеек —
Узких и длинных — и разные двери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33