– А вы что в этом понимаете?
Я пытался урезонить его, но мне это не удалось. Пробовал что-то доказать другим членам нашей группы, но все были против меня.
– Нет, он знает, что делает, он ведь занимается этим куда дольше вас, – возражал мне один старый актер.
Я снялся уже в пяти фильмах, и лишь в двух-трех мне удалось сделать несколько эпизодов по-своему и так, чтобы мясники в монтажной их не изуродовали. Познакомившись с методикой монтажа, я давал себе волю только в начале или в конце эпизода, так как знал, что вырезать появление или уход немыслимо. Я пользовался каждой возможностью поближе узнать, как создаются фильмы, и постоянно заходил то в проявочную, то в монтажную, где смотрел, как из кусков пленки монтируется фильм.
Мне очень хотелось писать сценарии для своих фильмов и самому их ставить, о чем я и сказал Сеннету, но он, пропустив мои слова мимо ушей, направил меня в группу Мэйбл Норман, которая как раз начинала самостоятельно делать картины. Я был очень уязвлен – как ни была очаровательна Мэйбл, ее режиссерские способности вызывали у меня сильные сомнения. В первый же день, как и следовало ожидать, мы поссорились. Съемка шла на натуре, в предместье Лос-Анжелоса, и Мэйбл поручила мне поливать дорогу из шланга, чтобы автомобиль злодея занесло на повороте и он перевернулся. Я предложил сделать так: я нечаянно наступаю на шланг, начинаю озираться, заглядываю в трубку, недоумевая, почему не идет вода, при этом схожу со шланга и струя ударяет мне прямо в лицо. Но Мэйбл тут же перебила меня:
– У нас нет времени! Нет времени! Делайте, что вам говорят!
Этого я стерпеть не мог, да еще от такой хорошенькой девушки!
– Извините, мисс Норман, я не стану делать того, что мне говорят. По-моему, вы недостаточно компетентны, чтобы указывать, что мне надо делать.
Эпизод снимался посреди дороги. Я отошел и сел на обочину. Милая Мэйбл – всеобщая любимица, прелестная и очаровательная, ей тогда было всего двадцать лет – в растерянности сидела у камеры: с ней еще никто не разговаривал так резко. Должен признаться, что и я не остался равнодушен к ее обаянию и красоте – в глубине души я был даже немножко влюблен в нее, но здесь речь шла о моей работе. Мэйбл немедленно окружили актеры и другие члены труппы, и началось совещание. Впоследствии Мэйбл рассказывала мне, что кто-то из статистов даже предложил отколотить меня, но она не позволила. Она послала ко мне ассистента узнать, буду ли я продолжать работу.
Я подошел к ней.
– Извините меня, – сказал я примирительно, – только, по-моему, это не смешно и не забавно. Но если вы разрешите мне предложить вам несколько комедийных ситуаций…
Она не стала спорить.
– Хорошо, – перебила она меня, – если вы не хотите делать того, что вам говорят, мы вернемся в студию.
Хотя мое положение было отчаянным, я уже смирился с этим и только пожал плечами. На все это ушло не слишком много рабочего времени, так как съемку начали в девять утра, а сейчас был шестой, и солнце клонилось к западу.
Я еще снимал грим, когда ко мне в уборную ворвался Сеннет.
– В чем дело, черт вас побери? – спросил он.
– Сюжет надо подкрепить комедийными трюками, – пытался я объяснить, – а мисс Норман не хочет слушать никаких предложений.
– Вы будете делать то, что вам говорят, или вылетите отсюда, несмотря на ваш контракт!
Я сохранял хладнокровие.
– Мистер Сеннет, – сказал я, – я зарабатывал на хлеб с маслом и до того, как пришел сюда, и если вы меня решили уволить, – ну что ж, увольняйте. Но я честно отношусь к своей работе, и мне не меньше вашего хотелось бы, чтобы фильм получился хорошим.
Не сказав ни слова, Сеннет вышел, хлопнув дверью.
Возвращаясь домой в трамвае, я рассказал своему приятелю, что произошло.
– Жалко, – сказал он. – А начали вы здорово!
– По-вашему, меня уволят? – спросил я весело, стараясь скрыть тревогу.
– Возможно. Когда Сеннет выскочил из вашей уборной, он был зол, как черт!
– Ну что ж, не пропаду. У меня есть полторы тысячи долларов, этого за глаза хватит, чтобы добраться до Англии. Завтра я все-таки явлюсь на студию, а если меня попросят уйти – C’est la vie! []
На следующий день съемка должна была начаться в восемь утра, но я не знал, что делать, и сидел в уборной, не гримируясь. Без десяти восемь в дверь просунул голову Сеннет.
– Чарли, я хочу с вами поговорить. Пошли к Мэйбл, – тон его был неожиданно дружеским.
– Хорошо, мистер Сеннет, – сказал я и последовал за ним.
Мэйбл в уборной не оказалось, она сидела в просмотровом зале.
– Послушайте, – начал Мак, – Мэйбл вас очень любит, да и все мы вас любим и считаем хорошим актером.
Я был удивлен этой внезапной переменой и сразу начал оттаивать.
– Разумеется, и я питаю глубочайшее уважение и восхищаюсь мисс Норман, – заметил я, – но не думаю, что она может быть режиссером. В конце концов, она еще слишком молода.
– Как бы вы там ни думали, смирите свою гордыню и помогите Мэйбл, – Сеннет похлопал меня по плечу.
– Именно это я и пытался сделать.
– Во всяком случае, постарайтесь ладить с ней.
– Если бы вы позволили мне самому ставить картины, у вас не было бы никаких неприятностей.
Последовала небольшая пауза.
– А кто оплатит нам фильм, если его не возьмут в прокат?
– Я сам, – ответил я. – Внесу полторы тысячи долларов в любой банк по вашему выбору, и, если картина не пойдет в прокат, вы возьмете себе эти деньги.
Мак на минуту задумался.
– А у вас есть сюжет?
– Конечно! И не один, а сколько угодно.
– Хорошо, – сказал Мак, – кончайте картину с Мэйбл, а там посмотрим.
Мы расстались самым дружеским образом. Затем я пошел к Мэйбл, извинился, и в тот же вечер Сеннет повез нас обедать в ресторан. На следующий день Мэйбл была как нельзя более любезна. Она даже сама обращалась ко мне за советом. И так, к большому недоумению операторов и всей группы, мы в полном согласии закончили фильм. Я никак не мог понять, почему Сеннет вдруг переменился. Причину я узнал почти через год – Сеннет, оказывается, уже собрался уволить меня в конце недели, но наутро после моей ссоры с Мэйбл он получил из нью-йоркской конторы телеграмму, в которой его просили побыстрее сделать еще несколько чаплиновских картин, так как на них небывалый спрос.
Средний тираж кистоуновской комедии обычно не превышал двадцати копий. Если в прокат брали тридцать копий, это уже считалось большим успехом. Моя последняя картина – четвертая по счету – была выпущена в количестве сорока пяти копий. Но и это не удовлетворило спроса. Вот почему, получив телеграмму, Мак проникся ко мне дружескими чувствами.
Режиссура в те дни была очень проста. Следовало только помнить, где право, где лево. Если в первом эпизоде персонаж уходил направо, то в следующем он должен был появляться слева; если же он сначала шел прямо на камеру, то потом должен был появиться спиной к ней. Таковы были основные правила.
Однако, приобретя некоторый опыт, я понял, что местоположение камеры имеет не только психологическое значение, но и определяет характер композиции эпизода. Другими словами, именно в этом заключается основа кинематографического стиля. Если камеру поставить чуть ближе или чуть дальше, – это может либо усилить впечатление, либо совсем свести его на нет. Движение актера должно быть экономным, не следует заставлять его идти слишком долго, если только это не оправдано какой-то особой причиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Я пытался урезонить его, но мне это не удалось. Пробовал что-то доказать другим членам нашей группы, но все были против меня.
– Нет, он знает, что делает, он ведь занимается этим куда дольше вас, – возражал мне один старый актер.
Я снялся уже в пяти фильмах, и лишь в двух-трех мне удалось сделать несколько эпизодов по-своему и так, чтобы мясники в монтажной их не изуродовали. Познакомившись с методикой монтажа, я давал себе волю только в начале или в конце эпизода, так как знал, что вырезать появление или уход немыслимо. Я пользовался каждой возможностью поближе узнать, как создаются фильмы, и постоянно заходил то в проявочную, то в монтажную, где смотрел, как из кусков пленки монтируется фильм.
Мне очень хотелось писать сценарии для своих фильмов и самому их ставить, о чем я и сказал Сеннету, но он, пропустив мои слова мимо ушей, направил меня в группу Мэйбл Норман, которая как раз начинала самостоятельно делать картины. Я был очень уязвлен – как ни была очаровательна Мэйбл, ее режиссерские способности вызывали у меня сильные сомнения. В первый же день, как и следовало ожидать, мы поссорились. Съемка шла на натуре, в предместье Лос-Анжелоса, и Мэйбл поручила мне поливать дорогу из шланга, чтобы автомобиль злодея занесло на повороте и он перевернулся. Я предложил сделать так: я нечаянно наступаю на шланг, начинаю озираться, заглядываю в трубку, недоумевая, почему не идет вода, при этом схожу со шланга и струя ударяет мне прямо в лицо. Но Мэйбл тут же перебила меня:
– У нас нет времени! Нет времени! Делайте, что вам говорят!
Этого я стерпеть не мог, да еще от такой хорошенькой девушки!
– Извините, мисс Норман, я не стану делать того, что мне говорят. По-моему, вы недостаточно компетентны, чтобы указывать, что мне надо делать.
Эпизод снимался посреди дороги. Я отошел и сел на обочину. Милая Мэйбл – всеобщая любимица, прелестная и очаровательная, ей тогда было всего двадцать лет – в растерянности сидела у камеры: с ней еще никто не разговаривал так резко. Должен признаться, что и я не остался равнодушен к ее обаянию и красоте – в глубине души я был даже немножко влюблен в нее, но здесь речь шла о моей работе. Мэйбл немедленно окружили актеры и другие члены труппы, и началось совещание. Впоследствии Мэйбл рассказывала мне, что кто-то из статистов даже предложил отколотить меня, но она не позволила. Она послала ко мне ассистента узнать, буду ли я продолжать работу.
Я подошел к ней.
– Извините меня, – сказал я примирительно, – только, по-моему, это не смешно и не забавно. Но если вы разрешите мне предложить вам несколько комедийных ситуаций…
Она не стала спорить.
– Хорошо, – перебила она меня, – если вы не хотите делать того, что вам говорят, мы вернемся в студию.
Хотя мое положение было отчаянным, я уже смирился с этим и только пожал плечами. На все это ушло не слишком много рабочего времени, так как съемку начали в девять утра, а сейчас был шестой, и солнце клонилось к западу.
Я еще снимал грим, когда ко мне в уборную ворвался Сеннет.
– В чем дело, черт вас побери? – спросил он.
– Сюжет надо подкрепить комедийными трюками, – пытался я объяснить, – а мисс Норман не хочет слушать никаких предложений.
– Вы будете делать то, что вам говорят, или вылетите отсюда, несмотря на ваш контракт!
Я сохранял хладнокровие.
– Мистер Сеннет, – сказал я, – я зарабатывал на хлеб с маслом и до того, как пришел сюда, и если вы меня решили уволить, – ну что ж, увольняйте. Но я честно отношусь к своей работе, и мне не меньше вашего хотелось бы, чтобы фильм получился хорошим.
Не сказав ни слова, Сеннет вышел, хлопнув дверью.
Возвращаясь домой в трамвае, я рассказал своему приятелю, что произошло.
– Жалко, – сказал он. – А начали вы здорово!
– По-вашему, меня уволят? – спросил я весело, стараясь скрыть тревогу.
– Возможно. Когда Сеннет выскочил из вашей уборной, он был зол, как черт!
– Ну что ж, не пропаду. У меня есть полторы тысячи долларов, этого за глаза хватит, чтобы добраться до Англии. Завтра я все-таки явлюсь на студию, а если меня попросят уйти – C’est la vie! []
На следующий день съемка должна была начаться в восемь утра, но я не знал, что делать, и сидел в уборной, не гримируясь. Без десяти восемь в дверь просунул голову Сеннет.
– Чарли, я хочу с вами поговорить. Пошли к Мэйбл, – тон его был неожиданно дружеским.
– Хорошо, мистер Сеннет, – сказал я и последовал за ним.
Мэйбл в уборной не оказалось, она сидела в просмотровом зале.
– Послушайте, – начал Мак, – Мэйбл вас очень любит, да и все мы вас любим и считаем хорошим актером.
Я был удивлен этой внезапной переменой и сразу начал оттаивать.
– Разумеется, и я питаю глубочайшее уважение и восхищаюсь мисс Норман, – заметил я, – но не думаю, что она может быть режиссером. В конце концов, она еще слишком молода.
– Как бы вы там ни думали, смирите свою гордыню и помогите Мэйбл, – Сеннет похлопал меня по плечу.
– Именно это я и пытался сделать.
– Во всяком случае, постарайтесь ладить с ней.
– Если бы вы позволили мне самому ставить картины, у вас не было бы никаких неприятностей.
Последовала небольшая пауза.
– А кто оплатит нам фильм, если его не возьмут в прокат?
– Я сам, – ответил я. – Внесу полторы тысячи долларов в любой банк по вашему выбору, и, если картина не пойдет в прокат, вы возьмете себе эти деньги.
Мак на минуту задумался.
– А у вас есть сюжет?
– Конечно! И не один, а сколько угодно.
– Хорошо, – сказал Мак, – кончайте картину с Мэйбл, а там посмотрим.
Мы расстались самым дружеским образом. Затем я пошел к Мэйбл, извинился, и в тот же вечер Сеннет повез нас обедать в ресторан. На следующий день Мэйбл была как нельзя более любезна. Она даже сама обращалась ко мне за советом. И так, к большому недоумению операторов и всей группы, мы в полном согласии закончили фильм. Я никак не мог понять, почему Сеннет вдруг переменился. Причину я узнал почти через год – Сеннет, оказывается, уже собрался уволить меня в конце недели, но наутро после моей ссоры с Мэйбл он получил из нью-йоркской конторы телеграмму, в которой его просили побыстрее сделать еще несколько чаплиновских картин, так как на них небывалый спрос.
Средний тираж кистоуновской комедии обычно не превышал двадцати копий. Если в прокат брали тридцать копий, это уже считалось большим успехом. Моя последняя картина – четвертая по счету – была выпущена в количестве сорока пяти копий. Но и это не удовлетворило спроса. Вот почему, получив телеграмму, Мак проникся ко мне дружескими чувствами.
Режиссура в те дни была очень проста. Следовало только помнить, где право, где лево. Если в первом эпизоде персонаж уходил направо, то в следующем он должен был появляться слева; если же он сначала шел прямо на камеру, то потом должен был появиться спиной к ней. Таковы были основные правила.
Однако, приобретя некоторый опыт, я понял, что местоположение камеры имеет не только психологическое значение, но и определяет характер композиции эпизода. Другими словами, именно в этом заключается основа кинематографического стиля. Если камеру поставить чуть ближе или чуть дальше, – это может либо усилить впечатление, либо совсем свести его на нет. Движение актера должно быть экономным, не следует заставлять его идти слишком долго, если только это не оправдано какой-то особой причиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144