— Обстоятельно следует разобраться, — подчеркнул он.
Генерал с досадой подумал: «Следствия, допросы, протоколы… Затаскают, погубят парнишку. Нет, откладывать дело нельзя, выяснить надо сейчас. Виноват — пусть отвечает, нет вины — нечего мытарить человека».
— Что ты там наговорил? — резко спросил Доброхотов разведчика.
— Пусть подполковник сам скажет, — огрызнулся Ромашкин.
— Вот видите, какой это озлобленный человек, — тут же сказал Линтварев.
— Да бросьте вы хаять его! — вмешался Караваев. — Мы знаем Ромашкина не хуже вас. Факты выкладывайте, факты!
— Так что же он говорил? Что вас насторожило? — спросил генерал, нацелив колкие глаза и кустистые брови на Линтварева.
— Я точно не помню, но он сомневался по поводу каких-то слов товарища Сталина.
— Каких именно слов? — Доброхотов обратился к Ромашкину.
— Я был в сорок первом седьмого ноября на параде в Москве. Тогда шел снег, все мы и товарищ Сталин были в снегу. А в кинохронике перед товарищем Сталиным снег не падал, и пар у него, когда говорил, изо рта не шел. Вот я и спросил: почему?
— Кого спросил?
— Да так, никого, сам себе сказал.
— И это вся «политика»? Мы тоже были на параде, снег действительно падал. — Генерал опять повернулся к Линтвареву: — Что вы усматриваете в этом подозрительного?
— Смысл не только в этом снеге. Окружающие слышали высказывание Ромашкина, он заронил сомнение. А зачем? Мне кажется, нашему особому отделу не мешает поинтересоваться этим. Тем более, что у Ромашкина это не первый случай, его уже судили по политической статье.
«Ну, опять его понесло», — раздраженно подумал Доброхотов и, чтобы разом всему положить конец, поднялся и громко объявил:
— Старшего лейтенанта Ромашкина за оскорбление капитана Морейко, старшего по званию, предупреждаю о неполном служебном соответствии. Письменный приказ получите сегодня же!
Доброхотов расстроился оттого, что в дивизии завелся такой человек, как Линтварев. Из-за этого Линтварева он, комдив, вынужден пойти на хитрость: за один проступок дважды не наказывают. Объявляя Ромашкину большое взыскание, он избавлял разведчика от возможных других неприятных последствий, но тем самым брал на себя часть ответственности — защитил человека с сомнительными политическими высказываниями. А Линтварев из тех политработников, который может этим воспользоваться и нагадить и ему, генералу.
— Черт знает чем приходится здесь заниматься, когда люди на том берегу жизни кладут! — шумел генерал. — Вы, Караваев, наведите порядок в полку и будьте готовы завтра же выступить на плацдарм. Хватит, наотдыхались! Отличились!
Генерал и начальник политотдела уехали.
Ромашкину все сочувствовали: и Колокольцев, и Люленков, и офицеры штаба. Караваев после отъезда начальства сказал:
— Садись поешь, наверное, не завтракал и не обедал сегодня? Ты вот что… Ты духом не падай.
Ромашкину было приятно, что командир поддерживает его в трудную минуту.
На капитана Морейко Василий не обижался, конечно, не следовало его бить. Но Линтварев — вот кто возмущал и удивлял: заварить такое дело, вспомнить госпитальный разговор, так бессовестно все извратить! И снятую судимость вспомнил. Зачем ему все это понадобилось? Почему невзлюбил? За что мстит?
Не знал Ромашкин о том, что Линтварев к нему не испытывал неприязни; будь на месте Василия другой, Линтварев поступил бы так же — это всего-навсего его тактический ход, желание упрочить свое служебное положение, своеобразный испуг перед большим командирским авторитетом Караваева, попытка поставить себя если не в равное с ним, то уж обязательно в независимое положение.
Непонятна была Ромашкину и суровость комдива — уж ему-то чем не угодил? Василий сидел напротив Караваева, ел, не замечая вкуса пищи, говорил будто о ком-то другом, не о себе:
— Все сразу забыли. Вчера был хороший, сегодня плохой. Генерал три награды вручил, а сегодня — бах! — неполное служебное соответствие!
Караваев, понизив голос, сказал:
— Ты генералу спасибо скажи — выручил он тебя. Если бы не он, загремел бы под трибунал, да еще с политическим хвостом.
Ромашкина удивило это объяснение, но, поразмыслив, понял — командир полка прав: все могло кончиться гораздо хуже.
В полк Караваева приехал член Военного совета армии генерал Бойков. Сначала он намеревался побывать на НП командира дивизии Доброхотова. Но, услыхав о натянутых отношениях нового замполита Линтварева и подполковника Караваева, решил побывать в полку, разобраться.
Генерал прибыл в полк, когда наступление было остановлено контратакой фашистов. На НП полка не было ни командира, ни замполита — они оба ушли в батальоны, которые дрогнули под сильным ударом танков.
Линтварев был в первом батальоне у капитана Куржакова. Григорий уже командовал батальоном, заменив погибшего Журавлева. Куржаков знал о размолвках замполита и командира полка, знал и подробности от Ромашкина, за все это невзлюбил Линтварева. Когда тот прибежал в батальон и с ходу закричал: «Почему не продвигаетесь?», — Куржаков, еле сдерживая себя, ответил:
— Может, вы покажете, как это сделать?
К удивлению капитана, Линтварев не смалодушничал, сухо и официально бросил:
— Покажу, если вы разучились. — Он вышел в первые ряды залегших рот и сказал Куржакову: — Попросите артиллеристов дать налет.
Куржаков позвонил по телефону, надорванным голосом передал координаты и команду. Вскоре послышались выстрелы пушек, и темные султаны намокшей под дождем земли вскинулись впереди на бугре, где засели немцы.
— Встать! За мной! За Родину! — закричал Линтварев и первым побежал вперед, размахивая пистолетом.
«Не трус», — подумал Куржаков, поспевая за ним.
Пулеметы встретили атакующих дружным огнем, и тут же заклевали землю мины. Бойцы залегли. Лег и Линтварев. Куржаков решил показать замполиту, что он все же храбрее его. Подошел к нему, распростертому на земле, и, спокойно скручивая цигарку, буднично спросил, стоя под свистящими пулями:
— Ну, что дальше будем делать?
Линтварев удивленно уставился на него снизу вверх, взял себя в руки:
— Прекратите этот глупый форс! Ложитесь! Я вам приказываю!
Куржаков опустился на землю, лег не на живот, а на спину, словно, загулявшись по этим полям, устал и теперь, отдыхая, пускал дым в небо.
У гитлеровцев заработали моторы танков, замелькали, задвигались каски в траншее.
— Сейчас пойдут в контратаку, — сказал сдержанно Линтварев. — На ровном месте они нас раздавят. Надо отойти, встречать танки в траншее.
— Вы же говорили: только вперед! — невозмутимо напомнил Куржаков.
Линтварев вдруг обложил его трехэтажных матом. Куржаков засмеялся:
— Оказывается, вы умеете и по-человечески разговаривать! Разрешите отвести батальон?
— Отводите.
Потом они вместе отбивали контратаку, и Куржаков еще раз убедился — замполит не из трусливых! Когда бой стих, с НП полка сообщили: Бойков вызывает к себе Линтварева.
Генерал успел побеседовать с Караваевым и несколькими офицерами-коммунистами, все говорили не в пользу замполита, да Бойков и сам видел по фактам — не сумел Линтварев на новом месте войти в коллектив. Член Военного совета хорошо знал подполковника по работе в политотделе армии, там его педантичность, исполнительность с бумагами была очень полезна и уместна, а вот здесь в общении с людьми Линтварев, опираясь на служебную требовательность, боролся не за общее дело, а за свой личный авторитет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
Генерал с досадой подумал: «Следствия, допросы, протоколы… Затаскают, погубят парнишку. Нет, откладывать дело нельзя, выяснить надо сейчас. Виноват — пусть отвечает, нет вины — нечего мытарить человека».
— Что ты там наговорил? — резко спросил Доброхотов разведчика.
— Пусть подполковник сам скажет, — огрызнулся Ромашкин.
— Вот видите, какой это озлобленный человек, — тут же сказал Линтварев.
— Да бросьте вы хаять его! — вмешался Караваев. — Мы знаем Ромашкина не хуже вас. Факты выкладывайте, факты!
— Так что же он говорил? Что вас насторожило? — спросил генерал, нацелив колкие глаза и кустистые брови на Линтварева.
— Я точно не помню, но он сомневался по поводу каких-то слов товарища Сталина.
— Каких именно слов? — Доброхотов обратился к Ромашкину.
— Я был в сорок первом седьмого ноября на параде в Москве. Тогда шел снег, все мы и товарищ Сталин были в снегу. А в кинохронике перед товарищем Сталиным снег не падал, и пар у него, когда говорил, изо рта не шел. Вот я и спросил: почему?
— Кого спросил?
— Да так, никого, сам себе сказал.
— И это вся «политика»? Мы тоже были на параде, снег действительно падал. — Генерал опять повернулся к Линтвареву: — Что вы усматриваете в этом подозрительного?
— Смысл не только в этом снеге. Окружающие слышали высказывание Ромашкина, он заронил сомнение. А зачем? Мне кажется, нашему особому отделу не мешает поинтересоваться этим. Тем более, что у Ромашкина это не первый случай, его уже судили по политической статье.
«Ну, опять его понесло», — раздраженно подумал Доброхотов и, чтобы разом всему положить конец, поднялся и громко объявил:
— Старшего лейтенанта Ромашкина за оскорбление капитана Морейко, старшего по званию, предупреждаю о неполном служебном соответствии. Письменный приказ получите сегодня же!
Доброхотов расстроился оттого, что в дивизии завелся такой человек, как Линтварев. Из-за этого Линтварева он, комдив, вынужден пойти на хитрость: за один проступок дважды не наказывают. Объявляя Ромашкину большое взыскание, он избавлял разведчика от возможных других неприятных последствий, но тем самым брал на себя часть ответственности — защитил человека с сомнительными политическими высказываниями. А Линтварев из тех политработников, который может этим воспользоваться и нагадить и ему, генералу.
— Черт знает чем приходится здесь заниматься, когда люди на том берегу жизни кладут! — шумел генерал. — Вы, Караваев, наведите порядок в полку и будьте готовы завтра же выступить на плацдарм. Хватит, наотдыхались! Отличились!
Генерал и начальник политотдела уехали.
Ромашкину все сочувствовали: и Колокольцев, и Люленков, и офицеры штаба. Караваев после отъезда начальства сказал:
— Садись поешь, наверное, не завтракал и не обедал сегодня? Ты вот что… Ты духом не падай.
Ромашкину было приятно, что командир поддерживает его в трудную минуту.
На капитана Морейко Василий не обижался, конечно, не следовало его бить. Но Линтварев — вот кто возмущал и удивлял: заварить такое дело, вспомнить госпитальный разговор, так бессовестно все извратить! И снятую судимость вспомнил. Зачем ему все это понадобилось? Почему невзлюбил? За что мстит?
Не знал Ромашкин о том, что Линтварев к нему не испытывал неприязни; будь на месте Василия другой, Линтварев поступил бы так же — это всего-навсего его тактический ход, желание упрочить свое служебное положение, своеобразный испуг перед большим командирским авторитетом Караваева, попытка поставить себя если не в равное с ним, то уж обязательно в независимое положение.
Непонятна была Ромашкину и суровость комдива — уж ему-то чем не угодил? Василий сидел напротив Караваева, ел, не замечая вкуса пищи, говорил будто о ком-то другом, не о себе:
— Все сразу забыли. Вчера был хороший, сегодня плохой. Генерал три награды вручил, а сегодня — бах! — неполное служебное соответствие!
Караваев, понизив голос, сказал:
— Ты генералу спасибо скажи — выручил он тебя. Если бы не он, загремел бы под трибунал, да еще с политическим хвостом.
Ромашкина удивило это объяснение, но, поразмыслив, понял — командир полка прав: все могло кончиться гораздо хуже.
В полк Караваева приехал член Военного совета армии генерал Бойков. Сначала он намеревался побывать на НП командира дивизии Доброхотова. Но, услыхав о натянутых отношениях нового замполита Линтварева и подполковника Караваева, решил побывать в полку, разобраться.
Генерал прибыл в полк, когда наступление было остановлено контратакой фашистов. На НП полка не было ни командира, ни замполита — они оба ушли в батальоны, которые дрогнули под сильным ударом танков.
Линтварев был в первом батальоне у капитана Куржакова. Григорий уже командовал батальоном, заменив погибшего Журавлева. Куржаков знал о размолвках замполита и командира полка, знал и подробности от Ромашкина, за все это невзлюбил Линтварева. Когда тот прибежал в батальон и с ходу закричал: «Почему не продвигаетесь?», — Куржаков, еле сдерживая себя, ответил:
— Может, вы покажете, как это сделать?
К удивлению капитана, Линтварев не смалодушничал, сухо и официально бросил:
— Покажу, если вы разучились. — Он вышел в первые ряды залегших рот и сказал Куржакову: — Попросите артиллеристов дать налет.
Куржаков позвонил по телефону, надорванным голосом передал координаты и команду. Вскоре послышались выстрелы пушек, и темные султаны намокшей под дождем земли вскинулись впереди на бугре, где засели немцы.
— Встать! За мной! За Родину! — закричал Линтварев и первым побежал вперед, размахивая пистолетом.
«Не трус», — подумал Куржаков, поспевая за ним.
Пулеметы встретили атакующих дружным огнем, и тут же заклевали землю мины. Бойцы залегли. Лег и Линтварев. Куржаков решил показать замполиту, что он все же храбрее его. Подошел к нему, распростертому на земле, и, спокойно скручивая цигарку, буднично спросил, стоя под свистящими пулями:
— Ну, что дальше будем делать?
Линтварев удивленно уставился на него снизу вверх, взял себя в руки:
— Прекратите этот глупый форс! Ложитесь! Я вам приказываю!
Куржаков опустился на землю, лег не на живот, а на спину, словно, загулявшись по этим полям, устал и теперь, отдыхая, пускал дым в небо.
У гитлеровцев заработали моторы танков, замелькали, задвигались каски в траншее.
— Сейчас пойдут в контратаку, — сказал сдержанно Линтварев. — На ровном месте они нас раздавят. Надо отойти, встречать танки в траншее.
— Вы же говорили: только вперед! — невозмутимо напомнил Куржаков.
Линтварев вдруг обложил его трехэтажных матом. Куржаков засмеялся:
— Оказывается, вы умеете и по-человечески разговаривать! Разрешите отвести батальон?
— Отводите.
Потом они вместе отбивали контратаку, и Куржаков еще раз убедился — замполит не из трусливых! Когда бой стих, с НП полка сообщили: Бойков вызывает к себе Линтварева.
Генерал успел побеседовать с Караваевым и несколькими офицерами-коммунистами, все говорили не в пользу замполита, да Бойков и сам видел по фактам — не сумел Линтварев на новом месте войти в коллектив. Член Военного совета хорошо знал подполковника по работе в политотделе армии, там его педантичность, исполнительность с бумагами была очень полезна и уместна, а вот здесь в общении с людьми Линтварев, опираясь на служебную требовательность, боролся не за общее дело, а за свой личный авторитет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157