Но Жаворонок уже мчится с высоты и, крикнув Подковкиным на лету: «Лунь прилетел!», спешит к норке, кричит Мышонку:
– Не высовывай носа! Не высовывай носа из норки!
Подковкин командует своим поршкам:
– Чирр-вик!
И поршки поджимают ножки, делаются невидимками.
Мышонок слышит Жаворонка и, дрожа от страха, забивается поглубже в норку.
И Лунь улетает дальше, никого не поймав.
Каждый день прилетали из далёкого леса чёрный Коршун с выемкой на длинном хвосте и бурый Канюк-Мышелов. Кружили над полями, высматривая добычу. Их когти всегда готовы схватить неосторожного мышонка или поршка. Но с утра до полудня и опять через час после полудня караулит в небе Жаворонок, и все полевые птицы и звери спокойны: у них хороший сторож.
А в полдень хищники улетают на реку – на водопой. Тогда и Жаворонок спускается на землю поесть да вздремнуть полчасика после обеда, и в полях наступает «мёртвый час», – час отдыха и сна.
И может быть, так бы всё и обошлось благополучно, все звериные детёныши были бы целы и поршки у куропаток выросли бы спокойно, да, на беду, прилетела в поля Серая Ястребиха.
Страшны маленьким зверям и птицам и Лунь, и Коршун, и Канюк-Мышелов. Ещё страшней небольшой Серый Ястреб-Перепелятник – птица-кошка. От его безжалостных жёлтых глаз всего трудней спрятаться. От него не спасут ни быстрые ноги, ни ловкие крылья.
Но всех страшней его жена – Ястребиха. Она больше и сильней Ястреба. Ей и взрослую куропатку поймать – пустяк.
Ястребиха не кружила над полями у всех на виду, как Лунь или Канюк. Она только пронеслась над рожью и где-то за Костяничной горкой вдруг исчезла.
Жаворонок прокричал сверху:
– Ястребиха! Спасайтесь! – и замолк.
Он сам не знал, куда девалась Ястребиха: не успел заметить.
На Костяничной горке растут густые кусты, а над ними поднимаются в небо две высокие осины. Одна – сухая. Другая – как зелёная круглая башня. Коршун и Канюк-Мышелов, бывало, летают-летают и присядут на сухую осину: отсюда им хорошо видно, что делается кругом в полях.
Им видно, зато и их видно. И пока хищник сидит на сухой осине, ни одна мышь не высунет носа из норки, ни одна птица не покажется из кустов или из хлеба.
А вот Ястребиха промчалась над головами – и нет её. Никто не сидит на сухой осине. Никто не кружит над полями. Жаворонок опять спокойно запел в вышине.
И полевое зверьё вылезает из норок: из незаметных ухоронок под кустами, в хлебах, между кочками.
Жаворонок видит с высоты: вот Зайчишка выкатился из-под куста, встал столбиком, огляделся, повертел во все стороны ушками. Ничего, спокойно. Опустился на передние короткие лапки и принялся щипать траву.
Мыши зашнырями между кочками.
Подковкин с Оранжевым Горлышком привели своих поршков к самой Костяничной горке.
Что это они делают там? Да ведь они учат детей зёрнышки клевать! Подковкин ткнёт несколько раз в землю носом, что-то скажет, и все двадцать четыре поршка со всех ног бегут к нему, смешно тыкаются короткими носиками в землю.
А вон там, на самой горке, у двух осин, – соседи Подковкиных, семейство Бровкиных: сам Бровкин и курочка его, Голубой Носик, и детки их, крошки-поршки.
Всё это видит Жаворонок, видит и ещё кто-то: тот, кто затаился в высокой зелёной осине, как в башне. А кто там прячется, ни Жаворонку, никому из полевых зверей и птиц не видно.
«Сейчас, – думает Жаворонок, – опять Подковкин подерётся с Бровкиным. Вот, увидали друг друга, распушились оба, распетушились… Нет, ничего, не дерутся. Прошло, видно, время драк. Только Оранжевое Горлышко повернула назад в рожь: уводит своих детей. И Голубой Носик тоже… Ой!»
Серой молнией блеснула сверху, из зелёной осины, Ястребиха. И забилась у неё в когтях курочка Голубой Носик – пух полетел над кустами.
– Чирр-вик! – отчаянно крикнул Подковкин.
Значит, и он увидал Ястребиху. Всё семейство Подковкиных исчезло во ржи. А Бровкин совсем растерялся. Ему бы тоже крикнуть «чирр-вик!» да спасаться с поршками в кусты, а он, с перепугу, чирикнул и полетел, как Подковкин от Лисы, притворяясь подшибленным.
Ах, глупый, глупый петушок! Ястребиха – не Лиса! Разве могут спасти от неё короткие куропачьи крылышки!
Ястребиха бросила мёртвую курочку – и за ним! Ударила Бровкина в спину, вместе с ним упала в кусты.
И остались крошки-поршки Бровкины круглыми сиротами – без отца, без матери.
Чему обучались поршки в школе первой ступени
Ястребиха съела на месте петушка Бровкина, а курочку Голубой Носик унесла в лес – своим прожорливым ястребятам на обед.
Жаворонок полетел к Подковкиным.
– Вы видели? – встретила его вопросом Оранжевое Горлышко. – Ужас, ужас! Бедные крошки Бровкины, горькие сироты… идёмте скорей, разыщем их.
И она побежала так шибко, что поршкам пришлось поминутно вспархивать, чтобы поспеть за ней.
На Костяничной горке она остановилась и громко позвала:
– Ко-кко! Ко-ко-кко!
Ей никто не ответил.
– Ах, бедные, ах, бедные крошки! – сказала Оранжевое Горлышко. – Они так напугались, что не смеют и на ножки вскочить.
Она позвала во второй раз.
И опять никто не отозвался.
Позвала в третий раз – и вдруг кругом, со всех сторон, как из-под земли выросли маленькие Бровкины и с писком покатились к ней.
Оранжевое Горлышко распушила перья и приняла к себе под крылышки всех своих малышей и всех Бровкиных.
Такое множество поршков не могло поместиться под её крылышками. Они залезали друг на друга, толкались, брыкались, пихались, и то один, то другой из них кубарем вылетал наружу. Оранжевое Горлышко сейчас же нежно загоняла его назад, в тепло.
– Пусть-ка, теперь, – вызывающе крикнула она, – пусть кто-нибудь осмелится сказать, что это не мои дети!
Жаворонок подумал про себя: «Вот уж верно! Все крошки как две капли воды похожи друг на друга. Пусть меня изжарят на сковородке, если я разберу, которые тут Бровкины, которые Подковкины. Я думаю, сама Оранжевое Горлышко – и та не разберёт».
А вслух сказал:
– Неужели вы хотите их усыновить? У вас и своих-то…
– Молчи, молчи! – перебил его Подковкин. – Раз Оранжевое Горлышко сказала, – значит, так тому и быть. Не пропадать же сироткам без призору!
Тут у Жаворонка почему-то вдруг защекотало-защекотало в горлышке, и глаза стали мокрые, – хотя птицы и не умеют плакать. Ему стало так стыдно этого, что он незаметно шмыгнул за куст, улетел от друзей и долго не показывался им на глаза.
* * *
Раз утром, поднявшись в вышину, Жаворонок вдруг увидел, что колхозники выехали в поля на жёлтой машине. У машины с правого бока были четыре деревянных крыла с зубьями, как у грабель, и внизу площадка вроде половины тарелки.
С левого бока сидел человек и управлял машиной.
Он направил машину в ржаное поле, в то самое поле, где жили Подковкины. Машина замахала крыльями, и Жаворонок подумал: «Вот сейчас она поднимется и полетит».
Но машина не поднялась и не полетела, а с правого бока от неё стала падать на тарелку высокая рожь, сползала с тарелки и ровными рядами ложилась на землю. За машиной шли колхозницы и вязали в снопы упавшую рожь.
И тогда Жаворонок догадался: «Ага, эта машина – жнейка! Колхозники начали жать рожь. Теперь, значит, поршки учатся в школе первой ступени. Надо посмотреть, чему их там обучают».
Как и говорила Оранжевое Горлышко, Подковкиных он нашёл теперь во льне. Они как раз собирались давать детям урок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49