Гэпли плакал, ругался, вопил, просил их снять с него насекомое, но всё было напрасно.
Доктор был болван, лечил от всех болезней и был круглым невеждой в психиатрии. Он просто говорил, что никакой бабочки нет. Если бы он был умнее, то, может быть, сумел бы избавить Гэпли от его горькой доли: он мог бы войти в мир иллюзий Гэпли и покрыть ему лицо кисеёй, как он о том просил. Но, как я уже говорил, доктор был болван, и, пока нога не срослась, Гэпли держали привязанным к кровати, а воображаемая бабочка ползала по нём. Она не покидала его, когда он бодрствовал, и обращалась в чудовище, когда он спал. Когда он бодрствовал, ему страшно хотелось спать, а заснув, он просыпался с диким криком.
Поэтому Гэпли доживает свои дни в обитой тюфяками комнате, и его мучит надоедливая бабочка, которой никто не видит кроме него. Доктор больницы для душевнобольных называет это галлюцинацией; но когда Гэпли приходит в сравнительно спокойное состояние и может говорить – он уверяет, что это дух Паукинса, что, следовательно, эта бабочка является единственным экземпляром, и что стоит потрудиться, чтобы поймать её.

1 2 3 4