Когда дым рассеивается, мы видим работу инженера этого нового века. Сначала идет грандиозная уборка старого материала и подготовка к новому строительству. Работают исполинские краны. Старые, разбитые стальные конструкции сносятся прочь. Даются кадры уборки старых зданий и развалин.
Затем следуют кадры, показывающие эксперименты, проектирование и создание новых материалов. Показана огромная силовая станция и детали машин. Видны экскаваторы, роющие колоссальный котлован. Транспортеры уносят прочь мусор. Выемке грунта придается особенное значение, ибо Эвритаун 2054 года будет высечен в горе. Он не будет городом небоскребов.
Химический завод. Темная жидкость пузырится в исполинских ретортах, работа идет быстро и гладко. Рабочие в масках движутся по всем направлениям. Жидкость выливается в формовочную машину, выделывающую стены для новых зданий.
Строятся металлические каркасы нового города, и огромные плиты из формовочной машины укладываются на свои места, образуя стены. Начинают проступать линии нового подземного города – Эвритауна, смелые, колоссальные.
Кипящие речные пороги сменяются укрощенным глубоким потоком – символ материальной цивилизации, подчиняющей себе природу.
Эта часть заключается фантастической симфонией могучих вращающихся и качающихся контуров в широком потоке музыки.
На экране дата: 2054 Уод.
Громкий ворчливый голос прорывается сквозь заключительную фазу этой музыки «Перехода»: «Не нравятся мне эти машинные триумфы!»
Это голос Теотокопулоса, мятежного художника новой эры. На экране очень крупным планом появляется его лицо. Он говорит энергично и с горечью: – Не нравятся мне эти машины! Не нравятся мне они, все эти вертящиеся колеса! Все идет так быстро и гладко. Нет!
Аппарат отступает от него, и теперь видна вся его фигура, он сидит у подножия огромной глыбы мрамора. На нем белый комбинезон скульптора, он держит резец и деревянный молоток.
В кадр входит другой скульптор, бородатый мужчина: – Ну, что мы можем тут сделать?
Теотокопулос, словно раскрывая мрачную тайну, произносит: – Говорить!
Бородач пожимает плечами и делает смешную гримасу, словно обращаясь к третьему собеседнику, присутствующему в зале.
Теотокопулоса взорвало: – Говорить! Радио имеется повсюду. Этот современный мир полон голосов. Я заговорю всю эту механизацию!
Бородач. Да позволят ли еще вам?
Теотокопулос (властно). Позволят. Я назову свои беседы «Искусство и жизнь». Это звучит довольно безобидно. И я ополчусь на этот их Прекрасный Новый Мир, и тогда держитесь!
Снова на экране дата: 2054.
11. МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА УЗНАЕТ О НОВОМ МИРЕ
Большое помещение, нельзя сказать, что комната, – нечто среднее между оранжереей и большой гостиной. Ни колонн, ни прямых углов. Над головой мягкие линии круглого свода. Прекрасные растения и фонтан в бассейне. Сквозь растения виднеются Городские Дороги. Старик лет ста десяти от роду, но красивый и хорошо сохранившийся, сидит в кресле. Хорошенькая девочка (лет восьми или девяти) лежит на кушетке и смотрит на какой-то аппарат, на котором появляются картины. Он управляется простой ручкой. Какое-то причудливое животное – может быть, обезьяна капуцин – играет мячом на ковре. На стуле валяется кукла в утрированном костюме той эпохи.
Девочка. Я люблю эти уроки истории.
Аппарат показывает Нижний Нью-Йорк сверху – лекция с видами, снятыми с самолета.
Девочка. Какой смешной был Нью-Йорк – весь торчком и весь в окнах!
Старик. В старину так и строили дома.
Девочка. Почему?
Старик. У них не было внутреннего освещения городов, как у нас. Вот им и приходилось поднимать свои дома к дневному свету – если такой бывал. У них не было хорошо смешанного и кондиционированного воздуха!
Он поворачивает ручку и показывает аналогичный вид Парижа или Берлина.
– Все жили наполовину на открытом воздухе. И везде были окна из гладкого, хрупкого стекла. Эпоха окон тянулась четыре столетия!
Аппарат показывает ряды окон – разбитых, треснувших, заплатанных и т п. Коротенькая фантазия на тему об окнах.
Старик. Им как будто и в голову не приходило, что внутренность домов можно освещать нашим собственным солнечным светом, не имея надобности поднимать дома в воздух так высоко.
Девочка. Как же люди не уставали ходить вверх и вниз по этим лестницам?
Старик. Они уставали и болели так называемыми простудами. Все простужались, кашляли и чихали, и глаза у них слезились.
Девочка. Что это значит – чихать?
Старик. Ну, ты знаешь. Апчхи!
Маленькая девочка приподнимается в восторге.
Девочка. Апчхи! Все говорили апчхи! Вот было забавно!
Старик. Не так забавно, как ты думаешь.
Девочка. И ты все это помнишь, прадедушка?
Старик. Кое-что помню. Мы болели насморками и несварением желудка тоже
– от глупой и плохой еды. Жизнь была убогая. Никто никогда не был по-настоящему здоров.
Девочка. Что ж, люди смеялись над этим?
Старик. По-своему смеялись. Они это называли юмором. Нам требовалось очень много юмора. Я пережил страшные времена, дорогая моя. О, какие страшные!
Девочка. Ужас! Я не хочу ни видеть, ни слышать этого. Войны. Бродячая болезнь и все эти страшные годы. Это никогда больше не вернется, прадедушка? Никогда?
Старик. Не вернется, если прогресс не замрет.
Девочка. Теперь выдумывают все новые вещи, да? И делают жизнь все лучше и лучше?
Старик. Да… Более приятной и смелой… Я, пожалуй, старик, дорогая моя, но кое-что мне представляется уж чересчур смелым. Это Межпланетное орудие, из которого они все стреляют да стреляют.
Девочка. А что это такое – Межпланетное орудие, прадедушка?
Старик. Это пушка, которую разряжают при помощи электричества, множество пушек одна в другой, и каждая выстреливает следующую. Я не совсем хорошо разбираюсь в этом. Но цилиндр, который выстреливается напоследок, летит так быстро, что – фюить! – отрывается прочь от земли.
Девочка (упоенно). Как! Прямо в небо? К звездам?
Старик. Может быть, они со временем доберутся и до звезд, но теперь они стреляют в луну.
Девочка. Значит, они стреляют цилиндрами в луну? Бедная луна!
Старик. Не совсем в нее. Они выстреливают цилиндр так, что он облетает вокруг луны и возвращается обратно; а в Тихом океане есть безопасное местечко, где он падает. Они стреляют все точней и точней. Они говорят, что могут указать место его падения с ошибкой не больше чем в двадцать миль и на том участке моря все приготовлено для него. Понимаешь?
Девочка. Но ведь это замечательно! А люди могут полететь в цилиндре? Смогу я полететь, когда вырасту? И увидеть другую сторону луны! И упасть обратно в море – плюх?!
Старик. О, людей они еще не посылали. Из-за этого и шумит Теотокопулос.
Девочка. Тео-котто…
Старик. Теотокопулос.
Девочка. Какое смешное имя!
Старик. Это греческое имя. Он потомок великого художника, которого звали Эль Греко. Теотокопулос – вот так.
Девочка. И ты говоришь, он недоволен?
Старик. О, это ничего!
Девочка. А не больно будет летать на луну?
Старик. Мы не знаем. Одни говорят: да, другие – нет. Они уже посылали мышей в круговой полет.
Девочка. Мышей в полет вокруг луны?
Старик. Они разбиваются, эти бедные зверьки! Они не знают, как держаться, когда начинаются толчки. Вероятно, этим и вызваны разговоры о том, чтобы послать человека. Он-то сумеет держаться…
Девочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Затем следуют кадры, показывающие эксперименты, проектирование и создание новых материалов. Показана огромная силовая станция и детали машин. Видны экскаваторы, роющие колоссальный котлован. Транспортеры уносят прочь мусор. Выемке грунта придается особенное значение, ибо Эвритаун 2054 года будет высечен в горе. Он не будет городом небоскребов.
Химический завод. Темная жидкость пузырится в исполинских ретортах, работа идет быстро и гладко. Рабочие в масках движутся по всем направлениям. Жидкость выливается в формовочную машину, выделывающую стены для новых зданий.
Строятся металлические каркасы нового города, и огромные плиты из формовочной машины укладываются на свои места, образуя стены. Начинают проступать линии нового подземного города – Эвритауна, смелые, колоссальные.
Кипящие речные пороги сменяются укрощенным глубоким потоком – символ материальной цивилизации, подчиняющей себе природу.
Эта часть заключается фантастической симфонией могучих вращающихся и качающихся контуров в широком потоке музыки.
На экране дата: 2054 Уод.
Громкий ворчливый голос прорывается сквозь заключительную фазу этой музыки «Перехода»: «Не нравятся мне эти машинные триумфы!»
Это голос Теотокопулоса, мятежного художника новой эры. На экране очень крупным планом появляется его лицо. Он говорит энергично и с горечью: – Не нравятся мне эти машины! Не нравятся мне они, все эти вертящиеся колеса! Все идет так быстро и гладко. Нет!
Аппарат отступает от него, и теперь видна вся его фигура, он сидит у подножия огромной глыбы мрамора. На нем белый комбинезон скульптора, он держит резец и деревянный молоток.
В кадр входит другой скульптор, бородатый мужчина: – Ну, что мы можем тут сделать?
Теотокопулос, словно раскрывая мрачную тайну, произносит: – Говорить!
Бородач пожимает плечами и делает смешную гримасу, словно обращаясь к третьему собеседнику, присутствующему в зале.
Теотокопулоса взорвало: – Говорить! Радио имеется повсюду. Этот современный мир полон голосов. Я заговорю всю эту механизацию!
Бородач. Да позволят ли еще вам?
Теотокопулос (властно). Позволят. Я назову свои беседы «Искусство и жизнь». Это звучит довольно безобидно. И я ополчусь на этот их Прекрасный Новый Мир, и тогда держитесь!
Снова на экране дата: 2054.
11. МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА УЗНАЕТ О НОВОМ МИРЕ
Большое помещение, нельзя сказать, что комната, – нечто среднее между оранжереей и большой гостиной. Ни колонн, ни прямых углов. Над головой мягкие линии круглого свода. Прекрасные растения и фонтан в бассейне. Сквозь растения виднеются Городские Дороги. Старик лет ста десяти от роду, но красивый и хорошо сохранившийся, сидит в кресле. Хорошенькая девочка (лет восьми или девяти) лежит на кушетке и смотрит на какой-то аппарат, на котором появляются картины. Он управляется простой ручкой. Какое-то причудливое животное – может быть, обезьяна капуцин – играет мячом на ковре. На стуле валяется кукла в утрированном костюме той эпохи.
Девочка. Я люблю эти уроки истории.
Аппарат показывает Нижний Нью-Йорк сверху – лекция с видами, снятыми с самолета.
Девочка. Какой смешной был Нью-Йорк – весь торчком и весь в окнах!
Старик. В старину так и строили дома.
Девочка. Почему?
Старик. У них не было внутреннего освещения городов, как у нас. Вот им и приходилось поднимать свои дома к дневному свету – если такой бывал. У них не было хорошо смешанного и кондиционированного воздуха!
Он поворачивает ручку и показывает аналогичный вид Парижа или Берлина.
– Все жили наполовину на открытом воздухе. И везде были окна из гладкого, хрупкого стекла. Эпоха окон тянулась четыре столетия!
Аппарат показывает ряды окон – разбитых, треснувших, заплатанных и т п. Коротенькая фантазия на тему об окнах.
Старик. Им как будто и в голову не приходило, что внутренность домов можно освещать нашим собственным солнечным светом, не имея надобности поднимать дома в воздух так высоко.
Девочка. Как же люди не уставали ходить вверх и вниз по этим лестницам?
Старик. Они уставали и болели так называемыми простудами. Все простужались, кашляли и чихали, и глаза у них слезились.
Девочка. Что это значит – чихать?
Старик. Ну, ты знаешь. Апчхи!
Маленькая девочка приподнимается в восторге.
Девочка. Апчхи! Все говорили апчхи! Вот было забавно!
Старик. Не так забавно, как ты думаешь.
Девочка. И ты все это помнишь, прадедушка?
Старик. Кое-что помню. Мы болели насморками и несварением желудка тоже
– от глупой и плохой еды. Жизнь была убогая. Никто никогда не был по-настоящему здоров.
Девочка. Что ж, люди смеялись над этим?
Старик. По-своему смеялись. Они это называли юмором. Нам требовалось очень много юмора. Я пережил страшные времена, дорогая моя. О, какие страшные!
Девочка. Ужас! Я не хочу ни видеть, ни слышать этого. Войны. Бродячая болезнь и все эти страшные годы. Это никогда больше не вернется, прадедушка? Никогда?
Старик. Не вернется, если прогресс не замрет.
Девочка. Теперь выдумывают все новые вещи, да? И делают жизнь все лучше и лучше?
Старик. Да… Более приятной и смелой… Я, пожалуй, старик, дорогая моя, но кое-что мне представляется уж чересчур смелым. Это Межпланетное орудие, из которого они все стреляют да стреляют.
Девочка. А что это такое – Межпланетное орудие, прадедушка?
Старик. Это пушка, которую разряжают при помощи электричества, множество пушек одна в другой, и каждая выстреливает следующую. Я не совсем хорошо разбираюсь в этом. Но цилиндр, который выстреливается напоследок, летит так быстро, что – фюить! – отрывается прочь от земли.
Девочка (упоенно). Как! Прямо в небо? К звездам?
Старик. Может быть, они со временем доберутся и до звезд, но теперь они стреляют в луну.
Девочка. Значит, они стреляют цилиндрами в луну? Бедная луна!
Старик. Не совсем в нее. Они выстреливают цилиндр так, что он облетает вокруг луны и возвращается обратно; а в Тихом океане есть безопасное местечко, где он падает. Они стреляют все точней и точней. Они говорят, что могут указать место его падения с ошибкой не больше чем в двадцать миль и на том участке моря все приготовлено для него. Понимаешь?
Девочка. Но ведь это замечательно! А люди могут полететь в цилиндре? Смогу я полететь, когда вырасту? И увидеть другую сторону луны! И упасть обратно в море – плюх?!
Старик. О, людей они еще не посылали. Из-за этого и шумит Теотокопулос.
Девочка. Тео-котто…
Старик. Теотокопулос.
Девочка. Какое смешное имя!
Старик. Это греческое имя. Он потомок великого художника, которого звали Эль Греко. Теотокопулос – вот так.
Девочка. И ты говоришь, он недоволен?
Старик. О, это ничего!
Девочка. А не больно будет летать на луну?
Старик. Мы не знаем. Одни говорят: да, другие – нет. Они уже посылали мышей в круговой полет.
Девочка. Мышей в полет вокруг луны?
Старик. Они разбиваются, эти бедные зверьки! Они не знают, как держаться, когда начинаются толчки. Вероятно, этим и вызваны разговоры о том, чтобы послать человека. Он-то сумеет держаться…
Девочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28