Структура молекулы первого препарата разработана так хитроумно, что хранит в переплетениях своих атомов целую библиотеку лингвистических сведений.
Он положил на стол две схемы. На одной были показаны связи атомов молекулы препарата и характеристические колебания клеток мозга самого Плачека. Каждая связь выражала в особом коде какой-либо основной элемент языка. Колебания атомов вокруг положения равновесия образовывали слова, сочетания отдельных колебаний — фразы. Плачеку удалось записать в молекулах основной словарный фонд десяти языков, так огромно было число вариантов состояний каждой молекулы. Арман обратил внимание братьев на то, что характеристики колебаний молекул препарата и клеток мозга Плачека совпадали.
— Это-то понятно, — сказал Рой. — Если бы совпадения не было, то не произошло бы и обогащения мозга новыми знаниями. Вся соль в этом совпадении.
— Ему с дьявольской тщательностью пришлось изучить свой мозг, чтобы разработать столь совершенно резонирующий с ним препарат, — продолжал Арман. — Еще больше поражает, что Клаусену удалось синтезировать столь сложное химическое соединение.
В разговор вступил Генрих:
— В интересной идее Плачека содержится внутренний дефект. Во-первых, прибавка знаний не равнозначна появлению таланта, что, впрочем, и сам он признал в разговоре с Клаусеном. А во-вторых, введенные в мозг посторонние вещества рано или поздно должны быть выведены из него. Это равнозначно превращению скороспелого эрудита в прежнего невежду.
— Он мог предусмотреть такой оборот событий и принять меры против него, — заметил Рой. — Медленное школьное обучение образует в мозгу долго сохраняющиеся связи, которые мы называем памятью о полученной информации. Плачек мог предполагать, что вещества, введенные в мозг, сотворят такие же связи. Тогда эрудиция, созданная простой капельницей, сохранилась бы навсегда.
Генрих скептически покачал головой.
Арман продолжал:
— Между прочим, трудность, указанная Генрихом, самого Ричарда очень тревожила. Он вовсе не собирался ограничиться созданием краткосрочных эрудитов, хотя сам попал в их разряд, так как его лингвистические знания довольно быстро исчезали. Основную задачу он видел в том самом, о чем говорил Рой: в переконструировании себя в гения. Посмотрите материалы, связанные со вторым препаратом.
На молекулах второго препарата Плачеку удалось записать энциклопедию математических наук. И так как он пользовался справочниками, а не специальной схемой выборок, то было видно, с какой наивной тщательностью он переносит во внутримолекулярные связи все понятия и формулы, начиная с самых простых.
Зато кривые колебаний молекул так идеально совпадали с кривыми колебаний клеток мозга, что временами нельзя было различить их.
— Резонанс совершенный, — оценил Рой находку Армана. — Мозг Плачека должен был впасть в унисон с препаратом и не только проглотить введенную ему научную пищу, но и продуцировать ее дальше. Не знаю, как с гениальностью, но если бы Ричард не стал математическим талантом, то я просто отказался бы понимать, что такое талант. Капля такой жидкости, введенная в мозг, должна была полностью удовлетворить его тщеславие.
— Она слишком тяжела для него, эта капля. Он перекалил клетки своего мозга, — сказал Генрих. — Он просто-напросто сжег свою голову. Он проглотил пищу, которая у него не переварилась.
— Кривые резонанса говорят о другом, — возразил Арман. — Я согласен с Роем — совпадение совершенное…
— Ну и что? — сказал Генрих с досадой. — Вы забываете о крепости материала, в данном случае мозга. Детская задача: при резонансе, вызываемом шагом полка, колебания моста через реку усиливаются так, что мост обрушивается. Не всякое усиление своих колебаний мозг выдерживает.
Рой, подумав, сказал:
— Но усилие до огромной эрудиции в области языкознания мозг Плачека все же выдержал без повреждений.
— В этом и суть! — воскликнул Генрих. — К языкам у Плачека были потенциальные способности. Он, возможно, стал бы выдающимся лингвистом, если бы с детства изучал языки. А к математике была идиосинкразия. Обширная математическая информация превзошла возможности его мозга. Усилением математических акций мозговых клеток он разорвал их внутренние связи, так как именно в этой области интеллектуальная прочность мозга была всего меньше. Где тонко, там и рвется. Препарат, возможно для другого безвредный, Ричарду обернулся губительным ядом.
— Жаль, — со вздохом сказал Арман. — Жаль самого Ричарда. Жаль, что из его изобретения мы извлечем мало пользы.
Рой рассудительно возразил:
— Почему мало? Он оставил нам измеритель творческих способностей. Думаю, прибор можно доработать, чтобы ввести в употребление — скажем, для экзаменов научных работников. И если наши химики смогут усовершенствовать придуманные им информационные капли, они тоже пригодятся. Есть множество ситуаций, когда даже краткосрочная эрудиция полезна. Вместо того чтобы привлекать к исследованию справочные машины, введи в мозг одну-две капли, содержащие в себе целые науки, — и разбирайся в сложнейшей проблеме, требующей бездны знаний.
— Особенно это может пригодиться в дальних путешествиях, — сказал Арман. — Не на все планеты потащишь с собой Большую академическую машину.
1 2 3 4
Он положил на стол две схемы. На одной были показаны связи атомов молекулы препарата и характеристические колебания клеток мозга самого Плачека. Каждая связь выражала в особом коде какой-либо основной элемент языка. Колебания атомов вокруг положения равновесия образовывали слова, сочетания отдельных колебаний — фразы. Плачеку удалось записать в молекулах основной словарный фонд десяти языков, так огромно было число вариантов состояний каждой молекулы. Арман обратил внимание братьев на то, что характеристики колебаний молекул препарата и клеток мозга Плачека совпадали.
— Это-то понятно, — сказал Рой. — Если бы совпадения не было, то не произошло бы и обогащения мозга новыми знаниями. Вся соль в этом совпадении.
— Ему с дьявольской тщательностью пришлось изучить свой мозг, чтобы разработать столь совершенно резонирующий с ним препарат, — продолжал Арман. — Еще больше поражает, что Клаусену удалось синтезировать столь сложное химическое соединение.
В разговор вступил Генрих:
— В интересной идее Плачека содержится внутренний дефект. Во-первых, прибавка знаний не равнозначна появлению таланта, что, впрочем, и сам он признал в разговоре с Клаусеном. А во-вторых, введенные в мозг посторонние вещества рано или поздно должны быть выведены из него. Это равнозначно превращению скороспелого эрудита в прежнего невежду.
— Он мог предусмотреть такой оборот событий и принять меры против него, — заметил Рой. — Медленное школьное обучение образует в мозгу долго сохраняющиеся связи, которые мы называем памятью о полученной информации. Плачек мог предполагать, что вещества, введенные в мозг, сотворят такие же связи. Тогда эрудиция, созданная простой капельницей, сохранилась бы навсегда.
Генрих скептически покачал головой.
Арман продолжал:
— Между прочим, трудность, указанная Генрихом, самого Ричарда очень тревожила. Он вовсе не собирался ограничиться созданием краткосрочных эрудитов, хотя сам попал в их разряд, так как его лингвистические знания довольно быстро исчезали. Основную задачу он видел в том самом, о чем говорил Рой: в переконструировании себя в гения. Посмотрите материалы, связанные со вторым препаратом.
На молекулах второго препарата Плачеку удалось записать энциклопедию математических наук. И так как он пользовался справочниками, а не специальной схемой выборок, то было видно, с какой наивной тщательностью он переносит во внутримолекулярные связи все понятия и формулы, начиная с самых простых.
Зато кривые колебаний молекул так идеально совпадали с кривыми колебаний клеток мозга, что временами нельзя было различить их.
— Резонанс совершенный, — оценил Рой находку Армана. — Мозг Плачека должен был впасть в унисон с препаратом и не только проглотить введенную ему научную пищу, но и продуцировать ее дальше. Не знаю, как с гениальностью, но если бы Ричард не стал математическим талантом, то я просто отказался бы понимать, что такое талант. Капля такой жидкости, введенная в мозг, должна была полностью удовлетворить его тщеславие.
— Она слишком тяжела для него, эта капля. Он перекалил клетки своего мозга, — сказал Генрих. — Он просто-напросто сжег свою голову. Он проглотил пищу, которая у него не переварилась.
— Кривые резонанса говорят о другом, — возразил Арман. — Я согласен с Роем — совпадение совершенное…
— Ну и что? — сказал Генрих с досадой. — Вы забываете о крепости материала, в данном случае мозга. Детская задача: при резонансе, вызываемом шагом полка, колебания моста через реку усиливаются так, что мост обрушивается. Не всякое усиление своих колебаний мозг выдерживает.
Рой, подумав, сказал:
— Но усилие до огромной эрудиции в области языкознания мозг Плачека все же выдержал без повреждений.
— В этом и суть! — воскликнул Генрих. — К языкам у Плачека были потенциальные способности. Он, возможно, стал бы выдающимся лингвистом, если бы с детства изучал языки. А к математике была идиосинкразия. Обширная математическая информация превзошла возможности его мозга. Усилением математических акций мозговых клеток он разорвал их внутренние связи, так как именно в этой области интеллектуальная прочность мозга была всего меньше. Где тонко, там и рвется. Препарат, возможно для другого безвредный, Ричарду обернулся губительным ядом.
— Жаль, — со вздохом сказал Арман. — Жаль самого Ричарда. Жаль, что из его изобретения мы извлечем мало пользы.
Рой рассудительно возразил:
— Почему мало? Он оставил нам измеритель творческих способностей. Думаю, прибор можно доработать, чтобы ввести в употребление — скажем, для экзаменов научных работников. И если наши химики смогут усовершенствовать придуманные им информационные капли, они тоже пригодятся. Есть множество ситуаций, когда даже краткосрочная эрудиция полезна. Вместо того чтобы привлекать к исследованию справочные машины, введи в мозг одну-две капли, содержащие в себе целые науки, — и разбирайся в сложнейшей проблеме, требующей бездны знаний.
— Особенно это может пригодиться в дальних путешествиях, — сказал Арман. — Не на все планеты потащишь с собой Большую академическую машину.
1 2 3 4