разговоры о нотариусе и неоднократное упоминание, что у него с собой много денег...
- Надо же, а я никогда не думала об этом... - сказала госпожа Мегрэ. И все время спрашивала себя, почему ты оставил виновного на свободе...
- Этим должны были бы интересоваться другие, тем более что Урбен, по чистой случайности, не имел алиби. Когда он пришел мне признаться в этом, плача от ужаса, я подумал, что придется мне, наверное, открыть правду, чтобы помешать посадить его в тюрьму...
А что делать? Мне было бы, конечно, неприятно, если бы этот бедный малый умер ни за что... Но так как я не служу больше в полиции и не состою на жалованье у какой-нибудь страховой компании...
Он остановился, сощурился от солнца и залюбовался пейзажем, который оживлял журчащие воды Луары.
- Я все-таки доволен, что все в прошлом, - вздохнул он. - Мне это совсем не нравилось...
- И ты ничего никому не сказал?
- Никому!
- Даже Урбену?
- Даже!
- Даже Анжель?
Он не смог сдержать улыбку.
- Ревнуешь?
- О! Нет... Не важно, что я теперь думаю о мужчинах... Значит, это влечение, о котором ты мне говорил, однажды может возникнуть просто потому, что какая-то девушка подает вам каждый день аперитив в одно и то же время?..
Мегрэ продолжал улыбаться, испытывая облегчение оттого, что смог рассказать кому-то свою историю. А также оттого, что теперь ей пришел конец!
Жена мясника, в Орлеане, вновь вышла замуж за одного служащего водопроводной компании, которого мальчик называет дядей.
Траур закончился, никто не сомневался, что господин Урбен женится на Анжель.
Сегодня же кафе было закрыто, а на ставнях висело объявление, окаймленное черной рамкой.
Госпожа Урбен совсем одна осталась на кладбище, и люди устремились в город, выдыхая последний кладбищенский воздух, который вместе с запахом ладана цеплялся за их одежду.
- А ты был бы способен на такое? - внезапно спросила госпожа Мегрэ, когда они добрались до улочки, ведущей от берега реки к их калитке.
- Способен на что?
- Не знаю... на все... как они...
- Ну ничего нельзя рассказывать женщинам! - пошутил он, сунув руку в кисет, чтобы раскурить трубку.
И спросил машинально: - А что у нас на обед? Я ужасно голоден!
Ла-Рошель, июль 1938г.
1 2 3 4 5 6 7 8
- Надо же, а я никогда не думала об этом... - сказала госпожа Мегрэ. И все время спрашивала себя, почему ты оставил виновного на свободе...
- Этим должны были бы интересоваться другие, тем более что Урбен, по чистой случайности, не имел алиби. Когда он пришел мне признаться в этом, плача от ужаса, я подумал, что придется мне, наверное, открыть правду, чтобы помешать посадить его в тюрьму...
А что делать? Мне было бы, конечно, неприятно, если бы этот бедный малый умер ни за что... Но так как я не служу больше в полиции и не состою на жалованье у какой-нибудь страховой компании...
Он остановился, сощурился от солнца и залюбовался пейзажем, который оживлял журчащие воды Луары.
- Я все-таки доволен, что все в прошлом, - вздохнул он. - Мне это совсем не нравилось...
- И ты ничего никому не сказал?
- Никому!
- Даже Урбену?
- Даже!
- Даже Анжель?
Он не смог сдержать улыбку.
- Ревнуешь?
- О! Нет... Не важно, что я теперь думаю о мужчинах... Значит, это влечение, о котором ты мне говорил, однажды может возникнуть просто потому, что какая-то девушка подает вам каждый день аперитив в одно и то же время?..
Мегрэ продолжал улыбаться, испытывая облегчение оттого, что смог рассказать кому-то свою историю. А также оттого, что теперь ей пришел конец!
Жена мясника, в Орлеане, вновь вышла замуж за одного служащего водопроводной компании, которого мальчик называет дядей.
Траур закончился, никто не сомневался, что господин Урбен женится на Анжель.
Сегодня же кафе было закрыто, а на ставнях висело объявление, окаймленное черной рамкой.
Госпожа Урбен совсем одна осталась на кладбище, и люди устремились в город, выдыхая последний кладбищенский воздух, который вместе с запахом ладана цеплялся за их одежду.
- А ты был бы способен на такое? - внезапно спросила госпожа Мегрэ, когда они добрались до улочки, ведущей от берега реки к их калитке.
- Способен на что?
- Не знаю... на все... как они...
- Ну ничего нельзя рассказывать женщинам! - пошутил он, сунув руку в кисет, чтобы раскурить трубку.
И спросил машинально: - А что у нас на обед? Я ужасно голоден!
Ла-Рошель, июль 1938г.
1 2 3 4 5 6 7 8