Малуэн вернулся домой. Усаживаясь за стол, развернул купленную по дороге газету.
— Ты ничего мне не расскажешь? — спросила жена.
— Рассказывать нечего.
Газета могла что-нибудь сообщить, ну хоть в двух строках, о чемодане, о краже, совершенной в Англии, или о фальшивых деньгах.
При этой мысли Малуэн нахмурился. А вдруг и впрямь банкноты фальшивые? С виду клоун не был похож на вора и мошенника. А вот фальшивомонетчиком, работающим где-нибудь в подвале, корпящим над клише, оперирующим типографской краской и кислотами, он вполне мог оказаться.
— Что с тобой? — спросила жена.
Что с ним? Да то, что он в бешенстве. Вернее, боится, что рехнется, если деньги и впрямь фальшивые.
— Больше не будешь есть?
— Нет.
Только бы ей не вздумалось досаждать ему расспросами! Сидеть было больше невмоготу. Встанешь — захочется идти. Но куда?
Найдут ли по крайней мере труп? Скоро стемнеет, а значит, все отсрочится до завтра. Но почем знать?
Если утопленник зацепился за старые тросы — их много на дне гавани — тогда уже вообще нечего ждать: его могут выловить через месяц или вообще никогда.
— Почему Эрнеста нет дома? — раздраженно спросил он жену.
— Ты забыл, что сегодня он обедает у тетки?
Малуэн снова отправился в город. Уже в половине четвертого зажглись огни витрин и уличные фонари.
Засветилась и его будка у морского вокзала. Стрелочника начало клонить в сон, но через четверть часа это прошло.
Бесцельно побродив по улицам, он наконец устроился в уголке кафе «Швейцария», где по крайней мере можно было послушать граммофон. В противоположном углу сидела нарядно одетая Камелия, с лисой на шее.
Малуэн улыбнулся ей. Она незаметно кивнула, и он чуть было не предложил ей пойти с ним. Но его остановила мысль, что в кармане у него всего двадцать франков.
Как проверить, фальшивые или настоящие деньги в чемодане? Идти с ними в банк нельзя. Вот если бы газеты…
Малуэн стал просматривать только что полученные парижские газеты и довольно долго тихо сидел в своем углу, в тепле, слушая музыку. За соседним столом играли в домино. Его опять потянуло в сон. Но это было, скорее, даже приятно.
Открылась дверь. Она и до этого распахивалась раз двадцать, но Малуэн не обращал внимания, а тут он резко вскинул голову и увидел клоуна. Тот вошел и присел за один из столиков.
Между ними было метра три, не больше. Англичанин не видел Малуэна. Когда подошел официант, он распорядился:
— Рюмку коньяка.
Клоун мог в любую минуту повернуть голову и заметить Малуэна. Но этому помешала Камелия. Она решительно подсела к англичанину и протянула ему руку.
— Где твой приятель? Он назначил мне свидание на четыре, а сейчас уже почти пять.
Малуэн все слышал. Он боялся того, что должно произойти. Ему казалось, что все обязательно закончится взрывом. Человек из Лондона, отвернувшись от Камелии, увидел стрелочника, и в глазах его мелькнул ужас.
— Не знаю, — торопливо ответил он Камелии. — Думаю, уехал в Париж.
Говорил клоун с акцентом, но не сильным. Говорил медленно, не спуская глаз с Малуэна. Камелия тронула его за руку, чтобы он повернулся к ней.
— Зачем это его понесло в Париж?
Угодив между двух огней, клоун сохранил спокойствие и даже улыбнулся.
— А я почем знаю? Тедди не обо всем мне докладывает.
Малуэн сделал еще одно открытие: у этого человека либо испорчены, либо пожелтели от табака зубы.
— Официант! — позвал клоун.
— Ты уверен, что Тедди нет в Дьеппе?
Похоже, Камелия догадывалась о случившемся.
Взгляд у нее стал тяжелый, и Малуэн подумал, что ему не хочется, чтобы так смотрели на него.
— Пять пятьдесят, считая рюмку мадам.
Англичанин уплатил, не глядя на стрелочника, и вышел через другую дверь, чтобы не поворачиваться к нему лицом. Оставшись одна. Камелия попудрилась, подкрасила губы и, в свой черед, подозвала официанта:
— Жозеф, если меня спросят, скажи, что я не могла больше ждать. Пусть приходят вечером в «Мулен-Руж» — я там буду.
Когда мужчина в бежевом плаще вошел в отель «Ньюхейвен», хозяйка, гордо восседавшая за конторкой в глубине холла, повернулась к окошку буфетной:
— Жермен, прибор господину Брауну.
И улыбнулась Брауну, водружавшему плащ на вешалку.
— Хорошо прогулялись? По-моему, вы недостаточно тепло одеты для такого времени года. Здесь, в Дьеппе, ветры сырые.
Он кивнул, улыбнулся, вернее, изобразил улыбку и направился к бару.
— Жермен! — снова возвысила голос хозяйка, — Господин Браун ожидает вас в баре.
Хозяйке отеля, полной веселой женщине, не составляло труда быть приветливой.
— Виски, мистер Браун? — осведомился Жермен, держа бутылку наготове.
Человек из Лондона сел в кожаное кресло; было ясно, что ему нечего делать. Он бездумно смотрел в пространство, а если о чем-нибудь и думал, на лице его это никак не отражалось.
Хозяйка отеля находила его очень изысканным: во-первых, он был высок и худ; во-вторых, говорил мало и почти никогда не смеялся.
— Долго собираетесь гостить у нас, мистер Браун?
— Не знаю. Возможно.
— Если вам хочется заказать какое-нибудь особое блюдо, не стесняйтесь. Зимой у мужа есть время.
Он кивнул.
— В котором часу вы привыкли вставать? Завтрак вам будут подавать в постель.
Он растянул губы в вежливой улыбке, допил виски, со вздохом поднялся с кресла, поволок свое длинное тело по холлу и в салоне снова как бы сложился вдвое, опустившись в другое кресло.
— Жермен, зажгите свет.
Г-н Браун по-прежнему с грустным видом смотрел в пространство, а когда в одиночестве уселся за столик неподалеку от двух коммивояжеров, никому бы и в голову не пришло, что в кармане у него остался всего фунт стерлингов.
А в это время Малуэн, сидя дома за ужином, даже не заметил, что его сынишка облокотился на стол.
— Сдается мне, ты вот-вот свалишься в гриппе, — осмелилась заметить жена.
— Вечно у тебя глупости на уме, — отрезал он.
Малуэн взял свой бидончик с кофе, сандвичи и, поцеловав в лоб жену и сына, надел фуражку.
Г-жа Малуэн была бы крайне удивлена, если бы ей сказали, что ее муж боится. И самое главное, боится темноты!
Спуск к набережной не был освещен. Малуэн шел вниз так поспешно, что чуть было не упал. В то же время он думал, что мысль жены насчет гриппа не так уж и плоха.
Пусть у него будет грипп — тогда на неделю дадут отпуск!
Огни набережной отражались в водах гавани, и было видно, как Батист направляет свою «Благодать божью» к причалам, заменяя удочки и верши.
— Привет, Малуэн!
Голос доносился из сырой мглы, где дрожал огонек шлюпки, и свет этот казался далеким, хотя был совсем рядом.
— Привет, Батист!
Может быть, Малуэн чувствовал бы себя лучше, если бы ему удалось выспаться? Проходя мимо, он заглянул в кафе «Швейцария», но англичанина там не было. К себе в будку он поднялся мрачнее тучи, опоздав на две минуты, и заступил на дежурство, не обмолвившись даже словом со сменщиком.
Светились огни «Мулен-Руж». Туда уже подходили музыканты. Малуэн присел у печки и уставился на рычаги.
3
Когда утром, после смены, Малуэн, волоча ноги, вошел в кухню, жена, едва взглянув на него, воскликнула:
— Ну теперь-то видишь, что у тебя грипп? Кто был прав?
Она вовсе не была права: никакого гриппа у него нет, но вид и впрямь больной, раз жена это заметила.
Правда, у нее особая способность чуять, когда дела не клеятся, особенно если речь идет о чем-нибудь грязном и постыдном или о денежных затруднениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26