Вода в ванной, где она так и продолжала лежать, была слегка подкрашена розовым, и при виде этого у нее подступила к горлу тошнота.
— Что вы тут делаете?
— Вы же видите. Накладываю жгут. Ничего не бойтесь. Это чистый платок, я сходил за ним к себе в номер. Ваши чересчур маленькие.
Его кожа походила на кожуру апельсина, а глаза были голубыми.
— Как вы здесь оказались?
— Услышав ваш зов…
— Мой?
Он закончил возиться со жгутом и наложил еще временную повязку.
— Не хотите ли вылезти из воды… У вас есть домашний халат?
— Да, в чемодане.
Он заметил висевший за дверью купальный халат и протянул его ей.
— Держите! Наденьте это.
На его лице ничего нельзя было прочесть.
— Как я позвала?
— Вы испустили пронзительный крик, а поскольку меня от этой комнаты отделяет лишь простая перегородка, я понял, что это был крик отчаяния. Я опасался, что найду дверь запертой на ключ, но это оказалось не так. Вы были без сознания. Я побежал к себе в номер за чистым платком и зубной щеткой, которую использовал вместо деревянной палочки, чтобы закрутить жгут.
— Я хотела умереть.
— Я допускаю, что вы так глубоко порезались не ради собственного удовольствия.
— Порез глубокий?
— Не очень. Когда показалась кровь, вы инстинктивно остановились и закричали. Один-единственный раз. Это был очень пронзительный крик.
— Совсем не помню этого.
Он помог ей выбраться из ванны и протянул белый халат.
— Я не совсем врач, но я на четвертом курсе медицинского факультета и подрабатываю в больнице Кошен. Вам повезло, что сегодня днем мне нужно было закончить одну теоретическую работу. Как вы себя чувствуете?
— Я в полной прострации.
— Пойду принесу вам что-нибудь выпить, вам необходимо взбодриться.
Он вернулся с бутылкой коньяка и тщательно вымыл стакан для полоскания рта.
— А вы? — спросила она.
— Я не резал себе вены.
— Вы наложите мне другую повязку?
— Я отвезу вас в больницу, где вами будут заниматься куда лучше, чем это мог бы сделать здесь я.
— Умоляю вас, не отвозите меня в больницу. Они поймут, что это попытка самоубийства, и известят полицию.
— Вы боитесь полиции?
— Полицейские сообщат моим родителям. А я ни за что не хочу возвращаться домой.
— Сядьте. Вы, наверное, еще не слишком крепко держитесь на ногах.
— Странно. Не помню, чтобы мне было больно.
— Вам и не было больно. Вы испугались, вскрикнули и выпустили из рук лезвие.
Казалось, он колеблется.
— Вы живете в Париже?
— Нет. Я из Лозанны.
— У вас есть здесь родные?
— Только мамина тетка, которую я не видела по меньшей мере лет десять. Я не хочу возвращаться домой. Если вы хотите поговорить с кем-нибудь, кто меня знает, то я могу позвонить брату, который почти что наверняка остановился в одной гостинице на улице Гей-Люссака.
— Письмо предназначалось ему?
— Да.
— Он приехал в Париж, чтобы отыскать вас?
— Да. Я написала ему, что навсегда покидаю дом и больше обо мне никто не услышит.
У него на губах появилась чуть горькая улыбка.
— Весело!..
Она посмотрела на то место, где сидела, когда писала письмо, затем взглянула на часы. С того момента, когда она заклеила конверт, прошло меньше двадцати минут.
— Когда я смогу увидеться с вашим братом?
— Как только од вернется в гостиницу. Вы можете позвонить уже сейчас.
Узнаете, там ли он.
— У меня есть более срочная работа. Вы сейчас дадите мне слово, что будете вести себя благоразумно и подождете меня здесь. Я спущусь в аптеку и куплю все, что требуется.
— Вы не отвезете меня в больницу?
Он смутился.
— Вам повезло, что я еще не врач, так как, будь я им, мне бы тогда пришлось сообщить о вашем случае в полицию. Все это несколько притянуто за волосы. Надеюсь, вы не проговоритесь.
— Обещаю вам.
Она, действуя одной рукой, зажгла сигарету, в это время он, не надев даже пиджака, уже спускался по лестнице. Он был высокий, широкоплечий, с довольно крупными чертами лица.
Одиль не помнила, чтобы она кричала, но теперь у нее всплывало в памяти ощущение, будто она куда-то проваливается, и она попыталась за что-нибудь уцепиться, вероятно за край ванны.
Поверил ли ей рыжий студент? Не подозревал ли он ее в том, что она разыгрывала комедию с самоубийством, а сама знала, что в последний момент позовет на помощь?
Ей не могло быть известно, что он тут и что он экстерн. Он ни разу не встречал ее в гостинице, куда она приехала только этим утром.
Он вошел, держа в руках небольшие пакеты. Затем отправился к себе в номер за спиртовкой.
— Так вам больно?
— Немножко. Чуть-чуть.
— А сейчас мне придется сделать вам больно.
Он продезинфицировал инструменты, поднося их к пламени спиртовки, и наложил ей шов из пяти стежков.
Всякий раз она вздрагивала, сжимая зубы, так как не хотела стонать в его присутствии.
— Теперь я хочу снять вам жгут.
— Это все?
— Пока да. Завтра я должен буду снять вам повязку, чтобы посмотреть, как там рана.
Его взгляд упал на бутылку коньяка.
— Хотите еще немного?
— По-моему, мне от него становится лучше.
Он налил ей и сел верхом на стул.
— Вы беременны?
Она вздрогнула, скорее удивившись, чем возмутившись.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Потому что девушки пытаются покончить с собой, когда они беременны от мужчины, за которого не могут выйти замуж.
— Это не мой случай. Вы сказали — пытаются. И много таких, которые остаются в живых?
— Добрая половина.
— Если бы вас не оказалось в номере…
— Знаю. Так позвоните брату.
Она попросила соединить ее с отелем «Меркатор».
— Отель «Меркатор».
Она узнала голос мсье Бедона.
— У вас живет Боб Пуэнте?
— Он остановился здесь, но примерно час назад вышел из гостиницы.
— Вы не знаете, когда мне лучше позвонить, чтобы застать его?
— Перед ужином — он любит принимать душ в конце дня.
— Благодарю вас.
— Что-нибудь передать?
— Скажите, что ему звонили и будут еще звонить. Он поймет.
Она повесила трубку.
— Так я и думала. Боб вернется только к ужину, чтобы принять душ.
Она схватила новую сигарету, и он протянул ей зажженную спичку.
— Вы позволите? — спросил он, вытаскивая трубку из кармана.
— Пожалуйста.
— Что вы чувствуете сейчас, оставшись в живых?
— Я, скорее, склонна спрашивать у себя: что бы я чувствовала сейчас, будь я мертва?
— Несчастная любовь?
— Нет. У меня нет возлюбленного.
Казалось, он задумался над чем-то, затем вздохнул.
— С вами такое уже случалось?
— Нет.
— У вас никогда не возникало такого желания?
— Возникало, часто. Это случается всякий раз, когда у меня депрессия, а она у меня бывает часто.
— Кто вас лечит?
— Наш семейный врач доктор Вине.
— Вы говорили ему о своем желании покончить с собой?
— Я все ему говорю.
— Какое лечение он вам рекомендует?
— Он говорит, чтобы я больше не курила, принимала три раза в день успокоительное, а вечером две таблетки снотворного, потому что иначе мне не удается заснуть. Такое уже было у меня в детстве.
Она прониклась доверием к этому высокому человеку в рубашке с засученными рукавами, на которых осталось несколько капелек крови.
Он не улыбался. Его не заботило, любезен он или нет. Он смотрел на нее с тревогой, как будто искал ответ на вопрос, который сам же себе задавал.
— У вас давно брали кровь на анализ?
— Меньше двух месяцев назад. В нашей семье принято каждый год сдавать анализы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Что вы тут делаете?
— Вы же видите. Накладываю жгут. Ничего не бойтесь. Это чистый платок, я сходил за ним к себе в номер. Ваши чересчур маленькие.
Его кожа походила на кожуру апельсина, а глаза были голубыми.
— Как вы здесь оказались?
— Услышав ваш зов…
— Мой?
Он закончил возиться со жгутом и наложил еще временную повязку.
— Не хотите ли вылезти из воды… У вас есть домашний халат?
— Да, в чемодане.
Он заметил висевший за дверью купальный халат и протянул его ей.
— Держите! Наденьте это.
На его лице ничего нельзя было прочесть.
— Как я позвала?
— Вы испустили пронзительный крик, а поскольку меня от этой комнаты отделяет лишь простая перегородка, я понял, что это был крик отчаяния. Я опасался, что найду дверь запертой на ключ, но это оказалось не так. Вы были без сознания. Я побежал к себе в номер за чистым платком и зубной щеткой, которую использовал вместо деревянной палочки, чтобы закрутить жгут.
— Я хотела умереть.
— Я допускаю, что вы так глубоко порезались не ради собственного удовольствия.
— Порез глубокий?
— Не очень. Когда показалась кровь, вы инстинктивно остановились и закричали. Один-единственный раз. Это был очень пронзительный крик.
— Совсем не помню этого.
Он помог ей выбраться из ванны и протянул белый халат.
— Я не совсем врач, но я на четвертом курсе медицинского факультета и подрабатываю в больнице Кошен. Вам повезло, что сегодня днем мне нужно было закончить одну теоретическую работу. Как вы себя чувствуете?
— Я в полной прострации.
— Пойду принесу вам что-нибудь выпить, вам необходимо взбодриться.
Он вернулся с бутылкой коньяка и тщательно вымыл стакан для полоскания рта.
— А вы? — спросила она.
— Я не резал себе вены.
— Вы наложите мне другую повязку?
— Я отвезу вас в больницу, где вами будут заниматься куда лучше, чем это мог бы сделать здесь я.
— Умоляю вас, не отвозите меня в больницу. Они поймут, что это попытка самоубийства, и известят полицию.
— Вы боитесь полиции?
— Полицейские сообщат моим родителям. А я ни за что не хочу возвращаться домой.
— Сядьте. Вы, наверное, еще не слишком крепко держитесь на ногах.
— Странно. Не помню, чтобы мне было больно.
— Вам и не было больно. Вы испугались, вскрикнули и выпустили из рук лезвие.
Казалось, он колеблется.
— Вы живете в Париже?
— Нет. Я из Лозанны.
— У вас есть здесь родные?
— Только мамина тетка, которую я не видела по меньшей мере лет десять. Я не хочу возвращаться домой. Если вы хотите поговорить с кем-нибудь, кто меня знает, то я могу позвонить брату, который почти что наверняка остановился в одной гостинице на улице Гей-Люссака.
— Письмо предназначалось ему?
— Да.
— Он приехал в Париж, чтобы отыскать вас?
— Да. Я написала ему, что навсегда покидаю дом и больше обо мне никто не услышит.
У него на губах появилась чуть горькая улыбка.
— Весело!..
Она посмотрела на то место, где сидела, когда писала письмо, затем взглянула на часы. С того момента, когда она заклеила конверт, прошло меньше двадцати минут.
— Когда я смогу увидеться с вашим братом?
— Как только од вернется в гостиницу. Вы можете позвонить уже сейчас.
Узнаете, там ли он.
— У меня есть более срочная работа. Вы сейчас дадите мне слово, что будете вести себя благоразумно и подождете меня здесь. Я спущусь в аптеку и куплю все, что требуется.
— Вы не отвезете меня в больницу?
Он смутился.
— Вам повезло, что я еще не врач, так как, будь я им, мне бы тогда пришлось сообщить о вашем случае в полицию. Все это несколько притянуто за волосы. Надеюсь, вы не проговоритесь.
— Обещаю вам.
Она, действуя одной рукой, зажгла сигарету, в это время он, не надев даже пиджака, уже спускался по лестнице. Он был высокий, широкоплечий, с довольно крупными чертами лица.
Одиль не помнила, чтобы она кричала, но теперь у нее всплывало в памяти ощущение, будто она куда-то проваливается, и она попыталась за что-нибудь уцепиться, вероятно за край ванны.
Поверил ли ей рыжий студент? Не подозревал ли он ее в том, что она разыгрывала комедию с самоубийством, а сама знала, что в последний момент позовет на помощь?
Ей не могло быть известно, что он тут и что он экстерн. Он ни разу не встречал ее в гостинице, куда она приехала только этим утром.
Он вошел, держа в руках небольшие пакеты. Затем отправился к себе в номер за спиртовкой.
— Так вам больно?
— Немножко. Чуть-чуть.
— А сейчас мне придется сделать вам больно.
Он продезинфицировал инструменты, поднося их к пламени спиртовки, и наложил ей шов из пяти стежков.
Всякий раз она вздрагивала, сжимая зубы, так как не хотела стонать в его присутствии.
— Теперь я хочу снять вам жгут.
— Это все?
— Пока да. Завтра я должен буду снять вам повязку, чтобы посмотреть, как там рана.
Его взгляд упал на бутылку коньяка.
— Хотите еще немного?
— По-моему, мне от него становится лучше.
Он налил ей и сел верхом на стул.
— Вы беременны?
Она вздрогнула, скорее удивившись, чем возмутившись.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Потому что девушки пытаются покончить с собой, когда они беременны от мужчины, за которого не могут выйти замуж.
— Это не мой случай. Вы сказали — пытаются. И много таких, которые остаются в живых?
— Добрая половина.
— Если бы вас не оказалось в номере…
— Знаю. Так позвоните брату.
Она попросила соединить ее с отелем «Меркатор».
— Отель «Меркатор».
Она узнала голос мсье Бедона.
— У вас живет Боб Пуэнте?
— Он остановился здесь, но примерно час назад вышел из гостиницы.
— Вы не знаете, когда мне лучше позвонить, чтобы застать его?
— Перед ужином — он любит принимать душ в конце дня.
— Благодарю вас.
— Что-нибудь передать?
— Скажите, что ему звонили и будут еще звонить. Он поймет.
Она повесила трубку.
— Так я и думала. Боб вернется только к ужину, чтобы принять душ.
Она схватила новую сигарету, и он протянул ей зажженную спичку.
— Вы позволите? — спросил он, вытаскивая трубку из кармана.
— Пожалуйста.
— Что вы чувствуете сейчас, оставшись в живых?
— Я, скорее, склонна спрашивать у себя: что бы я чувствовала сейчас, будь я мертва?
— Несчастная любовь?
— Нет. У меня нет возлюбленного.
Казалось, он задумался над чем-то, затем вздохнул.
— С вами такое уже случалось?
— Нет.
— У вас никогда не возникало такого желания?
— Возникало, часто. Это случается всякий раз, когда у меня депрессия, а она у меня бывает часто.
— Кто вас лечит?
— Наш семейный врач доктор Вине.
— Вы говорили ему о своем желании покончить с собой?
— Я все ему говорю.
— Какое лечение он вам рекомендует?
— Он говорит, чтобы я больше не курила, принимала три раза в день успокоительное, а вечером две таблетки снотворного, потому что иначе мне не удается заснуть. Такое уже было у меня в детстве.
Она прониклась доверием к этому высокому человеку в рубашке с засученными рукавами, на которых осталось несколько капелек крови.
Он не улыбался. Его не заботило, любезен он или нет. Он смотрел на нее с тревогой, как будто искал ответ на вопрос, который сам же себе задавал.
— У вас давно брали кровь на анализ?
— Меньше двух месяцев назад. В нашей семье принято каждый год сдавать анализы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29