— Доктор Кролль открыл карты, лежавшие под пиковой дамой, раскидал их веером; первыми лежали девятка, десятка и король пик. — Это к смерти, фрау Пике, нет, нет, не к вашей. Скорее, к гибели кого-то из близких… Вы еще считаете вашего мужа своим близким?
— Не знаю.
— Если хотите, я могу обратить этот удар на того, кто враг вам… За вами решение… Или все-таки вы хотите вернуть его?
— Да, я хочу его вернуть… Не для себя — для Ганса, мальчик, в сущности, привязан к нему…
— Расскажите мне, — тасуя карты, поинтересовался доктор Кролль, — на что острее всего реагирует ваш бывший муж? На мягкость или силу? На страх или на радость? Что точнее всего может на него подействовать?
— Он трус, невероятный трус, я же помню, что он говорил мне, когда мы были молоды, он лишен стержня…
— Словом, вам кажется, что если я попытаюсь что-то предпринять в плане ваших интересов, то это надо делать без экивоков, сразу, наотмашь?
— Только так.
— Расскажите что-нибудь такое, за что можно уцепиться. Если только вы и вправду намерены просить меня, чтобы я вернул его вам… Что может испугать его?
— Не знаю, — растерянно ответила женщина. — Я знаю про него все, но не знаю, чем его можно испугать… Я думала, он вернется, когда дети перестали видаться с ним… Наверное, ему станет очень страшно, если он не сможет и дальше содержать Ганса, помогать ему.
— Он любит детей?
— Мне так, в сущности, казалось порой…
Доктор Кролль снова разбросал карты, усмехнулся трефовой десятке, лежавшей подле червового короля, поинтересовался:
— У него нет капитала, который хранится в банке?
— Наверное, есть.
— Вы убеждены в этом?
— Мне так кажется… Он много зарабатывает…
— А каковы его траты?
— Ах, он никогда не считал пфенниги…
— Но карты говорят, что вы живете на его средства…
— Вы же знаете, доктор Кролль, каковы ныне расходы, цены растут, эта ужасная инфляция, конечно, он содержит нас, но он так много печатается в газетах, читает лекции… Нет, он богат, это точно…
— Вы когда-нибудь работали, фрау Пике?
— Нет. Впрочем, я вела дом… Эта работа тяжелее всех других…
— Вы не находили в ней счастье? Мне кажется, это высшее счастье женщины — вести дом, не всем оно дается.
Доктор Кролль стремительно выбросил несколько карт; шли, в основном, пики; лицо фрау Пике было отрешенным, на колоду и пальцы мага она смотрела завороженно.
Наконец доктор Кролль спросил:
— С кем он считается?
— Он всегда говорил, что я, в сущности, чудовищно авторитарна… Нет, это он авторитарен, сам же боится авторитета, особенно если человек сух и резок! Он пугается приказов, я же помню его, я помню… Он считается с тем, кто у власти, вот что я считаю…
— А как он относится к слову и мнению детей?
— Я же говорила, мне казалось, он любит их…
— А что если сын еще раз потребует его возвращения? Я внимательно изучил фотографию вашего сына, он похож на вас, и хорошо, что вы привезли мне его рубашку, я смогу подействовать на него, мальчик поддастся мне, моей энергии, он поставит перед ним дилемму: или — или.
— Но я уже была у… — фрау Пике оборвала себя, замолчав.
— Вы уже были у другого человека моей профессии, и он не помог вам, я понимаю… Расскажите, когда у вас случилась первая ссора? Отчего? Кто был виноват в этом? Только рассказывайте как на исповеди, фрау Пике, не себе и не детям, и не подругам, а богу, без снисхождения к себе…
— Это было через два месяца после того, как мы поженились. Ко мне на улице подошла женщина… У нее были огромные сине-черные глаза, и она сказала, что я буду несчастна с тем, кого люблю. Она говорила про то, что меня ждет, и мне сделалось так страшно, как никогда еще в жизни не было… Я просила эту старуху отойти, дала ей десять марок, но она шла рядом и говорила, будто читала, словно бы знала, как я верю картам, словно бы чувствуя, что муж всегда смеялся над моей тайной страстью узнать сегодня то, что ждет нас завтра… Она так говорила о нас, что мне показалось, будто она, в сущности, знает и его, и меня много лет.
(Фрау Элизабет, сказав это, была близка к истине; дядюшка, у которого она воспитывалась, был против ее брака с Гансом Иоганном Пиксом; он нанял эту женщину, ее звали Магдалена, норвежская цыганка, она брала много, долго готовилась к удару, но умела бить наверняка.)
— Дальше случилось то, что она вам предрекала, — понимающе сказал доктор Кролль. — Она обещала вам, что муж поздно придет с пирушки, так и произошло, вы не сдержали себя, а затем стали таиться и следить, началось взаимное отчуждение, потом ссоры, разве я не так говорю?
— Да, так все и случилось, а я ждала ребенка и не нашла в себе силы расстаться с Пиксом.
— Отчего он не ушел от вас?
— Не знаю. У меня был дом, машина, я была обеспечена, а он только начинал, наверное, поэтому я была нужна ему и он терпел…
— Может быть, он любил вас?
Лицо женщины на какое-то мгновение дрогнуло, смягчилось; Кролль угадал в ней борьбу, потом увидел, как верх взяло глубинное, свое, что противно логике и памяти.
— Нет, — она покачала головой, — он меня никогда не любил…
— Но он терпел сцены, скандалы, обиды?
— И я терпела… Да, так будет, в сущности, честно, если я скажу, что терпели мы оба…
— Фрау Пике, вы хотите, чтобы он ушел?
— Как? — тихо спросила женщина. — Я не…
— Вы хотите, чтобы он исчез? Разрыв сердца, автокатастрофа… Карта лежит так, что я могу это сделать. Принесите мне его вещи, ведь что-то вы храните в доме. Я помогу вам… Или вы надеетесь на другой исход? Тогда я стану работать с вашими детьми… Они сделают ему так больно, что жизнь его превратится в муку…
…Через два часа резидент БНД, курировавший этот район, знал все, что ему было поручено узнать о характере Пикса и его детей; в первую очередь интересовала Мари, понятно.
Доктор Кролль получил обычное в таких случаях вознаграждение, плюс к тому служба продвинула его объявление о сеансах провидения в те газеты, где работали верные контрразведке люди; экономия весьма ощутимая; действительно, инфляция, цены растут, приходится считать каждую марку; получая гонорар, доктор Кролль вернул ту фотографию деревни, где родилась фрау Пике, которую ему вручили накануне; резидент, впрочем, сообщил в Пуллах про то, как доктор Кролль заметил, что фотография эта не очень хороша, снята только часть деревни, левая; «по крайней мере, восьми домов, которые спускаются по крутой улице к Рейну, здесь нет». На вопрос резидента, откуда ему это известно, доктор Кролль ответил, что ему это удалось, ибо он честно делает свою работу и серьезно относится к своему дару.
— Можете перепроверить, — заключил он. — Самый последний дом окрашен в желтоватый цвет, построен в начале пятидесятых годов, и его владелица — старуха с больными ногами.
Проверили.
Доктор Кролль сказал правду, словно бы сам побывал в этой деревне, но он там не был…
…Получив — через три дня после встречи Элизабет с доктором Кроллем — страшное письмо от сына, Вернье ощутил жуткую пустоту; несколько дней молчал, на расспросы Гала не отвечал, потом начал пить, ярясь на себя, что не может работать, а работа его — это же не просто так, это во имя Мари, во имя девочки, именно эта его работа может спасти то, что так дорого ей и нужно, это защита. Он несколько раз брался за перо, чтобы написать ответ сыну, но так и не смог, понимая, что истинным ответом будет его дело, посвященное Мари, да и ему, Гансу, а уж потом правде…
31
Из бюллетеня Пресс-центра:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Не знаю.
— Если хотите, я могу обратить этот удар на того, кто враг вам… За вами решение… Или все-таки вы хотите вернуть его?
— Да, я хочу его вернуть… Не для себя — для Ганса, мальчик, в сущности, привязан к нему…
— Расскажите мне, — тасуя карты, поинтересовался доктор Кролль, — на что острее всего реагирует ваш бывший муж? На мягкость или силу? На страх или на радость? Что точнее всего может на него подействовать?
— Он трус, невероятный трус, я же помню, что он говорил мне, когда мы были молоды, он лишен стержня…
— Словом, вам кажется, что если я попытаюсь что-то предпринять в плане ваших интересов, то это надо делать без экивоков, сразу, наотмашь?
— Только так.
— Расскажите что-нибудь такое, за что можно уцепиться. Если только вы и вправду намерены просить меня, чтобы я вернул его вам… Что может испугать его?
— Не знаю, — растерянно ответила женщина. — Я знаю про него все, но не знаю, чем его можно испугать… Я думала, он вернется, когда дети перестали видаться с ним… Наверное, ему станет очень страшно, если он не сможет и дальше содержать Ганса, помогать ему.
— Он любит детей?
— Мне так, в сущности, казалось порой…
Доктор Кролль снова разбросал карты, усмехнулся трефовой десятке, лежавшей подле червового короля, поинтересовался:
— У него нет капитала, который хранится в банке?
— Наверное, есть.
— Вы убеждены в этом?
— Мне так кажется… Он много зарабатывает…
— А каковы его траты?
— Ах, он никогда не считал пфенниги…
— Но карты говорят, что вы живете на его средства…
— Вы же знаете, доктор Кролль, каковы ныне расходы, цены растут, эта ужасная инфляция, конечно, он содержит нас, но он так много печатается в газетах, читает лекции… Нет, он богат, это точно…
— Вы когда-нибудь работали, фрау Пике?
— Нет. Впрочем, я вела дом… Эта работа тяжелее всех других…
— Вы не находили в ней счастье? Мне кажется, это высшее счастье женщины — вести дом, не всем оно дается.
Доктор Кролль стремительно выбросил несколько карт; шли, в основном, пики; лицо фрау Пике было отрешенным, на колоду и пальцы мага она смотрела завороженно.
Наконец доктор Кролль спросил:
— С кем он считается?
— Он всегда говорил, что я, в сущности, чудовищно авторитарна… Нет, это он авторитарен, сам же боится авторитета, особенно если человек сух и резок! Он пугается приказов, я же помню его, я помню… Он считается с тем, кто у власти, вот что я считаю…
— А как он относится к слову и мнению детей?
— Я же говорила, мне казалось, он любит их…
— А что если сын еще раз потребует его возвращения? Я внимательно изучил фотографию вашего сына, он похож на вас, и хорошо, что вы привезли мне его рубашку, я смогу подействовать на него, мальчик поддастся мне, моей энергии, он поставит перед ним дилемму: или — или.
— Но я уже была у… — фрау Пике оборвала себя, замолчав.
— Вы уже были у другого человека моей профессии, и он не помог вам, я понимаю… Расскажите, когда у вас случилась первая ссора? Отчего? Кто был виноват в этом? Только рассказывайте как на исповеди, фрау Пике, не себе и не детям, и не подругам, а богу, без снисхождения к себе…
— Это было через два месяца после того, как мы поженились. Ко мне на улице подошла женщина… У нее были огромные сине-черные глаза, и она сказала, что я буду несчастна с тем, кого люблю. Она говорила про то, что меня ждет, и мне сделалось так страшно, как никогда еще в жизни не было… Я просила эту старуху отойти, дала ей десять марок, но она шла рядом и говорила, будто читала, словно бы знала, как я верю картам, словно бы чувствуя, что муж всегда смеялся над моей тайной страстью узнать сегодня то, что ждет нас завтра… Она так говорила о нас, что мне показалось, будто она, в сущности, знает и его, и меня много лет.
(Фрау Элизабет, сказав это, была близка к истине; дядюшка, у которого она воспитывалась, был против ее брака с Гансом Иоганном Пиксом; он нанял эту женщину, ее звали Магдалена, норвежская цыганка, она брала много, долго готовилась к удару, но умела бить наверняка.)
— Дальше случилось то, что она вам предрекала, — понимающе сказал доктор Кролль. — Она обещала вам, что муж поздно придет с пирушки, так и произошло, вы не сдержали себя, а затем стали таиться и следить, началось взаимное отчуждение, потом ссоры, разве я не так говорю?
— Да, так все и случилось, а я ждала ребенка и не нашла в себе силы расстаться с Пиксом.
— Отчего он не ушел от вас?
— Не знаю. У меня был дом, машина, я была обеспечена, а он только начинал, наверное, поэтому я была нужна ему и он терпел…
— Может быть, он любил вас?
Лицо женщины на какое-то мгновение дрогнуло, смягчилось; Кролль угадал в ней борьбу, потом увидел, как верх взяло глубинное, свое, что противно логике и памяти.
— Нет, — она покачала головой, — он меня никогда не любил…
— Но он терпел сцены, скандалы, обиды?
— И я терпела… Да, так будет, в сущности, честно, если я скажу, что терпели мы оба…
— Фрау Пике, вы хотите, чтобы он ушел?
— Как? — тихо спросила женщина. — Я не…
— Вы хотите, чтобы он исчез? Разрыв сердца, автокатастрофа… Карта лежит так, что я могу это сделать. Принесите мне его вещи, ведь что-то вы храните в доме. Я помогу вам… Или вы надеетесь на другой исход? Тогда я стану работать с вашими детьми… Они сделают ему так больно, что жизнь его превратится в муку…
…Через два часа резидент БНД, курировавший этот район, знал все, что ему было поручено узнать о характере Пикса и его детей; в первую очередь интересовала Мари, понятно.
Доктор Кролль получил обычное в таких случаях вознаграждение, плюс к тому служба продвинула его объявление о сеансах провидения в те газеты, где работали верные контрразведке люди; экономия весьма ощутимая; действительно, инфляция, цены растут, приходится считать каждую марку; получая гонорар, доктор Кролль вернул ту фотографию деревни, где родилась фрау Пике, которую ему вручили накануне; резидент, впрочем, сообщил в Пуллах про то, как доктор Кролль заметил, что фотография эта не очень хороша, снята только часть деревни, левая; «по крайней мере, восьми домов, которые спускаются по крутой улице к Рейну, здесь нет». На вопрос резидента, откуда ему это известно, доктор Кролль ответил, что ему это удалось, ибо он честно делает свою работу и серьезно относится к своему дару.
— Можете перепроверить, — заключил он. — Самый последний дом окрашен в желтоватый цвет, построен в начале пятидесятых годов, и его владелица — старуха с больными ногами.
Проверили.
Доктор Кролль сказал правду, словно бы сам побывал в этой деревне, но он там не был…
…Получив — через три дня после встречи Элизабет с доктором Кроллем — страшное письмо от сына, Вернье ощутил жуткую пустоту; несколько дней молчал, на расспросы Гала не отвечал, потом начал пить, ярясь на себя, что не может работать, а работа его — это же не просто так, это во имя Мари, во имя девочки, именно эта его работа может спасти то, что так дорого ей и нужно, это защита. Он несколько раз брался за перо, чтобы написать ответ сыну, но так и не смог, понимая, что истинным ответом будет его дело, посвященное Мари, да и ему, Гансу, а уж потом правде…
31
Из бюллетеня Пресс-центра:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113