Наверное, они считают, что секретарша их старика и я составляем хорошую пару…
Я приветствую собравшихся с куртуазностью, составляющей мой шарм, и сажусь за стол.
Какое странное чувство возникает от того, что рядом с тобой находится шпион! В этой большой комнате нас восемь. Один из этих восьми предатель, второй полицейский, а третий, в данном случае профессор Тибоден, олицетворяет судьбу. Это он создал проблему… Да, странная ситуация.
Я наблюдаю за ними поверх чашки кофе… Которого из шести я видел из окна? Это точно была не Мартин, потому что ей было невозможно выйти из дома, не привлекая внимания старого охранника. Тогда кто? Я пытаюсь вспомнить неясную фигуру. Если бы хоть была луна… Не думаю, что это был Бертье. Он слишком толстый, чтобы лазить через заборы. А кроме того, думаю, я бы его узнал.
Ладно, значит, это один из четырех оставшихся. Им легко выходить по ночам, не привлекая ничьего внимания. У всех комнаты на первом этаже, раз домики одноэтажные…
Достаточно выпрыгнуть из окна.
Надо ждать…
День проходит без малейшего инцидента. Каждый занимается своим делом, а я с важным видом перелистываю бумаги, не забывая подмигивать и пощупывать Мартин всякий раз, когда встречаюсь с ней в коридоре.
Я с нетерпением жду следующей ночи, потому что полагаю, что голубятник должен будет пойти навестить своих птичек. Я решил засесть поблизости, чтобы разглядеть этого типа.
Часы кажутся мне бесконечными. Обед… полное спокойствие. Эта группа ученых вгоняет меня в меланхолию… Эти люди озабоченны, как пингвины. Забавно жить бок о бок с ними. Честное слово, если они женятся, их избранницам будет невесело. Либо бедняжки замучаются неврозами, либо ударятся в загул.
Наконец кошачьим шагом подкрадывается вечер и тень раскидывает черный ковер под деревьями.
После ужина очаровательница Мартин начинает строить мне глазки. Я отвечаю ей пылким взглядом. Ваш Сан-Антонио в большом смущении. Всегда неприятно разочаровывать даму. Эта куколка готовится получить с моей помощью удовольствие, а я буду вынужден сказать ей “не сегодня”, как неверная жена мужу.
Как и накануне, Тибоден, его секретарша и я возвращаемся в дом, съев перед этим консервированные грибы и пересоленную говядину.
На этот раз луна светит, как в “Вертере”, и я могу надеяться на успех.
Расставание в холле. Старик закрывается в своей комнате, а красавица и я продолжаем восхождение… Уже на лестнице она начинает выделывать зигзаги задницей. Я засовываю руку ей под юбку, и вот она уже смеется под предлогом, что я ее щекочу.
Подойдя к своей комнате, она открывает дверь, входит, включает свет и ждет меня.
Вместо того чтобы шагнуть через порог, я беру ее за крылышко и выдаю долгий поцелуй с засосом. Она думает, что настал день ее славы, но я вежливо разубеждаю ее.
— До завтра, ангел мой. Надеюсь, ты придешь меня разбудить, как сегодня?
Она не решается предъявить свои требования, не обсудив их предварительно со своим профсоюзом, и с раздражением закрывает дверь.
Я отхожу, осторожно ставя копыта, и быстро спускаюсь, используя в качестве единственного средства передвижения лестничные перила.
Ночной сторож стоит в обалдевшем состоянии. Он считает эти манеры несовместимыми с моей должностью, о чем дает понять суровым взглядом.
Я встаю на ноги.
— Если меня кто-нибудь вдруг станет искать, — говорю, — не забудьте меня предупредить, когда я вернусь. Он кивает в знак согласия:
— Ясно.
Я бегу к бреши, пролезаю в нее и прячусь в густых зарослях, моля небо, чтобы не сесть в муравейник.
Теперь мне остается только ждать типа, который придет покормить своих голубей. Решительно, все дело крутится вокруг этих птичек.
Если бы я мог покурить! Но, ясное дело, об этом не может быть и речи. Ничто так не привлекает ночью внимание, как краснеющий огонек сигареты.
Я борюсь с бедой терпением, принуждая себя к спокойствию, обманывая время… Часы текут медленно, как гудрон… Верх невезения — на небе начинают собираться тучи и луна растворяется в их серости, как таблетка аспирина в воде.
Я продолжаю ждать. Начинает накрапывать дождик, а я все жду! Так где он шляется, этот любитель голубей?! Он что, не собирается сегодня тащить своим птичкам жратву? В конце концов, может же он кормить их через день… Или независящее от его воли событие помешало ему выйти из комнаты?
Я сижу еще пару часов, а когда стрелки моих часов показывают половину третьего, решаю бросить это дело. Мои шмотки намокли, и я клацаю зубами, как пара скелетов, танцующих “Пляску смерти”. Если я проторчу тут еще час, то заработаю себе пневмонию. Ко мне, пенициллин!
Я встаю и делаю несколько беспорядочных движений, чтобы восстановить кровообращение. Я уже собираюсь возвращаться, но тут говорю себе, что можно сходить взглянуть на голубей. Иду к полуразвалившемуся сараю. При моем приближении слышится воркование. Я подхожу к клетке и направляю внутрь луч моего фонаря. И вздрагиваю, ребята. В клетке сидит всего один голубь!
Вот это сюрприз! Парень приходил днем… Он отправил сообщение… Я был тут, а этот мерзавец вел себя так, будто Сан-Антонио вообще не существует.
Хоть я и знаю, что сообщение придет в нашу Службу, а все равно злюсь, что дал себя провести.
К счастью, я принял свои меры предосторожности. Дождь начинает лить как из ведра, и в дом я возвращаюсь совершенно мокрым.
Глава 7
Придя в свою комнатушку, я раздеваюсь, чтобы вытереться, потом надеваю красивую пижаму и снова отправляюсь в поход.
Подойдя к комнате Мартин, я начинаю скрестись в дверь, чтобы разбудить ее. Скоро под дверью появляется полоска света. Узнав мою манеру стучать, она открывает, не спрашивая, кто пришел.
— В такое время! — восклицает она. Я ее обнимаю.
— Представь себе, нежная моя, что я увидел тебя во сне… Мне захотелось соединить сон с реальностью… Слишком часто действительность разочаровывает после сна, но в этот раз она просто бесподобна…
Такая речь смягчила бы даже бронзовую статую. Она идет прямо в сердце Мартин и, преодолев этот этап, направляется в другие, столь же чувствительные части ее тела.
Мы чудно проводим время.
Организуется большая партия “Папа, мама, бонна и я” с холодными закусками, музыкальным парадом и хоровыми песнями в исполнении школьников.
Я исполняю ей “Похищение Прозерпины”, “Фантастическую скачку”, “Злую фею”, “Туда-обратно” и “Не раскрывая кошелек” — произведеньице моего сочинения.
Она сходит от этого с ума, кричит “бис!”, и я повторяю до тех пор, пока не утоляю ее жажду.
Затем я пользуюсь ее состоянием полузабытья, чтобы задать несколько вопросов. Как вы знаете, я никогда не забываю о деле.
— Скажи, милая, после обеда ты пила кофе с ассистентами, верно?
— Да, мой любимый дурашка!
"Любимый дурашка”! Надеюсь, она больше не повторит это, иначе попробует мой кулак.
— Ты не помнишь, кто-нибудь выходил в это время?
Она поднимает брови.
— Почему ты об этом спрашиваешь? Чтобы пресечь ее сомнения и дать себе время на раздумья, я говорю:
— Я объясню тебе после… Она размышляет.
— Ну, кажется, старик ушел раньше всех, да?
Это меня раздражает…
— Да, я помню. А кроме него?
— Планшони ходил в свою комнату за сигарами.
— Он быстро вернулся… Кто-нибудь еще выходил? Она безуспешно роется в памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Я приветствую собравшихся с куртуазностью, составляющей мой шарм, и сажусь за стол.
Какое странное чувство возникает от того, что рядом с тобой находится шпион! В этой большой комнате нас восемь. Один из этих восьми предатель, второй полицейский, а третий, в данном случае профессор Тибоден, олицетворяет судьбу. Это он создал проблему… Да, странная ситуация.
Я наблюдаю за ними поверх чашки кофе… Которого из шести я видел из окна? Это точно была не Мартин, потому что ей было невозможно выйти из дома, не привлекая внимания старого охранника. Тогда кто? Я пытаюсь вспомнить неясную фигуру. Если бы хоть была луна… Не думаю, что это был Бертье. Он слишком толстый, чтобы лазить через заборы. А кроме того, думаю, я бы его узнал.
Ладно, значит, это один из четырех оставшихся. Им легко выходить по ночам, не привлекая ничьего внимания. У всех комнаты на первом этаже, раз домики одноэтажные…
Достаточно выпрыгнуть из окна.
Надо ждать…
День проходит без малейшего инцидента. Каждый занимается своим делом, а я с важным видом перелистываю бумаги, не забывая подмигивать и пощупывать Мартин всякий раз, когда встречаюсь с ней в коридоре.
Я с нетерпением жду следующей ночи, потому что полагаю, что голубятник должен будет пойти навестить своих птичек. Я решил засесть поблизости, чтобы разглядеть этого типа.
Часы кажутся мне бесконечными. Обед… полное спокойствие. Эта группа ученых вгоняет меня в меланхолию… Эти люди озабоченны, как пингвины. Забавно жить бок о бок с ними. Честное слово, если они женятся, их избранницам будет невесело. Либо бедняжки замучаются неврозами, либо ударятся в загул.
Наконец кошачьим шагом подкрадывается вечер и тень раскидывает черный ковер под деревьями.
После ужина очаровательница Мартин начинает строить мне глазки. Я отвечаю ей пылким взглядом. Ваш Сан-Антонио в большом смущении. Всегда неприятно разочаровывать даму. Эта куколка готовится получить с моей помощью удовольствие, а я буду вынужден сказать ей “не сегодня”, как неверная жена мужу.
Как и накануне, Тибоден, его секретарша и я возвращаемся в дом, съев перед этим консервированные грибы и пересоленную говядину.
На этот раз луна светит, как в “Вертере”, и я могу надеяться на успех.
Расставание в холле. Старик закрывается в своей комнате, а красавица и я продолжаем восхождение… Уже на лестнице она начинает выделывать зигзаги задницей. Я засовываю руку ей под юбку, и вот она уже смеется под предлогом, что я ее щекочу.
Подойдя к своей комнате, она открывает дверь, входит, включает свет и ждет меня.
Вместо того чтобы шагнуть через порог, я беру ее за крылышко и выдаю долгий поцелуй с засосом. Она думает, что настал день ее славы, но я вежливо разубеждаю ее.
— До завтра, ангел мой. Надеюсь, ты придешь меня разбудить, как сегодня?
Она не решается предъявить свои требования, не обсудив их предварительно со своим профсоюзом, и с раздражением закрывает дверь.
Я отхожу, осторожно ставя копыта, и быстро спускаюсь, используя в качестве единственного средства передвижения лестничные перила.
Ночной сторож стоит в обалдевшем состоянии. Он считает эти манеры несовместимыми с моей должностью, о чем дает понять суровым взглядом.
Я встаю на ноги.
— Если меня кто-нибудь вдруг станет искать, — говорю, — не забудьте меня предупредить, когда я вернусь. Он кивает в знак согласия:
— Ясно.
Я бегу к бреши, пролезаю в нее и прячусь в густых зарослях, моля небо, чтобы не сесть в муравейник.
Теперь мне остается только ждать типа, который придет покормить своих голубей. Решительно, все дело крутится вокруг этих птичек.
Если бы я мог покурить! Но, ясное дело, об этом не может быть и речи. Ничто так не привлекает ночью внимание, как краснеющий огонек сигареты.
Я борюсь с бедой терпением, принуждая себя к спокойствию, обманывая время… Часы текут медленно, как гудрон… Верх невезения — на небе начинают собираться тучи и луна растворяется в их серости, как таблетка аспирина в воде.
Я продолжаю ждать. Начинает накрапывать дождик, а я все жду! Так где он шляется, этот любитель голубей?! Он что, не собирается сегодня тащить своим птичкам жратву? В конце концов, может же он кормить их через день… Или независящее от его воли событие помешало ему выйти из комнаты?
Я сижу еще пару часов, а когда стрелки моих часов показывают половину третьего, решаю бросить это дело. Мои шмотки намокли, и я клацаю зубами, как пара скелетов, танцующих “Пляску смерти”. Если я проторчу тут еще час, то заработаю себе пневмонию. Ко мне, пенициллин!
Я встаю и делаю несколько беспорядочных движений, чтобы восстановить кровообращение. Я уже собираюсь возвращаться, но тут говорю себе, что можно сходить взглянуть на голубей. Иду к полуразвалившемуся сараю. При моем приближении слышится воркование. Я подхожу к клетке и направляю внутрь луч моего фонаря. И вздрагиваю, ребята. В клетке сидит всего один голубь!
Вот это сюрприз! Парень приходил днем… Он отправил сообщение… Я был тут, а этот мерзавец вел себя так, будто Сан-Антонио вообще не существует.
Хоть я и знаю, что сообщение придет в нашу Службу, а все равно злюсь, что дал себя провести.
К счастью, я принял свои меры предосторожности. Дождь начинает лить как из ведра, и в дом я возвращаюсь совершенно мокрым.
Глава 7
Придя в свою комнатушку, я раздеваюсь, чтобы вытереться, потом надеваю красивую пижаму и снова отправляюсь в поход.
Подойдя к комнате Мартин, я начинаю скрестись в дверь, чтобы разбудить ее. Скоро под дверью появляется полоска света. Узнав мою манеру стучать, она открывает, не спрашивая, кто пришел.
— В такое время! — восклицает она. Я ее обнимаю.
— Представь себе, нежная моя, что я увидел тебя во сне… Мне захотелось соединить сон с реальностью… Слишком часто действительность разочаровывает после сна, но в этот раз она просто бесподобна…
Такая речь смягчила бы даже бронзовую статую. Она идет прямо в сердце Мартин и, преодолев этот этап, направляется в другие, столь же чувствительные части ее тела.
Мы чудно проводим время.
Организуется большая партия “Папа, мама, бонна и я” с холодными закусками, музыкальным парадом и хоровыми песнями в исполнении школьников.
Я исполняю ей “Похищение Прозерпины”, “Фантастическую скачку”, “Злую фею”, “Туда-обратно” и “Не раскрывая кошелек” — произведеньице моего сочинения.
Она сходит от этого с ума, кричит “бис!”, и я повторяю до тех пор, пока не утоляю ее жажду.
Затем я пользуюсь ее состоянием полузабытья, чтобы задать несколько вопросов. Как вы знаете, я никогда не забываю о деле.
— Скажи, милая, после обеда ты пила кофе с ассистентами, верно?
— Да, мой любимый дурашка!
"Любимый дурашка”! Надеюсь, она больше не повторит это, иначе попробует мой кулак.
— Ты не помнишь, кто-нибудь выходил в это время?
Она поднимает брови.
— Почему ты об этом спрашиваешь? Чтобы пресечь ее сомнения и дать себе время на раздумья, я говорю:
— Я объясню тебе после… Она размышляет.
— Ну, кажется, старик ушел раньше всех, да?
Это меня раздражает…
— Да, я помню. А кроме него?
— Планшони ходил в свою комнату за сигарами.
— Он быстро вернулся… Кто-нибудь еще выходил? Она безуспешно роется в памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22