- Это правильное направление?
- Да, - кивнул Кених, - Аризано. А время?
- Скоро, - Гаррисон чуть заметно пожал плечами.
- Ты хочешь сказать, сегодня ночью? Повернул голову, Гаррисон с изумлением посмотрел на своего собеседника, теперь его линзы отливали серебром в сумерках моря.
- Пожалуй, да, - наконец произнес он. - Сегодня...
Глава 10
Лови пришвартовал “Лигурийку” в конце выступающего бетонного причала, и, с разрешения Гаррисона, он и четыре члена команды сошли на берег. Оставшись одни, Кених и Гаррисон приготовились к ночному делу и через полчаса, одетые в легкие вечерние костюмы с открытым воротом, сошли с борта яхты на набережную.
Для наблюдателя со стороны могло показаться, что Кених был слепым или, по крайней мере, полукалекой, потому что он шел чуть медленнее, чем обычно, и тяжело опирался на палку. К тому же, он выглядел лет на десять старше. Гаррисон, напротив, шел с безошибочной уверенностью человека, у которого все органы чувств в порядке, “вспоминая” путь из своего сна и чувствуя пощипывание дежа-вю, приступ которой повторился и возбудил его.
Было довольно рано, еще не было девяти тридцати, но огни городка уже разлились буйством красок. В местечке недавно проходил какой-то праздник, и вдоль улиц и между пальмами все еще были развешаны флаги. Несмотря на то, что туристский сезон не был в разгаре, теплая погода вытащила людей на улицу насладиться приятным вечером. Ресторанчики и кафе под открытым небом были заполнены народом; в барах тоже толпились люди. Немецкий, швейцарский и французский говоры - и даже изредка английский - странно смешивались с местным итальянским, что вместе с гудками автомобилей и скутеров и мелодиями музыкальных автоматов из кафе рисовало в сознании Гаррисона картину какой-то великой, многоязычной сказочной страны. При других обстоятельствах он бы остановился, чтобы впитать эту картину и насладиться ею, но не сегодня. Сегодня она только сбивала его с толку.
Найдя удобное для наблюдения место, построенную на скорую руку площадку для оркестра или выступления оратора, стоявшую на набережной на обочине дороги, которая повторяла изгиб маленького залива, Гаррисон и Кених вскарабкались по грубо настланным ступеням к тому месту, откуда они могли бы хорошо видеть окрестности.
- Опиши мне их, - возбужденно попросил Гаррисон.
Кених начал кратко описывать место, но вскоре он упомянул открытый ресторанчик с плетеной мебелью, раскинувшийся по всей ширине старого заброшенного каменного причала, Гаррисон остановил его.
- Вот это - последнее место, - произнес слепой тихим голосом. - Опиши его снова, но подробнее. Как оно выглядит это местечко с плетеной мебелью?
Кафе было не более тридцати-сорока ярдов длиной, его обеденная часть с полотняной крышей была огорожена белыми поручнями, чтобы неосторожные или подвыпившие посетители не упали в маслянистые воды залива. Позади крытой части находилось кирпичное строение, - наверное, в былые дни - здание пристани, теперь оно было превращено в огромную кухню и винный склад. Заброшенные каменные ступеньки вели вниз от заложенной кирпичом двери в глухой стене кухни к лениво плещущемуся морю. Под навесом сидели люди, но их было немного. С этого места хорошо просматривался весь залив, поэтому пообедать здесь стоило довольно дорого. Неспешная, но приносящая доход торговля несомненно была , более бойкой в туристский сезон.
- Что скажешь о навесе? - спросил Гаррисон. - Его цвет? Он красно-желтый с чуть развевающимися на ветру фестонами по краю? А в центре его - шест, благодаря которому все это имеет форму палатки?
- Да, - ответил Кених. - Так и есть! Это место?
У Гаррисона пересохло во рту. Он кивнул. Они спустились по деревянным ступенькам с эстрады и пошли по дороге между пальмами к узкому деревянному пирсу, который вел к нужной им пристани. Видя, что Гаррисон слепой, идущие навстречу люди уступали ему дорогу. Кених благодарил их по-итальянски, когда они проходили мимо. Над входом на пирс была надпись “Мариос”. Кених указывал путь, и они, пройдя под аркой, вышли на пирс. Из-за неровного настила Гаррисону пришлось опираться на железный поручень.
Вторая арка образовывала вход в “обеденный зал”, где под огромным красно-желтым навесом располагались шесть больших деревянных столов, украшенных пивными кружками, корзинами с хлебом, чашами с орехами и приземистыми бутылями с цветными свечами, пламя которых дрожало при малейшем ветерке с моря. Сейчас это местечко показалось бы напряженным для любого, а для Гаррисона оно было просто наэлектризовано. Его датчики охватывали все внутреннее пространство, формируя нечеткие силуэты, которые в мозгу превращались в трехмерные образы. В ресторанчике была дюжина посетителей: за одним столом сидели пятеро, за другим - четверо и еще за одним - трое. Остальные столы были свободные. Группа из четырех людей - две супружеские пары - уже собирались уходить. Они проскользнули мимо Гаррисона и Кениха, бросив через плечо “чао”, ни к кому в особенности не обращаясь, но женщины все еще тихо переговаривались между собой; и хотя итальянский Гаррисона можно было считать никаким, он все-таки обнаружил, что прислушивается к негромкому разговору. Когда эти пары нырнули под арку, он повернулся к Кениху.
- Ты понял, о чем они говорили?
- Немного, - ответил тот. - Похоже, твой экстрасенсорный дар работает сегодня, как никогда, потому что они говорили о девушке - об англичанке - и жалели ее. Они сказали, что жаль, что так произошло и что она такая молодая. А эти Борчини - невоспитанная и грубая свора собак. - Он кивнул в сторону столика, за которым сидели пятеро. - Там должна быть твоя Терри, а четверо мужчин с ней могут быть только Борчини.
Теперь радар Гаррисона настроился на стол на дальнем краю пристани. Сидевшие там трое мужчин и девушка опирались спинами на белые поручни, за которыми залив сверкал отраженными огнями. Двое из мужчин сидели слева от нее, третий - справа. Во главе стола, также справа от нее, сидел четвертый мужчина. Похоже, что эта компания не заметила вновь пришедших, но когда Гаррисон пристально посмотрел в их сторону, девушка засмеялась, затем, хлопнув в ладоши, подозвала официанта, чтобы он принес ей еще выпить. Казалось, она была в приподнятом настроении, а может, просто храбрилась. Ее смех был почти полуистеричный, и, несмотря на отличный итальянский, ее язык изрядно заплетался.
Они прошли между столиками через зал, и Кених заговорил со старшим Борчини, сидевшим во главе стола. На хорошем итальянском он спросил, можно ли им с Гаррисоном тоже сесть за этот стол. Узкоглазый смуглый мужчина оглядел их, но прежде, чем он успел ответить, один из его младших братьев спросил:
- Эй, немец! А разве здесь недостаточно пустых столов?
- Видите ли, - сказал Кених, - мой английский друг слепой и...
Гаррисон коснулся его руки, заставляя его замолчать. Он совсем не говорил по-итальянски, но уловил резкость в тоне молодого Борчини и правильно понял значение его слов.
- Извините, - сказал он по-английски. - Мне показалось, что я слышал голос девушки. Она говорила по-итальянски, но это звучало для меня как по-английски, и...
- Конечно, - наконец заговорил, также по-английски, старший из четверки, его голос и слова были грубыми и булькающими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
- Да, - кивнул Кених, - Аризано. А время?
- Скоро, - Гаррисон чуть заметно пожал плечами.
- Ты хочешь сказать, сегодня ночью? Повернул голову, Гаррисон с изумлением посмотрел на своего собеседника, теперь его линзы отливали серебром в сумерках моря.
- Пожалуй, да, - наконец произнес он. - Сегодня...
Глава 10
Лови пришвартовал “Лигурийку” в конце выступающего бетонного причала, и, с разрешения Гаррисона, он и четыре члена команды сошли на берег. Оставшись одни, Кених и Гаррисон приготовились к ночному делу и через полчаса, одетые в легкие вечерние костюмы с открытым воротом, сошли с борта яхты на набережную.
Для наблюдателя со стороны могло показаться, что Кених был слепым или, по крайней мере, полукалекой, потому что он шел чуть медленнее, чем обычно, и тяжело опирался на палку. К тому же, он выглядел лет на десять старше. Гаррисон, напротив, шел с безошибочной уверенностью человека, у которого все органы чувств в порядке, “вспоминая” путь из своего сна и чувствуя пощипывание дежа-вю, приступ которой повторился и возбудил его.
Было довольно рано, еще не было девяти тридцати, но огни городка уже разлились буйством красок. В местечке недавно проходил какой-то праздник, и вдоль улиц и между пальмами все еще были развешаны флаги. Несмотря на то, что туристский сезон не был в разгаре, теплая погода вытащила людей на улицу насладиться приятным вечером. Ресторанчики и кафе под открытым небом были заполнены народом; в барах тоже толпились люди. Немецкий, швейцарский и французский говоры - и даже изредка английский - странно смешивались с местным итальянским, что вместе с гудками автомобилей и скутеров и мелодиями музыкальных автоматов из кафе рисовало в сознании Гаррисона картину какой-то великой, многоязычной сказочной страны. При других обстоятельствах он бы остановился, чтобы впитать эту картину и насладиться ею, но не сегодня. Сегодня она только сбивала его с толку.
Найдя удобное для наблюдения место, построенную на скорую руку площадку для оркестра или выступления оратора, стоявшую на набережной на обочине дороги, которая повторяла изгиб маленького залива, Гаррисон и Кених вскарабкались по грубо настланным ступеням к тому месту, откуда они могли бы хорошо видеть окрестности.
- Опиши мне их, - возбужденно попросил Гаррисон.
Кених начал кратко описывать место, но вскоре он упомянул открытый ресторанчик с плетеной мебелью, раскинувшийся по всей ширине старого заброшенного каменного причала, Гаррисон остановил его.
- Вот это - последнее место, - произнес слепой тихим голосом. - Опиши его снова, но подробнее. Как оно выглядит это местечко с плетеной мебелью?
Кафе было не более тридцати-сорока ярдов длиной, его обеденная часть с полотняной крышей была огорожена белыми поручнями, чтобы неосторожные или подвыпившие посетители не упали в маслянистые воды залива. Позади крытой части находилось кирпичное строение, - наверное, в былые дни - здание пристани, теперь оно было превращено в огромную кухню и винный склад. Заброшенные каменные ступеньки вели вниз от заложенной кирпичом двери в глухой стене кухни к лениво плещущемуся морю. Под навесом сидели люди, но их было немного. С этого места хорошо просматривался весь залив, поэтому пообедать здесь стоило довольно дорого. Неспешная, но приносящая доход торговля несомненно была , более бойкой в туристский сезон.
- Что скажешь о навесе? - спросил Гаррисон. - Его цвет? Он красно-желтый с чуть развевающимися на ветру фестонами по краю? А в центре его - шест, благодаря которому все это имеет форму палатки?
- Да, - ответил Кених. - Так и есть! Это место?
У Гаррисона пересохло во рту. Он кивнул. Они спустились по деревянным ступенькам с эстрады и пошли по дороге между пальмами к узкому деревянному пирсу, который вел к нужной им пристани. Видя, что Гаррисон слепой, идущие навстречу люди уступали ему дорогу. Кених благодарил их по-итальянски, когда они проходили мимо. Над входом на пирс была надпись “Мариос”. Кених указывал путь, и они, пройдя под аркой, вышли на пирс. Из-за неровного настила Гаррисону пришлось опираться на железный поручень.
Вторая арка образовывала вход в “обеденный зал”, где под огромным красно-желтым навесом располагались шесть больших деревянных столов, украшенных пивными кружками, корзинами с хлебом, чашами с орехами и приземистыми бутылями с цветными свечами, пламя которых дрожало при малейшем ветерке с моря. Сейчас это местечко показалось бы напряженным для любого, а для Гаррисона оно было просто наэлектризовано. Его датчики охватывали все внутреннее пространство, формируя нечеткие силуэты, которые в мозгу превращались в трехмерные образы. В ресторанчике была дюжина посетителей: за одним столом сидели пятеро, за другим - четверо и еще за одним - трое. Остальные столы были свободные. Группа из четырех людей - две супружеские пары - уже собирались уходить. Они проскользнули мимо Гаррисона и Кениха, бросив через плечо “чао”, ни к кому в особенности не обращаясь, но женщины все еще тихо переговаривались между собой; и хотя итальянский Гаррисона можно было считать никаким, он все-таки обнаружил, что прислушивается к негромкому разговору. Когда эти пары нырнули под арку, он повернулся к Кениху.
- Ты понял, о чем они говорили?
- Немного, - ответил тот. - Похоже, твой экстрасенсорный дар работает сегодня, как никогда, потому что они говорили о девушке - об англичанке - и жалели ее. Они сказали, что жаль, что так произошло и что она такая молодая. А эти Борчини - невоспитанная и грубая свора собак. - Он кивнул в сторону столика, за которым сидели пятеро. - Там должна быть твоя Терри, а четверо мужчин с ней могут быть только Борчини.
Теперь радар Гаррисона настроился на стол на дальнем краю пристани. Сидевшие там трое мужчин и девушка опирались спинами на белые поручни, за которыми залив сверкал отраженными огнями. Двое из мужчин сидели слева от нее, третий - справа. Во главе стола, также справа от нее, сидел четвертый мужчина. Похоже, что эта компания не заметила вновь пришедших, но когда Гаррисон пристально посмотрел в их сторону, девушка засмеялась, затем, хлопнув в ладоши, подозвала официанта, чтобы он принес ей еще выпить. Казалось, она была в приподнятом настроении, а может, просто храбрилась. Ее смех был почти полуистеричный, и, несмотря на отличный итальянский, ее язык изрядно заплетался.
Они прошли между столиками через зал, и Кених заговорил со старшим Борчини, сидевшим во главе стола. На хорошем итальянском он спросил, можно ли им с Гаррисоном тоже сесть за этот стол. Узкоглазый смуглый мужчина оглядел их, но прежде, чем он успел ответить, один из его младших братьев спросил:
- Эй, немец! А разве здесь недостаточно пустых столов?
- Видите ли, - сказал Кених, - мой английский друг слепой и...
Гаррисон коснулся его руки, заставляя его замолчать. Он совсем не говорил по-итальянски, но уловил резкость в тоне молодого Борчини и правильно понял значение его слов.
- Извините, - сказал он по-английски. - Мне показалось, что я слышал голос девушки. Она говорила по-итальянски, но это звучало для меня как по-английски, и...
- Конечно, - наконец заговорил, также по-английски, старший из четверки, его голос и слова были грубыми и булькающими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83