(«Привязанный к столбу» — «застрявший в колонне»?)
«Казни не было!» — убеждает спящего прокуратора Иешуа. Его смерть на столбе лишь снится Ивану — как продолжение сна на Патриарших: «…Ему стало сниться, что солнце уже снижалось над Лысой Горой…». А в эпилоге мы видим, как мучительно, год за годом извлекают «уснувшего» Ивана: «Будит ученого и доводит его до жалкого крика в ночь полнолуния одно и то же».
«Ничего не бойтесь», — говорят Маргарите. По-видимому, это и есть главное условие пробуждения, выхода из вселенского подвала. Не случайно в имени метрдотеля — Арчибальд — соединились два древнегерманских корня — «свободный» и «смелый». Но в чем смысл удвоения имени? В «Мастере…» — Арчибальд Арчибальдович, в «Собачьем сердце» — Филипп Филиппович и Полиграф Полиграфович… Уже после смерти Булгакова нашли наметки нового романа, где главного героя зовут Ричард Ричардович. (Ср.: инженер Гарин — Петр Петрович). «Дважды рожденными» именовали тех, кто прошел испытание и удостоился высшей степени посвящения в некоторых мистериях.
«Трусость — это самый страшный порок!» — понял во сне Пилат. Ученик должен помнить, «что все это происходит с тобой не наяву» и ничего не бояться. На языке древнеиндийских магов — Майя: не потому ли иллюзорный булгаковский роман начинается «странным майским вечером»? А в эпилоге «нового Ивана» учат не бояться смерти — «неестественного безносого палача». Ведь все происходящее в романе — «молчаливая галлюцинация», и «реальный» магазин Торгсин может исчезнуть столь же внезапно, как колдовской магазин в Варьете.
О том же пишет в «Тайной доктрине» Е.П.Блаватская: «На каком бы плане наше сознание ни действовало, мы и предметы, принадлежащие этому плану, являемся на это время единственными нашими реальностями. Но по мере нашего продвижения в развитии мы постигаем, что в стадиях, через которые мы прошли, мы приняли тени за реальности и что восходящий процесс Эго состоит из целого ряда прогрессивных заблуждений, и каждое продвижение приносит с собой убеждение, что, наконец, теперь мы достигли „реальности“. Но только, когда мы достигнем абсолютного Сознания и сольем с ним наше сознание, только тогда будем мы освобождены от заблуждений, порожденных Майей».
Воланд назван «повелителем теней»: управлять можно лишь своей тенью. Он оказывается единственно живым в этом странном мире, где все появляется, чтобы тотчас же измениться или бесследно исчезнуть в круговороте снов. Булгаковские аллюзии понятны: мы, люди — «нижние жильцы», «народонаселение». Они — «гости», «иностранные туристы», которым пора возвращаться домой. Тени «первой свежести». «Разве для того, чтобы считать себя живым, нужно непременно сидеть в подвале?..»
Мастер и его возлюбленная «заслужили покой». «Покоем», то есть буквой П («покой» — название буквы в старом алфавите) выстроено здание, где происходил бал — в квартире покойного Берлиоза. И гости Воланда — покойники: древний эвфемизм этого слова — «гость». Летающая машина с Маргаритой приземлилась на Дорогомиловском кладбище, а зрелищный филиал с колоннами расположен в Ваганьковском переулке — намек на одноименное кладбище. С крыши «Дома Пашкова», стоящего на Ваганьковском холме, Воланд обозревает столицу — «нижний город».
Четко разделен и дом Грибоедова: в верхнем этаже решались судьбы отечественной литературы, а в нижнем ели и пили. «И было видение в аду», — сказано о ресторане. Земля — «Нижний Город», некрополь. Те, кто на время спускается сюда — «гости»… На двух уровнях разыгрывается и бал Воланда: Маргарита «летала над стеклянным полом с горящими под ним адскими топками и мечущимися под ними дьявольскими белыми поварами», а затем «видела темные подвалы, где горели какие-то светильники, где девушки подавали шипящее на раскаленных углях мясо, где пили из больших кружек за ее здоровье».
3. «ИСТИНА БУДЕТ ОТКРЫТА ЛИШЬ ТЕМ, КТО…»
После бала Маргарита с удивлением замечает, что луна остановилась. Все объясняется, если сравнить два отрывка, между которыми уместилось описание бала Воланда:
«…Маргарита увидела лежащую на полу перед нею полоску света под какой-то темной дверью».
«Колонны распались, угасли огни, все съежилось, и не стало никаких фонтанов, тюльпанов и камелий. А просто было, что было — скромная гостиная ювелирши, и из приоткрытой двери выпадала полоска света. И в эту приоткрытую дверь вошла Маргарита».
Луна не успела двинуться с места! Значит, не было никакого бала — только дверь и полоска света. Все остальное героине приснилось — в те несколько мгновений, пока она стояла перед «темной дверью». Но и это было сном: в предпоследней главе проснувшаяся Маргарита умирает от сердечного приступа. А вот чем заканчивается «Гиперболоид инженера Гарина»: «Наевшись, Зоя садится перелистывать книгу с дивными проектами дворцов, где среди мраморных колоннад и цветов возвышается ее прекрасная статуя из мрамора…». Зоя грезит. Тем же занят диктатор мира: Гарин «похрапывает, должно быть тоже переживая во сне разные занимательные истории». «Золотой остров — это сон, приснившийся мне однажды в Средиземном море, — говорит Зоя, — я задремала на палубе и увидела выходящие из моря лестницы и дворцы…».
Женщина, имя которой в переводе с греческого означает «жизнь», сидит рядом со спящим Гариным и листает ею же придуманную книгу страницу за страницей — жизнь за жизнью. «Беречь твой сон буду я!» — подтверждает булгаковская Маргарита. Две героини — разные имена неумолимой силы, которая снова и снова возвращает Игрока в бесконечную цепь иллюзорных воплощений. «Да, действительно, объяснилось все: и страннейший завтрак у покойного философа Канта…» — пишет Булгаков. Именно Кант учил, что время и пространство — лишь совокупность наших ощущений.
«В начале было Слово…». Божественное Слово материализовало мир и Само облеклось в Свое создание — как сказочный Гарун-аль-Рашид, надевший поверх золотой парчи одежду простого торговца. Христианские гностики Александрии учили, что таким образом Логос обрел форму (О.Бендер: «логическая шахматная форма»). Но однажды Он должен вернуться — снять одну за другой свои оболочки. Разоблачиться…
Глава «Сеанс черной магии и ее разоблачение» — символическая модель Его возвращения: женщины скидывают старую одежду и получают другую, которая тоже исчезает, оставляя их в одном белье. А на балу Воланда гостьи совершенно нагие: возвращение к истоку. И катаевский Ваня Солнцев дважды меняет одежды, поднимаясь из темной и сырой ямы к алмазной звезде.
Слово стало миром — мир станет Словом?
По одному из апокрифов Бог заставил ангелов поклониться Адаму — только за то, что он дал имена всему сотворенному. Таким образом, Слово воплощается в мир не единожды, а постоянно: материальную Вселенную нужно непрерывно описывать. Александрийский алхимик и философ Зосима (III в.) указывал на истинное назначение бессмертного Адама — земного человечества:
«Он является толкователем всех вещей, которые суть, и дал имена всем телесным вещам. Халдеи, персы, индийцы и евреи назвали его Адамом, что переводится, как девственная земля, кроваво-красная земля, огненная или телесная земля. Это следует искать в библиотеках Птолемеев. Они хранили это в каждом святилище, особенно в Серапиуме…».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
«Казни не было!» — убеждает спящего прокуратора Иешуа. Его смерть на столбе лишь снится Ивану — как продолжение сна на Патриарших: «…Ему стало сниться, что солнце уже снижалось над Лысой Горой…». А в эпилоге мы видим, как мучительно, год за годом извлекают «уснувшего» Ивана: «Будит ученого и доводит его до жалкого крика в ночь полнолуния одно и то же».
«Ничего не бойтесь», — говорят Маргарите. По-видимому, это и есть главное условие пробуждения, выхода из вселенского подвала. Не случайно в имени метрдотеля — Арчибальд — соединились два древнегерманских корня — «свободный» и «смелый». Но в чем смысл удвоения имени? В «Мастере…» — Арчибальд Арчибальдович, в «Собачьем сердце» — Филипп Филиппович и Полиграф Полиграфович… Уже после смерти Булгакова нашли наметки нового романа, где главного героя зовут Ричард Ричардович. (Ср.: инженер Гарин — Петр Петрович). «Дважды рожденными» именовали тех, кто прошел испытание и удостоился высшей степени посвящения в некоторых мистериях.
«Трусость — это самый страшный порок!» — понял во сне Пилат. Ученик должен помнить, «что все это происходит с тобой не наяву» и ничего не бояться. На языке древнеиндийских магов — Майя: не потому ли иллюзорный булгаковский роман начинается «странным майским вечером»? А в эпилоге «нового Ивана» учат не бояться смерти — «неестественного безносого палача». Ведь все происходящее в романе — «молчаливая галлюцинация», и «реальный» магазин Торгсин может исчезнуть столь же внезапно, как колдовской магазин в Варьете.
О том же пишет в «Тайной доктрине» Е.П.Блаватская: «На каком бы плане наше сознание ни действовало, мы и предметы, принадлежащие этому плану, являемся на это время единственными нашими реальностями. Но по мере нашего продвижения в развитии мы постигаем, что в стадиях, через которые мы прошли, мы приняли тени за реальности и что восходящий процесс Эго состоит из целого ряда прогрессивных заблуждений, и каждое продвижение приносит с собой убеждение, что, наконец, теперь мы достигли „реальности“. Но только, когда мы достигнем абсолютного Сознания и сольем с ним наше сознание, только тогда будем мы освобождены от заблуждений, порожденных Майей».
Воланд назван «повелителем теней»: управлять можно лишь своей тенью. Он оказывается единственно живым в этом странном мире, где все появляется, чтобы тотчас же измениться или бесследно исчезнуть в круговороте снов. Булгаковские аллюзии понятны: мы, люди — «нижние жильцы», «народонаселение». Они — «гости», «иностранные туристы», которым пора возвращаться домой. Тени «первой свежести». «Разве для того, чтобы считать себя живым, нужно непременно сидеть в подвале?..»
Мастер и его возлюбленная «заслужили покой». «Покоем», то есть буквой П («покой» — название буквы в старом алфавите) выстроено здание, где происходил бал — в квартире покойного Берлиоза. И гости Воланда — покойники: древний эвфемизм этого слова — «гость». Летающая машина с Маргаритой приземлилась на Дорогомиловском кладбище, а зрелищный филиал с колоннами расположен в Ваганьковском переулке — намек на одноименное кладбище. С крыши «Дома Пашкова», стоящего на Ваганьковском холме, Воланд обозревает столицу — «нижний город».
Четко разделен и дом Грибоедова: в верхнем этаже решались судьбы отечественной литературы, а в нижнем ели и пили. «И было видение в аду», — сказано о ресторане. Земля — «Нижний Город», некрополь. Те, кто на время спускается сюда — «гости»… На двух уровнях разыгрывается и бал Воланда: Маргарита «летала над стеклянным полом с горящими под ним адскими топками и мечущимися под ними дьявольскими белыми поварами», а затем «видела темные подвалы, где горели какие-то светильники, где девушки подавали шипящее на раскаленных углях мясо, где пили из больших кружек за ее здоровье».
3. «ИСТИНА БУДЕТ ОТКРЫТА ЛИШЬ ТЕМ, КТО…»
После бала Маргарита с удивлением замечает, что луна остановилась. Все объясняется, если сравнить два отрывка, между которыми уместилось описание бала Воланда:
«…Маргарита увидела лежащую на полу перед нею полоску света под какой-то темной дверью».
«Колонны распались, угасли огни, все съежилось, и не стало никаких фонтанов, тюльпанов и камелий. А просто было, что было — скромная гостиная ювелирши, и из приоткрытой двери выпадала полоска света. И в эту приоткрытую дверь вошла Маргарита».
Луна не успела двинуться с места! Значит, не было никакого бала — только дверь и полоска света. Все остальное героине приснилось — в те несколько мгновений, пока она стояла перед «темной дверью». Но и это было сном: в предпоследней главе проснувшаяся Маргарита умирает от сердечного приступа. А вот чем заканчивается «Гиперболоид инженера Гарина»: «Наевшись, Зоя садится перелистывать книгу с дивными проектами дворцов, где среди мраморных колоннад и цветов возвышается ее прекрасная статуя из мрамора…». Зоя грезит. Тем же занят диктатор мира: Гарин «похрапывает, должно быть тоже переживая во сне разные занимательные истории». «Золотой остров — это сон, приснившийся мне однажды в Средиземном море, — говорит Зоя, — я задремала на палубе и увидела выходящие из моря лестницы и дворцы…».
Женщина, имя которой в переводе с греческого означает «жизнь», сидит рядом со спящим Гариным и листает ею же придуманную книгу страницу за страницей — жизнь за жизнью. «Беречь твой сон буду я!» — подтверждает булгаковская Маргарита. Две героини — разные имена неумолимой силы, которая снова и снова возвращает Игрока в бесконечную цепь иллюзорных воплощений. «Да, действительно, объяснилось все: и страннейший завтрак у покойного философа Канта…» — пишет Булгаков. Именно Кант учил, что время и пространство — лишь совокупность наших ощущений.
«В начале было Слово…». Божественное Слово материализовало мир и Само облеклось в Свое создание — как сказочный Гарун-аль-Рашид, надевший поверх золотой парчи одежду простого торговца. Христианские гностики Александрии учили, что таким образом Логос обрел форму (О.Бендер: «логическая шахматная форма»). Но однажды Он должен вернуться — снять одну за другой свои оболочки. Разоблачиться…
Глава «Сеанс черной магии и ее разоблачение» — символическая модель Его возвращения: женщины скидывают старую одежду и получают другую, которая тоже исчезает, оставляя их в одном белье. А на балу Воланда гостьи совершенно нагие: возвращение к истоку. И катаевский Ваня Солнцев дважды меняет одежды, поднимаясь из темной и сырой ямы к алмазной звезде.
Слово стало миром — мир станет Словом?
По одному из апокрифов Бог заставил ангелов поклониться Адаму — только за то, что он дал имена всему сотворенному. Таким образом, Слово воплощается в мир не единожды, а постоянно: материальную Вселенную нужно непрерывно описывать. Александрийский алхимик и философ Зосима (III в.) указывал на истинное назначение бессмертного Адама — земного человечества:
«Он является толкователем всех вещей, которые суть, и дал имена всем телесным вещам. Халдеи, персы, индийцы и евреи назвали его Адамом, что переводится, как девственная земля, кроваво-красная земля, огненная или телесная земля. Это следует искать в библиотеках Птолемеев. Они хранили это в каждом святилище, особенно в Серапиуме…».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141