Сейчас огни
светились ярче обычного.
- Звучит волнующе, - заметила она, раскладывая на гладильной доске
следующую рубашку своего мужа. - Ты уверена, что с ним все в порядке,
Сюзи?
Сьюзен улыбнулась чуть вызывающе:
- Конечно, да. Он похож... я не знаю, на школьного учителя, что ли.
- Говорят, маньяк Бомбер был похож на садовника, - задумчиво
проговорила миссис Нортон.
- Дерьмо лосиное! - произнесла Сьюзен с чувством, выбрав выражение,
безотказно раздражающее мать.
- Покажи-ка книгу, - протянула руку та.
Сьюзен отдала книгу - и внезапно вспомнила сцену гомосексуального
насилия в тюремной камере.
- "Воздушный танец", - мечтательно прочитала Анна Нортон и принялась
наугад перелистывать страницы. Сьюзен обреченно ждала. Мать обязательно
раскопает именно эту сцену. Иначе не бывало.
Ленивый ветерок шевелил занавеси открытых окон кухни, которую мама
настойчиво именовала гостиной, как будто общество, к которому они
принадлежали, этого требовало. Дом стоял на небольшом подъеме внешней
Брок-стрит, и за окном открывался красивый вид на дорогу в город - еще
красивее он будет снежной зимой.
- Кажется, я читала рецензию в Портлендской газете. Не очень-то
хвалебную.
- Мне книга нравится, - твердо объявила Сьюзен. - И он тоже.
- Может быть, Флойду он тоже понравится, - проговорила миссис Нортон
как бы между прочим. - Ты их познакомь.
Сьюзен разозлилась и растерялась. Она-то думала - штормы переходного
возраста у них с матерью позади. Столкновения дочерней личности с
материнским опытом казались уже отброшенными прочь, как старая ветошь.
- Мы с тобой уже говорили о Флойде, мам. Ты знаешь, что там еще
ничего твердо не решилось.
- В газете еще что-то говорилось о какой-то жуткой тюремной сцене.
Парни с парнями...
- Мама, ради Христа! - она встала. - Я уберу овощи.
Миссис Нортон бесстрастно стряхнула пепел со своей сигареты.
- Я только имела в виду, что если ты собираешься замуж за Флойда
Тиббитса...
Злость переросла в странную раздражающую ярость.
- Бога ради, с чего ты взяла? Разве я когда-нибудь тебе такое
говорила?
- Я предполагала...
- Ты предполагала неправильно.
Это не совсем соответствовало истине. Но Сьюзен охладевала к Флойду
день ото дня.
- Я предполагала, что если ты придерживаешься одного парня полтора
года, это значит, что дела зашли дальше рукопожатий.
- Мы с Флойдом больше чем друзья, - ровным голосом произнесла Сьюзен.
Пусть гадает, что это значит.
Непроизнесенный разговор тяжело повис между ними.
"Ты спала с Флойдом?"
"Не твое дело".
"Кто для тебя Бен Мерс?"
"Не твое дело".
"Собираешься влюбиться в него и наделать глупостей?"
"Не твое дело".
"Я люблю тебя, Сюзи. Отец и я, мы оба любим тебя".
И на это ответа нет. Ответа нет. Вот почему без Нью-Йорка - или
какого-нибудь другого места - не обойтись. Под конец всегда разбиваешься
об эту невидимую баррикаду любви, как о стену тюремной камеры. Правда этой
любви делает невозможным дальнейший спор и бессмысленным предыдущий.
- Ладно, - мягко произнесла миссис Нортон.
- Я поднимусь к себе, - сказала Сьюзен.
- Конечно. Можно я возьму книгу, когда ты дочитаешь?
- Если хочешь.
- Я хотела бы с ним встретиться.
Сьюзен содрогнулась.
- Ты поздно задержишься сегодня? - продолжала мать.
- Не знаю.
- Что сказать Флойду Тиббитсу, если он заглянет?
Ее снова охватила ярость:
- Скажи, что хочешь. Ты и так это сделаешь.
- Сьюзен!
Она поднялась по лестнице, не оглянувшись.
Миссис Нортон не сдвинулась с места, она смотрела в окно на город, не
видя его. Над головой она слышала шаги своей Сьюзен и стук раздвигаемого
мольберта.
Она встала и снова принялась гладить. Когда по ее расчетам (хотя и не
совсем осознанным) Сьюзен увлеклась работой, она позвонила Мэйбл Вертс.
Между прочим упомянула, что Сюзи рассказала ей о приезде знаменитого
писателя, а Мэйбл фыркнула и спросила, идет ли речь об авторе "Дочери
Конуэя". Узнав, что да, Мэйбл сообщила, что он пишет не что иное, как
порнографию, простую и откровенную. Миссис Нортон спросила, не остановился
ли он в мотеле...
Остановился он в "Комнатах Евы" - единственном в городе пансионе.
Миссис Нортон испытала некоторое облегчение. Ева Миллер - приличная вдова,
кого попало не пустит. Ее правила насчет женских визитов были коротки и
решительны. Мать или сестра - пожалуйста в комнату. Нет - посидит на
кухне. Это не обсуждалось.
Миссис Нортон повесила трубку только через пятнадцать минут, искусно
закамуфлировав свою главную цель.
"Сьюзен, - думала она, возвращаясь к гладильной доске, - ох, Сьюзен,
я ведь только хочу тебе добра. Неужели ты не видишь?"
Они возвращались из Портленда по 295-ой всего лишь чуть позднее
одиннадцати. Огни "ситроена" четко прорезали темноту.
Они обсуждали фильм, но осторожно, как люди, которые выясняют вкусы
друг друга. Потом ей пришел в голову тот же вопрос, что и матери:
- Где вы остановились? Вы сняли что-нибудь?
- На третьем этаже в "Комнатах Евы".
- Но это ужасно! Там, наверное, стоградусная жара! [по Фаренгейту;
+38 по Цельсию]
- Я люблю жару. Когда жарко, мне хорошо работается. Раздеться до
пояса, включить радио и выпить галон пива. Получается по десять страниц в
день. А уж в конце дня выйти на порог, на ветерок... божественно.
- И все-таки... - она сомневалась.
- Я подумывал снять Марстен Хауз, - осторожно начал он. - Даже
наводил справки. Но он продан.
- Марстен Хауз? - она недоверчиво улыбнулась. - Вы перепутали.
- Ничуть. На первом холме к северо-западу. Брукс-роуд.
- Продан? Бога ради, кому?..
- Хотел бы я знать. Мне говорят время от времени, что у меня винтиков
не хватает - а ведь я собирался только снять его. Агент ничего мне не
сказал. Это, кажется, мрачная тайна.
- Может, кто-нибудь со стороны хочет сделать из него дачу, -
предположила она. - Кто бы он ни был, он сошел с ума. Одно дело - обновить
поместье, но это место необновляемо. Дом развалился еще когда я была
ребенком. Бен, почему вам вздумалось снимать его?
- Вы были когда-нибудь внутри?
- Нет, только заглядывала в окно. А вы были?
- Да. Один раз.
- Жуткое место, правда?
Они замолчали, думая о Марстен Хаузе. Это воспоминание не было
окрашено пастелью ностальгии, как прочие. Скандал и насилие, связанные с
домом, случились раньше, чем родились они оба, но у маленьких городков
долгая память.
История Губерта Марстена и его жены Бидди служила городу "скелетом в
подвале". В двадцатые годы Губи был президентом большой грузоперевозочной
компании, которая, по слухам, после полуночи переключалась на более
доходную деятельность, переправляя канадское виски в Массачусетс.
Разбогатев, в 1928 году он перебрался с женой в Салем Лот, и в крахе
биржи 1929-го потерял большую часть своего состояния (даже Мэйбл Вертс не
знает, сколько именно). Следующие десять лет Марстен с женой прожили в
своем доме как отшельники. Видели их только по средам, когда они приезжали
за покупками. Ларри Маклеод, тогдашний почтальон, сообщил, что Марстены
выписывали четыре газеты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
светились ярче обычного.
- Звучит волнующе, - заметила она, раскладывая на гладильной доске
следующую рубашку своего мужа. - Ты уверена, что с ним все в порядке,
Сюзи?
Сьюзен улыбнулась чуть вызывающе:
- Конечно, да. Он похож... я не знаю, на школьного учителя, что ли.
- Говорят, маньяк Бомбер был похож на садовника, - задумчиво
проговорила миссис Нортон.
- Дерьмо лосиное! - произнесла Сьюзен с чувством, выбрав выражение,
безотказно раздражающее мать.
- Покажи-ка книгу, - протянула руку та.
Сьюзен отдала книгу - и внезапно вспомнила сцену гомосексуального
насилия в тюремной камере.
- "Воздушный танец", - мечтательно прочитала Анна Нортон и принялась
наугад перелистывать страницы. Сьюзен обреченно ждала. Мать обязательно
раскопает именно эту сцену. Иначе не бывало.
Ленивый ветерок шевелил занавеси открытых окон кухни, которую мама
настойчиво именовала гостиной, как будто общество, к которому они
принадлежали, этого требовало. Дом стоял на небольшом подъеме внешней
Брок-стрит, и за окном открывался красивый вид на дорогу в город - еще
красивее он будет снежной зимой.
- Кажется, я читала рецензию в Портлендской газете. Не очень-то
хвалебную.
- Мне книга нравится, - твердо объявила Сьюзен. - И он тоже.
- Может быть, Флойду он тоже понравится, - проговорила миссис Нортон
как бы между прочим. - Ты их познакомь.
Сьюзен разозлилась и растерялась. Она-то думала - штормы переходного
возраста у них с матерью позади. Столкновения дочерней личности с
материнским опытом казались уже отброшенными прочь, как старая ветошь.
- Мы с тобой уже говорили о Флойде, мам. Ты знаешь, что там еще
ничего твердо не решилось.
- В газете еще что-то говорилось о какой-то жуткой тюремной сцене.
Парни с парнями...
- Мама, ради Христа! - она встала. - Я уберу овощи.
Миссис Нортон бесстрастно стряхнула пепел со своей сигареты.
- Я только имела в виду, что если ты собираешься замуж за Флойда
Тиббитса...
Злость переросла в странную раздражающую ярость.
- Бога ради, с чего ты взяла? Разве я когда-нибудь тебе такое
говорила?
- Я предполагала...
- Ты предполагала неправильно.
Это не совсем соответствовало истине. Но Сьюзен охладевала к Флойду
день ото дня.
- Я предполагала, что если ты придерживаешься одного парня полтора
года, это значит, что дела зашли дальше рукопожатий.
- Мы с Флойдом больше чем друзья, - ровным голосом произнесла Сьюзен.
Пусть гадает, что это значит.
Непроизнесенный разговор тяжело повис между ними.
"Ты спала с Флойдом?"
"Не твое дело".
"Кто для тебя Бен Мерс?"
"Не твое дело".
"Собираешься влюбиться в него и наделать глупостей?"
"Не твое дело".
"Я люблю тебя, Сюзи. Отец и я, мы оба любим тебя".
И на это ответа нет. Ответа нет. Вот почему без Нью-Йорка - или
какого-нибудь другого места - не обойтись. Под конец всегда разбиваешься
об эту невидимую баррикаду любви, как о стену тюремной камеры. Правда этой
любви делает невозможным дальнейший спор и бессмысленным предыдущий.
- Ладно, - мягко произнесла миссис Нортон.
- Я поднимусь к себе, - сказала Сьюзен.
- Конечно. Можно я возьму книгу, когда ты дочитаешь?
- Если хочешь.
- Я хотела бы с ним встретиться.
Сьюзен содрогнулась.
- Ты поздно задержишься сегодня? - продолжала мать.
- Не знаю.
- Что сказать Флойду Тиббитсу, если он заглянет?
Ее снова охватила ярость:
- Скажи, что хочешь. Ты и так это сделаешь.
- Сьюзен!
Она поднялась по лестнице, не оглянувшись.
Миссис Нортон не сдвинулась с места, она смотрела в окно на город, не
видя его. Над головой она слышала шаги своей Сьюзен и стук раздвигаемого
мольберта.
Она встала и снова принялась гладить. Когда по ее расчетам (хотя и не
совсем осознанным) Сьюзен увлеклась работой, она позвонила Мэйбл Вертс.
Между прочим упомянула, что Сюзи рассказала ей о приезде знаменитого
писателя, а Мэйбл фыркнула и спросила, идет ли речь об авторе "Дочери
Конуэя". Узнав, что да, Мэйбл сообщила, что он пишет не что иное, как
порнографию, простую и откровенную. Миссис Нортон спросила, не остановился
ли он в мотеле...
Остановился он в "Комнатах Евы" - единственном в городе пансионе.
Миссис Нортон испытала некоторое облегчение. Ева Миллер - приличная вдова,
кого попало не пустит. Ее правила насчет женских визитов были коротки и
решительны. Мать или сестра - пожалуйста в комнату. Нет - посидит на
кухне. Это не обсуждалось.
Миссис Нортон повесила трубку только через пятнадцать минут, искусно
закамуфлировав свою главную цель.
"Сьюзен, - думала она, возвращаясь к гладильной доске, - ох, Сьюзен,
я ведь только хочу тебе добра. Неужели ты не видишь?"
Они возвращались из Портленда по 295-ой всего лишь чуть позднее
одиннадцати. Огни "ситроена" четко прорезали темноту.
Они обсуждали фильм, но осторожно, как люди, которые выясняют вкусы
друг друга. Потом ей пришел в голову тот же вопрос, что и матери:
- Где вы остановились? Вы сняли что-нибудь?
- На третьем этаже в "Комнатах Евы".
- Но это ужасно! Там, наверное, стоградусная жара! [по Фаренгейту;
+38 по Цельсию]
- Я люблю жару. Когда жарко, мне хорошо работается. Раздеться до
пояса, включить радио и выпить галон пива. Получается по десять страниц в
день. А уж в конце дня выйти на порог, на ветерок... божественно.
- И все-таки... - она сомневалась.
- Я подумывал снять Марстен Хауз, - осторожно начал он. - Даже
наводил справки. Но он продан.
- Марстен Хауз? - она недоверчиво улыбнулась. - Вы перепутали.
- Ничуть. На первом холме к северо-западу. Брукс-роуд.
- Продан? Бога ради, кому?..
- Хотел бы я знать. Мне говорят время от времени, что у меня винтиков
не хватает - а ведь я собирался только снять его. Агент ничего мне не
сказал. Это, кажется, мрачная тайна.
- Может, кто-нибудь со стороны хочет сделать из него дачу, -
предположила она. - Кто бы он ни был, он сошел с ума. Одно дело - обновить
поместье, но это место необновляемо. Дом развалился еще когда я была
ребенком. Бен, почему вам вздумалось снимать его?
- Вы были когда-нибудь внутри?
- Нет, только заглядывала в окно. А вы были?
- Да. Один раз.
- Жуткое место, правда?
Они замолчали, думая о Марстен Хаузе. Это воспоминание не было
окрашено пастелью ностальгии, как прочие. Скандал и насилие, связанные с
домом, случились раньше, чем родились они оба, но у маленьких городков
долгая память.
История Губерта Марстена и его жены Бидди служила городу "скелетом в
подвале". В двадцатые годы Губи был президентом большой грузоперевозочной
компании, которая, по слухам, после полуночи переключалась на более
доходную деятельность, переправляя канадское виски в Массачусетс.
Разбогатев, в 1928 году он перебрался с женой в Салем Лот, и в крахе
биржи 1929-го потерял большую часть своего состояния (даже Мэйбл Вертс не
знает, сколько именно). Следующие десять лет Марстен с женой прожили в
своем доме как отшельники. Видели их только по средам, когда они приезжали
за покупками. Ларри Маклеод, тогдашний почтальон, сообщил, что Марстены
выписывали четыре газеты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82