— А я не сразу.
— Откуда тебе эти мысли в голову полезли?
— Ты знаешь, я раньше над этом как-то не думал, — сказал Тимо. — А после того как женился, и особенно после того как у нас ребенок появился, я все больше стал думать о себе и вообще о жизни. И тебя часто вспоминал, ты же мой самый близкий друг. И потом я вдруг понял, что я и есть тот иждивенец, о котором ты говорил. А я не хочу быть иждивенцем. И эту степень я не хочу получать за чужой счет. Никто мне не скажет этого. Даже, может быть, и не узнает. Но я-то буду знать, что я иждивенец. И всю жизнь так. Не хочу.
— Тимо, — я не знал, что ему сказать, потому что никак не мог — собраться с мыслями. — Но почему ты не пришел ко мне, почему ты мне ничего не сказал? Поговорили бы, выяснили, что происходит на самом деле…
— Надо было, — вяло сказал Тимо. — Все собирался. Знаешь, я всегда целину вспоминаю. Как мы там хорошо с тобой жили. Помнишь нашу палатку? Я все время вспоминаю. С тех пор как-то все изменилось.
— Так что же, ты со мной только в Актюбинске можешь дружить ?
— Да нет, — сказал Тимо. — Дело не в Актюбинске. Что-то в нас самих переменилось. Больше в тебе, по-моему. Слушай, а чего это мы на рынок пришли?
— За цветами — сказал — я. — Надо купить букет цветов, желательно хороших роз.
Мы их купили. Большой букет свежих пунцовых роз.
— Ты куда это собрался?
— На вокзал, — сказал я. — Провожать одну приятельницу. Тимо, дай мне время подумать, я тебя прошу. И ничего без меня не решай. Я тебе честно скажу — уходить тебе или нет. Ты мне веришь?
— Верю, — сказал Тимо. — Но я и себе верю.
— Правильно, — сказал я. — Но я ведь умнее. А, Тимо?
— Иди к черту! — сказал Тимо и в первый раз улыбнулся.
— Обещаешь?
— Ладно. Подожду немного.
— Только не устанавливай срока. Я тебе скажу. Честно. Мне надо подумать.
Мы попрощались. Я шел и думал, словно выполнял обещание, только что данное Тимо. Странно устроен человек, странно и хрупко. Я ведь не Тимо имел в виду, когда, говорил об «иждивенцах науки». Честное слово, не его. А он все принял на свой счет… А может быть, он прав? Так прав или нет?! Тебе ли решать это?.. Надо же! Даже не помню, когда и что я ему наговорил. Слова. Просто слова… А они, однажды сказанные, существуют отдельно от тебя и что-то меняют в окружающем мире. Просто слова. Однажды сказанные и давно забытые. Мы еще поговорим, Тимо. Обещаю.
Я спросил у дежурного по станции, где стоит состав, отправляющийся на Трускавец. Он сказал, что на перрон он будет подан часа через полтора, не раньше, а сейчас стоит где-то в депо.
Проводник первого вагона, полная женщина средних лет, мыла пол.
— Хорошее дело — цветы, — одобрила она и открыла мне дверь в третье купе. — Вот это, что ли?
— Да.
Это было удобное двухместное купе, в котором так любят совершать свадебное путешествие молодожены. В купе было прохладно — так и тянуло к дивану, хотелось прилечь и закрыть глаза. Я разложил на столике цветы в виде немыслимо запутанного пасьянса и присел на несколько минут, только сейчас ощутив усталость от хождения. Спустя некоторое время в купе заглянула проводница:
— Вы еще не ушли?
— Да вот думаю еще записку написать… — сказал я, чтобы как-то объяснить свое пребывание в пустом купе. Я подумал, что и впрямь было бы неплохо написать записку, но мысль о том, что надо думать над ее содержанием, показалась мне невыносимой. Да и в конце концов цветы — достаточно полнозвучный и гармоничный завершающий аккорд, не нуждающийся ни в каких дополнительных эффектах.
Я пошел к выходу. Протянул розу проводнице.
— Спасибо, — сказала она. — Вот и у меня праздник. Написали записку?
— Нет, — сказал я. — К чему? Все слова — ложь. — Очевидно, надо было улыбнуться, потому что проводница посмотрела на меня с удивлением.
Я шел по вечерней улице к отцу. Я позвонил, и он открыл дверь. Это был странный и все же приятный вечер. Мы почти ни о чем не говорили, изредка обмениваясь словами. Было довольно-таки поздно, когда я собрался уйти. Он предложил мне остаться, и я был склонен к тому, чтобы согласиться, испытывая в теле какую-то вялость и ломоту, но отказался, потому что мне вдруг захотелось очутиться у себя дома. Я попрощался с ним, обещав завтра позвонить, и ушел. Он стоял на лестничной площадке и смотрел мне вслед.
Было очевидно, что ждать такси не имеет никакого смысла. За полчаса моего пребывания на стоянке очередь претендентов на услуги этого удобнейшего вида городского транспорта уменьшилась настолько незначительно, что простейший расчет предусматривал появление моей машины в лучшем случае на рассвете. Самое правильное было бы уйти, но сама мысль о ходьбе, даже до троллейбусной остановки, казалась мне невыносимой. Каждый раз, завидев приближающийся зеленый огонек, лидеры очереди бросались к машине, но, услышав немыслимый маршрут, предлагаемый закончившим смену водителем, понуро отходили на исходные позиции. За все время подъехали всего три машины, водители которых в этой ситуации произвели впечатление безрассудных великодушных чудаков, по непонятным причинам разрешивших сесть в свою машину каким-то посторонним людям с улицы.
Подъехало еще одно такси, водитель высунулся в окошко и объявил, что едет в шестой парк. На стоящих это не произвело никакого впечатления, да и по тону водителя чувствовалось, что он остановился просто для очистки совести, даже мысли не допуская о том, что найдется хоть один человек, кому понадобится ночью ехать в этот шестой парк, находящийся, очевидно, в полном удалении от мест, пригодных для обитания человека.
— Прекрасно, — испытывая прилив жгучей ненависти ко всем таксистам мира, неожиданно для себя сказал я. — Шестой парк — это как раз то, что мне нужно. Поехали!
Водитель, коренастый парень в гимнастерке, с полным добродушным лицом, удивленно посмотрел на меня, по-видимому, не сразу поверив в свою удачу.
— Вам куда? — на всякий случай переспросил он.
— Я же сказал, в шестой парк, если только вам это по пути, конечно…
— Как же! Машина же к шестому парку приписана, вон и на стекле цифра, — он открыл предусмотрительно запертую изнутри переднюю дверцу, и я под завистливыми взглядами очереди сел рядом с ним. Он включил счетчик, и машина сорвалась с места.
— Да, вот еще что, поедем в шестой парк, но по дороге заедем в одно место, — я назвал свой адрес.
— Это же в другом конце города, — озадаченно сказал ои.
— Известное дело, что в другом, — сварливо сказал я. — Ну и что? Может быть, туда проезд такси запретили?
— Смена кончилась, — пробормотал парень. — Я и так опаздываю, а это верных полчаса лишних.
Я откинулся на сиденье и закрыл глаза. Голова налилась тяжестью, ломило кости. Не хотелось двигаться. Я непроизвольно вздохнул, когда увидел, что машина замедлила ход у моего дома.
— Сдачи не надо, — он молча посмотрел на меня, и мне стало неловко за мой вынужденный обман. — В следующий раз — сказал я. — В следующий раз мы с тобой, друг, непременно съездим в шестой парк, а сегодня, извини, не могу. Заболел я, кажется.
Я неподвижно сидел в кресле и не испытывал никакого желания подняться и включить свет или произвести любое другое действие, свойственное человеку, пришедшему в свою квартиру. Я вспомнил, что это последний вечер так хорошо проведенного отдыха, но подумал об этом как-то нехотя и так же вяло, сделав усилие, отогнал эту почему-то вдруг показавшуюся мне неприятной и неуместной мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21