Эрлих, оказывается, написал «злопыхательскую статью», поэт П. Антокольский на семинарах в Литературном институте до последнего времени насаждал в нашей поэзии «чуждые ей тенденции». — А. Р. ) <…>
Буржуазным космополитам не место в рядах советской литературы и критики. Мы должны очистить воздух, чтобы наша советская литература смогла добиться еще больших достижений во славу всего советского народа. <…>
М. Бубеннов. «Нужны ли сейчас литературные псевдонимы» («Комсомольская правда», 27 февраля 1951 г.).
<…> Любая общественная и культурная деятельность, направленная на построение коммунизма, получает в нашей стране всяческое поощрение. Люди, занимающиеся такой деятельностью, старающиеся с помощью большевистской критики двинуть вперед общее дело, находятся у нас в большом почете. Им ничто не мешает выступить открыто, не прячась от общества за псевдонимы. Наоборот, наше общество хочет знать настоящие, подлинные имена таких людей и овевает их большой славой. Несмотря на все это, некоторые литераторы с поразительной настойчивостью, достойной лучшего применения, поддерживают старую, давно отжившую традицию. <…>
Молодой и способный русский писатель Ференчук вдруг, ни с того ни с сего, выбрал псевдоним Ференс. Зачем это? Чем фамилия Ференчук хуже псевдонима Ференс? Марийский поэт А. И. Бикмурзин взял псевдоним Анатолий Бик. А в чем же дело? Первая треть фамилии поэту нравится, а две остальные — нет? Удмуртский писатель И. Т. Дядюков решил стать Иваном Кудо. Почему же ему не нравится его настоящая фамилия? <…>
Белорусская поэтесса Ю. Каган выбрала псевдоним Эди Огнецвет. А какая необходимость заставила ее сделать это?.. Молодой поэт Лидес стал Лиходеевым, Файнберг — С. Северцевым, Н. Рамбах — Н. Гребневым. <…>
Нередко за псевдонимами прячутся люди, которые антиобщественно смотрят на литературное дело и не хотят, чтобы народ знал их подлинные имена. Не секрет, что псевдонимами очень охотно пользовались космополиты в литературе. <…>
Слово сказано. Автор статьи в «Комсомолке» никого не обманул: он хотел еще раз ударить по тем, кого называли «космополитами». Однако эта история имела неожиданный для погромщиков финал. Через неделю (6 марта) на страницах «Литературной газеты» на него откликнулся К. Симонов («Об одной заметке»). Цитируя слова М. Бубеннова — «Любители псевдонимов всегда пытаются подыскать оправдание своей странной склонности», Симонов заметил: «Непонятно, о каких оправданиях говорит здесь Бубеннов, ибо никто и ни в чем вовсе и не собирается перед ним оправдываться <…> Халтурность той или иной заметки определяется не тем, как она подписана — псевдонимом или фамилией, а тем, как она написана, и появляются халтурные статьи и заметки не в результате существования псевдонимов, а в результате нетребовательности редакций». Подписался автор так: Константин Симонов (Кирилл Михайлович Симонов).
Сторонники М. Бубеннова ощерились. Отклик К. Симонова можно было «покрыть» лишь более крупной картой. И она нашлась. 8 марта «Комсомолка» дала ответную реплику М. Шолохова «С опущенным забралом»:
Некоей загадочностью веет от полемического задора и критической прыти К. Симонова. Иначе чем же объяснить, что Симонов сознательно путает карты, утверждая, будто вопрос о псевдонимах — личное дело, а не общественное… С неоправданной резкостью обвиняя Бубеннова в бесцеремонности, крикливости, развязности и прочем, Симонов не видит всех этих качеств в своей заметке, а качества эти прут у него из каждой строки и достаточно дурно пахнут. <…>
В конце концов правильно сказано в статье Бубеннова и о том, что наличие свежеиспеченных обладателей псевдонимов порождает… безответственность. Окололитературные деляги и «жучки», легко меняющие в год по пять псевдонимов и <…> в случае неудачи меняющие профессию литератора на профессию скорняка или часовых дел мастера, наносят литературе огромный вред, развращая нашу здоровую молодежь, широким потоком вливающуюся в русло могучей советской литературы. <…>
Кого защищает Симонов? Что он защищает? Сразу и не поймешь… Спорить надо честно и прямо, глядя противнику в глаза. Но Симонов косит глазами. Он опустил забрало и наглухо затянул на подбородке ремни. Потому и невнятна его речь, потому и не найдет она сочувственного отклика среди читателей. <…>
Шолохов ошибся: читатель, выступивший против раскрытия псевдонимов (которые и так кому надо раскрыть труда не составляло), нашелся, это был сам инициатор кампании против «космополитов». Михаил Александрович с комсомольцами сели в лужу: под псевдонимом укрывался их собственный бог, главное лицо СССР. Выступая в узком кругу, Сталин выразил недовольство инициативой молодежной газеты. Симонов об этой позиции «вождя и учителя» знал, поэтому очередная реплика редактора «Литературной газеты» «Еще об одной заметке» (10 марта) была краткой и решительной. Назвав отклик М. Шолохова «неверным по существу и оскорбительным по форме», К. Симонов закончил так: «Я<…> не намерен больше ни слова писать на эту тему, даже если „Комсомольская правда“ вновь пожелает предоставить свои страницы для недостойных нападок по моему адресу». Полемика разом прекратилась. Это была тактическая победа «умеренных». Но знали бы они о стратегических планах «отца народов»!
13 января 1953 года в «Правде» появилось зловещее сообщение об аресте группы врачей-вредителей, видных московских профессоров, в основном еврейской национальности. Через месяц, 13 февраля, та же газета публикует статью все того же Бубеннова «О романе В. Гроссмана „За правое дело“». Она начинается пафосными словами о сталинградском подвиге, который стал «триумфом полководческого гения Сталина», и о том, что в романе есть удачные сцены. Затем следовало:
<…> Но эти удачи не могут заслонить одной большой неудачи, постигшей В. Гроссмана. Ему не удалось создать ни одного крупного, яркого типичного образа героя Сталинградской битвы, героя в серой шинели, с оружием в руках. <…>
В. Гроссман мог и должен был показать высокие духовные качества и типические положительные черты героев Сталинграда… Образы советских людей в романе «За правое дело» обеднены, принижены, обесцвечены. Автор стремился доказать, что бессмертные подвиги совершают обыкновенные люди. И эта мысль правильна, но под видом обыкновенных он на первый план вытащил в своем романе галерею мелких, незначительных людей. <…>
Сталинград защищали под водительством великого Сталина герои нескольких Советских армий, вся наша страна, весь советский народ. В истории Сталинградской битвы записаны тысячи светлых имен коммунистов… В. Гроссман в своем романе не создал ни одного яркого, живого образа коммуниста, героя Сталинградской эпопеи. <…>
В то время, когда коммунистическая партия, товарищ Сталин призывают к изучению объективных законов развития общества, В. Гроссман устами своих героев проповедует реакционные идеалистические взгляды. <…> В. Гроссман, естественно, не смог уделить серьезного внимания таким героям, которых должен был показать на первом плане… Прежде всего это солдат Вавилов. Отлично понимая, что именно он, рядовой, могучий русский человек, с богатой и красивой душой, беспредельно любящий родину, должен быть одним из главных героев романа о Великой Отечественной войне, понимая, что именно он наиболее типичен для советской эпохи, В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Буржуазным космополитам не место в рядах советской литературы и критики. Мы должны очистить воздух, чтобы наша советская литература смогла добиться еще больших достижений во славу всего советского народа. <…>
М. Бубеннов. «Нужны ли сейчас литературные псевдонимы» («Комсомольская правда», 27 февраля 1951 г.).
<…> Любая общественная и культурная деятельность, направленная на построение коммунизма, получает в нашей стране всяческое поощрение. Люди, занимающиеся такой деятельностью, старающиеся с помощью большевистской критики двинуть вперед общее дело, находятся у нас в большом почете. Им ничто не мешает выступить открыто, не прячась от общества за псевдонимы. Наоборот, наше общество хочет знать настоящие, подлинные имена таких людей и овевает их большой славой. Несмотря на все это, некоторые литераторы с поразительной настойчивостью, достойной лучшего применения, поддерживают старую, давно отжившую традицию. <…>
Молодой и способный русский писатель Ференчук вдруг, ни с того ни с сего, выбрал псевдоним Ференс. Зачем это? Чем фамилия Ференчук хуже псевдонима Ференс? Марийский поэт А. И. Бикмурзин взял псевдоним Анатолий Бик. А в чем же дело? Первая треть фамилии поэту нравится, а две остальные — нет? Удмуртский писатель И. Т. Дядюков решил стать Иваном Кудо. Почему же ему не нравится его настоящая фамилия? <…>
Белорусская поэтесса Ю. Каган выбрала псевдоним Эди Огнецвет. А какая необходимость заставила ее сделать это?.. Молодой поэт Лидес стал Лиходеевым, Файнберг — С. Северцевым, Н. Рамбах — Н. Гребневым. <…>
Нередко за псевдонимами прячутся люди, которые антиобщественно смотрят на литературное дело и не хотят, чтобы народ знал их подлинные имена. Не секрет, что псевдонимами очень охотно пользовались космополиты в литературе. <…>
Слово сказано. Автор статьи в «Комсомолке» никого не обманул: он хотел еще раз ударить по тем, кого называли «космополитами». Однако эта история имела неожиданный для погромщиков финал. Через неделю (6 марта) на страницах «Литературной газеты» на него откликнулся К. Симонов («Об одной заметке»). Цитируя слова М. Бубеннова — «Любители псевдонимов всегда пытаются подыскать оправдание своей странной склонности», Симонов заметил: «Непонятно, о каких оправданиях говорит здесь Бубеннов, ибо никто и ни в чем вовсе и не собирается перед ним оправдываться <…> Халтурность той или иной заметки определяется не тем, как она подписана — псевдонимом или фамилией, а тем, как она написана, и появляются халтурные статьи и заметки не в результате существования псевдонимов, а в результате нетребовательности редакций». Подписался автор так: Константин Симонов (Кирилл Михайлович Симонов).
Сторонники М. Бубеннова ощерились. Отклик К. Симонова можно было «покрыть» лишь более крупной картой. И она нашлась. 8 марта «Комсомолка» дала ответную реплику М. Шолохова «С опущенным забралом»:
Некоей загадочностью веет от полемического задора и критической прыти К. Симонова. Иначе чем же объяснить, что Симонов сознательно путает карты, утверждая, будто вопрос о псевдонимах — личное дело, а не общественное… С неоправданной резкостью обвиняя Бубеннова в бесцеремонности, крикливости, развязности и прочем, Симонов не видит всех этих качеств в своей заметке, а качества эти прут у него из каждой строки и достаточно дурно пахнут. <…>
В конце концов правильно сказано в статье Бубеннова и о том, что наличие свежеиспеченных обладателей псевдонимов порождает… безответственность. Окололитературные деляги и «жучки», легко меняющие в год по пять псевдонимов и <…> в случае неудачи меняющие профессию литератора на профессию скорняка или часовых дел мастера, наносят литературе огромный вред, развращая нашу здоровую молодежь, широким потоком вливающуюся в русло могучей советской литературы. <…>
Кого защищает Симонов? Что он защищает? Сразу и не поймешь… Спорить надо честно и прямо, глядя противнику в глаза. Но Симонов косит глазами. Он опустил забрало и наглухо затянул на подбородке ремни. Потому и невнятна его речь, потому и не найдет она сочувственного отклика среди читателей. <…>
Шолохов ошибся: читатель, выступивший против раскрытия псевдонимов (которые и так кому надо раскрыть труда не составляло), нашелся, это был сам инициатор кампании против «космополитов». Михаил Александрович с комсомольцами сели в лужу: под псевдонимом укрывался их собственный бог, главное лицо СССР. Выступая в узком кругу, Сталин выразил недовольство инициативой молодежной газеты. Симонов об этой позиции «вождя и учителя» знал, поэтому очередная реплика редактора «Литературной газеты» «Еще об одной заметке» (10 марта) была краткой и решительной. Назвав отклик М. Шолохова «неверным по существу и оскорбительным по форме», К. Симонов закончил так: «Я<…> не намерен больше ни слова писать на эту тему, даже если „Комсомольская правда“ вновь пожелает предоставить свои страницы для недостойных нападок по моему адресу». Полемика разом прекратилась. Это была тактическая победа «умеренных». Но знали бы они о стратегических планах «отца народов»!
13 января 1953 года в «Правде» появилось зловещее сообщение об аресте группы врачей-вредителей, видных московских профессоров, в основном еврейской национальности. Через месяц, 13 февраля, та же газета публикует статью все того же Бубеннова «О романе В. Гроссмана „За правое дело“». Она начинается пафосными словами о сталинградском подвиге, который стал «триумфом полководческого гения Сталина», и о том, что в романе есть удачные сцены. Затем следовало:
<…> Но эти удачи не могут заслонить одной большой неудачи, постигшей В. Гроссмана. Ему не удалось создать ни одного крупного, яркого типичного образа героя Сталинградской битвы, героя в серой шинели, с оружием в руках. <…>
В. Гроссман мог и должен был показать высокие духовные качества и типические положительные черты героев Сталинграда… Образы советских людей в романе «За правое дело» обеднены, принижены, обесцвечены. Автор стремился доказать, что бессмертные подвиги совершают обыкновенные люди. И эта мысль правильна, но под видом обыкновенных он на первый план вытащил в своем романе галерею мелких, незначительных людей. <…>
Сталинград защищали под водительством великого Сталина герои нескольких Советских армий, вся наша страна, весь советский народ. В истории Сталинградской битвы записаны тысячи светлых имен коммунистов… В. Гроссман в своем романе не создал ни одного яркого, живого образа коммуниста, героя Сталинградской эпопеи. <…>
В то время, когда коммунистическая партия, товарищ Сталин призывают к изучению объективных законов развития общества, В. Гроссман устами своих героев проповедует реакционные идеалистические взгляды. <…> В. Гроссман, естественно, не смог уделить серьезного внимания таким героям, которых должен был показать на первом плане… Прежде всего это солдат Вавилов. Отлично понимая, что именно он, рядовой, могучий русский человек, с богатой и красивой душой, беспредельно любящий родину, должен быть одним из главных героев романа о Великой Отечественной войне, понимая, что именно он наиболее типичен для советской эпохи, В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11