Ему шестнадцать лет, до сих пор он жил с матерью и ничего не знает о жизни. Нужно научить его всему, начиная с того, что такое хорошая пизда.
Я слушала его, пытаясь не показать, насколько потрясена, скрывая свое восхищение. Дикий Таксист обладал особым даром формулировать свои мысли, что всегда меня трогало.
— У меня в первый раз было со шлюхой, и я подхватил гонорею. Я всегда считал, что мои дети заслуживают лучшей судьбы. По крайней мере я должен сделать все, что смогу. Мне хочется, чтобы мой сын начал с лучшей бабы в городе. Всегда ведь хочешь, чтобы твои дети прожили жизнь лучше, чем ты сам.
— Ты напоминаешь мне персонажа из «Братской любви» — кошмарного и прекрасного романа Пита Декстера («Анаграмма», номер двести семьдесят один).
— Я куплю тебе этот роман, если ты окажешь мне услугу и посвятишь моего сына в таинство.
— Не нужно его покупать. Я могу тебе его передать орально.
И чтобы подтвердить свою правоту, я заглотила по самые гланды.
На следующей неделе Мальчик пришел ко мне домой. Он застал меня врасплох. Он знал, зачем явился, и я тоже. И у меня сложилось впечатление, что ситуация чересчур очевидна для нас обоих. Я спросила, решил ли он уже, чем собирается заниматься.
— Я учусь на ветеринара, — ответил он.
— Любишь зверей? — Как только я это спросила, я поняла, что это был самый идиотский вопрос в моей жизни.
— Да, — сказал он откровенно и лаконично.
Я подумала о ребятах из моего поселка, дрючивших овец, куриц и ослиц. Чуть было не спросила, не таков ли его интерес к животным, но осеклась. Я бы с удовольствием объяснила ему, что в сравнении с курицей, овцой или короной я все-таки круче. И никакого бахвальства и этом нет.
— Пойдем со мной в аптеку, нужно кое-что купить, — предложила я.
На улице я тут же сказала, что ему незачем тратить на меня свое время. Возможно, у него сейчас были другие дела.
— Ненавижу вынужденные решения, но иногда без них никак не обойтись.
Мы зашли в аптеку. За прилавком стоял аккуратненький мальчик, похожий на модель в стиле Ральфа Лорена . Ненавижу симпатичных манекенщиков. Когда он взглянул на нас, я почувствовала, что будут проблемы.
Я попросила пачку презервативов марки «Контроль» (в любви я храню верность одной марке). Парень уставился на меня, словно я попросила банку фасолевого рагу «Литораль», которое я тоже обожаю, только не для этих дел.
— Мы не продаем презервативы.
— У вас тут аптека или лавка елочных игрушек?
— У нас аптека, но мы за сохранение жизни.
— Чьей жизни? — (В ярости.)
— Вы вольны иметь свои принципы, так позвольте мне отстаивать свои.
— Что ты называешь принципами? Провоцировать людей, чтобы они заводили табор нежеланных детей? Или чтобы мы заражали друг друга всеми болячками? Не говоря уже о беременностях у девчонок, ведь этих после литра пива никто не остановит! — (Я знаю, это неполиткорректно, но я не выношу этих пигалиц, с пивом в пузе или без пива.)
— В этой аптеке мы следуем советам Папы; если не согласны, отправляйтесь в Ватикан и объясняйтесь с ним.
— При чем здесь Папа, мудила! Я собираюсь трахнуться с этим парнем, я серопозитивна, и мне нужна пачка гондонов!
Фармацевт побледнел и спросил чуть слышным голосом:
— Можно мне поговорить с вашим другом?
Вопрос оказался неожиданным. Я не знала, что сказать.
Вместо того чтобы меня поддержать, Сын Таксиста зашел за прилавок и скрылся вместе с Фармацевтом в служебном помещении. У меня возникло ощущение, что я попалась на розыгрыш какой-то пакостной телепередачи. Один из выводов, к которым я пришла за эти девять лет размышлений, состоит в том, что все телевизионные каналы настроены против меня. Вот почему мы такие плохие, я и телевидение.
Когда мне надоело ждать (и незаметно для них понаблюдав, как Мальчик, встав на колени, вылизывает зад Фармацевту), я ощутила прилив здравого смысла и ушла.
Два часа спустя Сын Таксиста явился ко мне.
Я посмотрела на него взглядом инквизитора, как выразилась бы англичанка.
В руке он держал сумку с килограммом креветок. Морепродукты не дали того эффекта, как девять лет назад.
— Если отец сказал тебе, что, чтобы вернуть мое расположение, достаточно килограмма креветок, вы оба заблуждаетесь, — произнесла я.
— Я пришел, чтобы объяснить тебе происшедшее. Не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное мнение о Рамоне.
— Что еще за Рамон? Раймонд Чандлер, Раймунд Луллий, Рамон Гомес де ла Серна или Рамонсин?
— Рамон, Фармацевт.
— Никогда его не читала. — (Злость моя уже прошла, но это не повод упускать случай поиздеваться.)
— Он не реакционер. Он тоже ненавидит Кармен Альвеар и тоже не согласен с Папой и с КОНКАПА . Он либерал и опасается, что ты неверно его поняла.
— Так же неверно, как он сам себя понимает. Сын Таксиста упорно пытался обелить образ
Фармацевта. Я позволила ему выговориться. В таких ситуациях меня всегда подводит уважение к человеческим ценностям и склонность к демократии. В общем, типичная болтовня тайного гомосексуалиста, с которой Таксист не мог смириться и обратился ко мне, чтобы я сотворила чудо.
— Мы знакомы с Рамоном уже несколько месяцев и именно сейчас переживаем наш первый кризис, — объяснял Мальчик.
— Начни ты с этого, и мне не пришлось бы мотаться впустую.
Мальчик достал из кармана пачку презервативов. Он вручил ее мне: пачка была открыта, одного недоставало.
Я улыбнулась:
— Раз уж мы с тобой барахтаемся в бурном море искренности, я тоже признаюсь, что соврала. Я находилась под подозрением, но я не серопозитивна. Но сказанное не означает, что у меня нет проблем.
— Может, я смогу чем-то помочь?
Мальчик казался искренним, и я не собиралась вести себя иначе.
— В общем-то, можешь. — Я подошла и поцеловала его на всю катушку. — Задницей отдает.
Мальчик покраснел.
— Извини, — пробормотал он.
— Я не претендую на то, чтобы стать твоим первым и единственным блюдом на сегодня, — проявила я понимание. И продолжила шепотом: — В Жизни есть две вещи: любовь к мужчине и любовь к женщине. И то и другое того стоят. Вот к чем я хотела бы тебя убедить. Мужчина и женщина, мы по природе своей двойственны, противоположны и парадоксальны. То же происходит и с этой страной. Она всегда была разделена на части. Каин и Авель живут в каждом из твоих яиц (я взялась за них) и в каждой из моих грудей (заставила его их пощупать). И стремятся они к агрессии, к господству, к зависти — в общем, к гражданской войне. И для тела, и для страны не выдумаешь судьбы хуже, чем противостояние этих частей. Ты молод, сейчас самое время выбирать или, по меньшей мере, принять на себя роль арбитра в споре твоих мятежных составляющих. Если твое левое яйцо будет уважать правое, и наоборот, проблемы не возникнет — конфликт назреет, когда одно начнет скрывать свои тайные помыслы от другого. Если эти помыслы совпадают — великолепно. А если нет — тебе же лучше. Пока длился этот нескончаемый монолог, я с подлинной нежностью провела Мальчика по всем закоулкам, которые заставляют поверить, что женское тело не полностью идентично мужскому, но это не означает, что оно приносит меньше наслаждения.
— Что я скажу отцу? А точнее, что ты ему скажешь? — спросил он, когда мы одевались после Акта.
— Твой отец хочет, чтобы у тебя все было лучше, чем у него, при этом он не допускает мысли, что, возможно, тебе нужно не нечто лучшее, а нечто иное и более разнообразное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Я слушала его, пытаясь не показать, насколько потрясена, скрывая свое восхищение. Дикий Таксист обладал особым даром формулировать свои мысли, что всегда меня трогало.
— У меня в первый раз было со шлюхой, и я подхватил гонорею. Я всегда считал, что мои дети заслуживают лучшей судьбы. По крайней мере я должен сделать все, что смогу. Мне хочется, чтобы мой сын начал с лучшей бабы в городе. Всегда ведь хочешь, чтобы твои дети прожили жизнь лучше, чем ты сам.
— Ты напоминаешь мне персонажа из «Братской любви» — кошмарного и прекрасного романа Пита Декстера («Анаграмма», номер двести семьдесят один).
— Я куплю тебе этот роман, если ты окажешь мне услугу и посвятишь моего сына в таинство.
— Не нужно его покупать. Я могу тебе его передать орально.
И чтобы подтвердить свою правоту, я заглотила по самые гланды.
На следующей неделе Мальчик пришел ко мне домой. Он застал меня врасплох. Он знал, зачем явился, и я тоже. И у меня сложилось впечатление, что ситуация чересчур очевидна для нас обоих. Я спросила, решил ли он уже, чем собирается заниматься.
— Я учусь на ветеринара, — ответил он.
— Любишь зверей? — Как только я это спросила, я поняла, что это был самый идиотский вопрос в моей жизни.
— Да, — сказал он откровенно и лаконично.
Я подумала о ребятах из моего поселка, дрючивших овец, куриц и ослиц. Чуть было не спросила, не таков ли его интерес к животным, но осеклась. Я бы с удовольствием объяснила ему, что в сравнении с курицей, овцой или короной я все-таки круче. И никакого бахвальства и этом нет.
— Пойдем со мной в аптеку, нужно кое-что купить, — предложила я.
На улице я тут же сказала, что ему незачем тратить на меня свое время. Возможно, у него сейчас были другие дела.
— Ненавижу вынужденные решения, но иногда без них никак не обойтись.
Мы зашли в аптеку. За прилавком стоял аккуратненький мальчик, похожий на модель в стиле Ральфа Лорена . Ненавижу симпатичных манекенщиков. Когда он взглянул на нас, я почувствовала, что будут проблемы.
Я попросила пачку презервативов марки «Контроль» (в любви я храню верность одной марке). Парень уставился на меня, словно я попросила банку фасолевого рагу «Литораль», которое я тоже обожаю, только не для этих дел.
— Мы не продаем презервативы.
— У вас тут аптека или лавка елочных игрушек?
— У нас аптека, но мы за сохранение жизни.
— Чьей жизни? — (В ярости.)
— Вы вольны иметь свои принципы, так позвольте мне отстаивать свои.
— Что ты называешь принципами? Провоцировать людей, чтобы они заводили табор нежеланных детей? Или чтобы мы заражали друг друга всеми болячками? Не говоря уже о беременностях у девчонок, ведь этих после литра пива никто не остановит! — (Я знаю, это неполиткорректно, но я не выношу этих пигалиц, с пивом в пузе или без пива.)
— В этой аптеке мы следуем советам Папы; если не согласны, отправляйтесь в Ватикан и объясняйтесь с ним.
— При чем здесь Папа, мудила! Я собираюсь трахнуться с этим парнем, я серопозитивна, и мне нужна пачка гондонов!
Фармацевт побледнел и спросил чуть слышным голосом:
— Можно мне поговорить с вашим другом?
Вопрос оказался неожиданным. Я не знала, что сказать.
Вместо того чтобы меня поддержать, Сын Таксиста зашел за прилавок и скрылся вместе с Фармацевтом в служебном помещении. У меня возникло ощущение, что я попалась на розыгрыш какой-то пакостной телепередачи. Один из выводов, к которым я пришла за эти девять лет размышлений, состоит в том, что все телевизионные каналы настроены против меня. Вот почему мы такие плохие, я и телевидение.
Когда мне надоело ждать (и незаметно для них понаблюдав, как Мальчик, встав на колени, вылизывает зад Фармацевту), я ощутила прилив здравого смысла и ушла.
Два часа спустя Сын Таксиста явился ко мне.
Я посмотрела на него взглядом инквизитора, как выразилась бы англичанка.
В руке он держал сумку с килограммом креветок. Морепродукты не дали того эффекта, как девять лет назад.
— Если отец сказал тебе, что, чтобы вернуть мое расположение, достаточно килограмма креветок, вы оба заблуждаетесь, — произнесла я.
— Я пришел, чтобы объяснить тебе происшедшее. Не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное мнение о Рамоне.
— Что еще за Рамон? Раймонд Чандлер, Раймунд Луллий, Рамон Гомес де ла Серна или Рамонсин?
— Рамон, Фармацевт.
— Никогда его не читала. — (Злость моя уже прошла, но это не повод упускать случай поиздеваться.)
— Он не реакционер. Он тоже ненавидит Кармен Альвеар и тоже не согласен с Папой и с КОНКАПА . Он либерал и опасается, что ты неверно его поняла.
— Так же неверно, как он сам себя понимает. Сын Таксиста упорно пытался обелить образ
Фармацевта. Я позволила ему выговориться. В таких ситуациях меня всегда подводит уважение к человеческим ценностям и склонность к демократии. В общем, типичная болтовня тайного гомосексуалиста, с которой Таксист не мог смириться и обратился ко мне, чтобы я сотворила чудо.
— Мы знакомы с Рамоном уже несколько месяцев и именно сейчас переживаем наш первый кризис, — объяснял Мальчик.
— Начни ты с этого, и мне не пришлось бы мотаться впустую.
Мальчик достал из кармана пачку презервативов. Он вручил ее мне: пачка была открыта, одного недоставало.
Я улыбнулась:
— Раз уж мы с тобой барахтаемся в бурном море искренности, я тоже признаюсь, что соврала. Я находилась под подозрением, но я не серопозитивна. Но сказанное не означает, что у меня нет проблем.
— Может, я смогу чем-то помочь?
Мальчик казался искренним, и я не собиралась вести себя иначе.
— В общем-то, можешь. — Я подошла и поцеловала его на всю катушку. — Задницей отдает.
Мальчик покраснел.
— Извини, — пробормотал он.
— Я не претендую на то, чтобы стать твоим первым и единственным блюдом на сегодня, — проявила я понимание. И продолжила шепотом: — В Жизни есть две вещи: любовь к мужчине и любовь к женщине. И то и другое того стоят. Вот к чем я хотела бы тебя убедить. Мужчина и женщина, мы по природе своей двойственны, противоположны и парадоксальны. То же происходит и с этой страной. Она всегда была разделена на части. Каин и Авель живут в каждом из твоих яиц (я взялась за них) и в каждой из моих грудей (заставила его их пощупать). И стремятся они к агрессии, к господству, к зависти — в общем, к гражданской войне. И для тела, и для страны не выдумаешь судьбы хуже, чем противостояние этих частей. Ты молод, сейчас самое время выбирать или, по меньшей мере, принять на себя роль арбитра в споре твоих мятежных составляющих. Если твое левое яйцо будет уважать правое, и наоборот, проблемы не возникнет — конфликт назреет, когда одно начнет скрывать свои тайные помыслы от другого. Если эти помыслы совпадают — великолепно. А если нет — тебе же лучше. Пока длился этот нескончаемый монолог, я с подлинной нежностью провела Мальчика по всем закоулкам, которые заставляют поверить, что женское тело не полностью идентично мужскому, но это не означает, что оно приносит меньше наслаждения.
— Что я скажу отцу? А точнее, что ты ему скажешь? — спросил он, когда мы одевались после Акта.
— Твой отец хочет, чтобы у тебя все было лучше, чем у него, при этом он не допускает мысли, что, возможно, тебе нужно не нечто лучшее, а нечто иное и более разнообразное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19