Толпа окружила жертву своего варварского геройства, а мальчишка-официант и несколько шегртов из соседних лавок столпились вокруг Теофило, который сквозь разорванную штанину разглядывал окровавленную ногу.
– Больно вам? – спрашивает один из шегртов.
– Смотри-ка, укусила! – добавляет другой.
– И брюки порвала!
– То-то и плохо, – вздыхает Теофило, пытаясь определить, можно ли поставить заплату на такую большую дыру.
– Рана не бог весть какая, – продолжает первый шегрт, – приложите немножко растительного масла и соли!
– А что, если собака бешеная? – не унимается второй. Все так и замерли, а Теофило побледнел, испуганно поднял голову и, посмотрев на говорившего, почти шепотом спрашивает:
– Как, то есть, бешеная?
– А очень просто… бешеная…
– При такой жаре любая собака может сбеситься, – убежденно объясняет шегрт.
– Вот, например, недавно в селе Троицы бешеная собака укусила человека, – поддерживает его кто-то.
– И?… – спрашивает бледный и растерянный Теофило.
– И ничего… сбесился человек…
– И?? – повторяет перепуганный Теофило.
– И отвезли человека в Ниш, в сумасшедший дом, – уверенно продолжает шегрт.
Дальше Теофило уже не мог слушать, последние капли крови исчезли в его лице, с трудом он поднялся со стула и поплелся домой, а шегрты с увлечением продолжали обсуждать происшествие.
Разумеется, дома Теофило был встречен так, будто не собака его укусила, а он собаку.
– Поделом тебе! Не будешь соваться куда не следует, – закричала жена.
– Ведь не укусила же она кого-нибудь другого, порядочного человека, – поддержала теща. – Ведь вот не укусила же она, например, господина шефа. Конечно, кого ж еще?
Затем настала очередь беспокоиться о брюках (очередь до Теофило дойдет позднее). В рваных брюках нельзя было появиться в канцелярии, а других брюк у Теофило не было. И пока женщины вертели, выворачивали и разглядывали брюки со всех сторон, выискивая, откуда бы отрезать кусок, чтоб поставить заплату на такую большую дыру, полуголый Теофило сидел в углу, размышляя о судьбе человека из села Троицы.
О том, чтобы пойти в канцелярию, не могло быть и речи, так как прошло уже немало времени. Поэтому госпожа Дунич написала очень вежливое письмо, в котором она просила господина шефа извинить мужа за временное отсутствие. В конце письма госпожа Дунич приписала еще что-то очень хорошее, и соседский мальчишка отнес письмо по адресу.
Теща, наконец, вернула Теофило брюки, прибавив:
– На, напяливай и иди в канцелярию, есть еще время.
– Я же сказал, что не пойду сегодня, – шепчет Теофило.
– А почему это ты не пойдешь, хотела бы я знать? Еще только четыре часа, и до шести еще много времени.
– И господин шеф может рассердиться, – добавляет госпожа Дунич.
– Ну и пусть сердится. Я же вам говорю, что к ране нужно скорее что-нибудь приложить.
– Подумаешь, какое дело! – возмутилась теща. – Заживет, как на собаке. Может, тебе еще и мази купить для такой пустяковой царапины?
– Да, купить, – разозлился Теофило. – Я же вам говорю, что собака могла быть бешеной.
– Что ты сказал?? – заорала теща и выпустила из рук стакан, в который она собиралась налить себе свежей воды.
– Что ты сказал?? – всплеснула руками госпожа Дунич.
– Не я сказал, люди говорят… говорят, одного в селе… Троицы… такая жара…
– Ой, ой, ой! – жалобно запричитала теща, склонившись над разбитым стаканом, – только этого еще не хватало, только еще не хватало!
И снова они вдвоем набросились на бедного Теофило, уверяя его, что он сам виноват – встал на дороге собаки. Если бы он не встал на дороге, то собака пробежала бы мимо, как пробежала мимо многих других, никого не укусив.
Наконец, когда все ругательства были исчерпаны, они стали думать, что же делать. Позвали соседку старушку, она затрясла головой:
– Когда укусила?
– Часа полтора назад…
– Э, тогда уже поздно… – говорит старуха.
– Что поздно?
– Нужно было сразу высосать рану…
– Уж не я ли должна была ее высасывать? – спрашивает теща.
– Теперь все равно поздно, – говорит старуха, – теперь уже в кровь вошло.
Теофило еще больше побледнел, представив, как два жандарма волокут его в смирительной рубахе в сумасшедший дом.
Через некоторое время пришел полицейский писарь, чтоб составить протокол, так как по городу разнесся слух, будто господина Теофило Дунича укусила бешеная собака. Писарь попросил, чтоб Теофило описал внешность собаки, чего Теофило не смог сделать, но сказал, что собака убита и валяется на мостовой.
– Хорошо, – заключил полицейский писарь, – это очень хорошо. В наших руках corpus delicti. Очень хорошо. Я сейчас же прикажу отослать собаку в Белград…
– А зачем ее посылать в Белград? – преодолевая страх, с любопытством спросили обе женщины.
– Затем, чтоб провести исследование и на основании анализов выяснить, бешеная она или нет. Можно бы послать и самого господина Теофило на исследование, но я предпочитаю собаку, – отвечал писарь.
Чтоб понять намерение писаря, следует иметь в виду, что в этом округе уже три года нет окружного врача. Правда, раз или два в год какой-нибудь доктор из центра завернет сюда, чтоб прочесть публичную лекцию о народном здравоохранении и убедить народ отказаться от лечения у знахарок и при первых признаках заболевания обращаться к врачу. Но доктор уедет, и все слушавшие лекцию в ожидании доктора по-прежнему лечатся у знахарок.
Вот почему писарь решил отослать собаку на исследование в Белград.
– А вообще-то вполне может быть, что собака совсем и не бешеная, – добавил писарь.
– А если бешеная? – испуганно спросил Теофило.
– Что ж, тогда мы и вас пошлем на исследование в Пастеровскую лечебницу в Ниш…
Теофило весь съежился и беспомощно заморгал глазами:
– Это что, в сумасшедший дом, значит?
– Да нет, это лечебница для больных бешенством.
– Так? А что они там со мной будут делать?
– Там? – переспросил писарь. – Будут вас колоть всякими иголками, ну и… так далее. Я не могу вам точно сказать.
Теофило вдруг почувствовал, как его колют иголками, и нервозно начал ерзать на стуле. А писарь, дописав акт, отбыл к месту происшествия, чтоб составить описание внешнего вида собаки и труп последней отослать в Белград.
Скоро и сам господин шеф зашел навестить Теофило. Госпожа Дунич встретила его очень радушно:
– Хорошо, что вы пришли нас утешить.
– Видите, что на нас свалилось? – добавила ее мать.
– Ничего, ничего, не теряйте присутствия духа. Может, еще и не так плохо… – сказал шеф и, подойдя к Теофило, протянул ему руку, но тотчас же отдернул ее назад:
– Чуть не забыл. Пожалуй, из осторожности несколько дней лучше с вами не здороваться за руку, пока не выяснится окончательно, бешеный вы или нет.
Шеф сел на стул и начал долго и пространно рассказывать о бешеных людях:
– Да, да, стремятся укусить. Вы, господин Теофило, будете кусаться.
У бедного Теофило глаза полезли на лоб, и он начал бояться самого себя.
– Ой, ой! – заволновалась госпожа Дунич, – тогда ведь придется от него прятаться. А можно заранее узнать, какие признаки…
– Во-первых, господин Теофило почувствует сильную жажду, а во-вторых, температура будет высокая – вечером, скажем, тридцать девять, а с утра и еще больше. А потом пена на губах выступит… – рассказывал шеф так, словно он сам за свою жизнь уже раза три был бешеным.
1 2 3 4
– Больно вам? – спрашивает один из шегртов.
– Смотри-ка, укусила! – добавляет другой.
– И брюки порвала!
– То-то и плохо, – вздыхает Теофило, пытаясь определить, можно ли поставить заплату на такую большую дыру.
– Рана не бог весть какая, – продолжает первый шегрт, – приложите немножко растительного масла и соли!
– А что, если собака бешеная? – не унимается второй. Все так и замерли, а Теофило побледнел, испуганно поднял голову и, посмотрев на говорившего, почти шепотом спрашивает:
– Как, то есть, бешеная?
– А очень просто… бешеная…
– При такой жаре любая собака может сбеситься, – убежденно объясняет шегрт.
– Вот, например, недавно в селе Троицы бешеная собака укусила человека, – поддерживает его кто-то.
– И?… – спрашивает бледный и растерянный Теофило.
– И ничего… сбесился человек…
– И?? – повторяет перепуганный Теофило.
– И отвезли человека в Ниш, в сумасшедший дом, – уверенно продолжает шегрт.
Дальше Теофило уже не мог слушать, последние капли крови исчезли в его лице, с трудом он поднялся со стула и поплелся домой, а шегрты с увлечением продолжали обсуждать происшествие.
Разумеется, дома Теофило был встречен так, будто не собака его укусила, а он собаку.
– Поделом тебе! Не будешь соваться куда не следует, – закричала жена.
– Ведь не укусила же она кого-нибудь другого, порядочного человека, – поддержала теща. – Ведь вот не укусила же она, например, господина шефа. Конечно, кого ж еще?
Затем настала очередь беспокоиться о брюках (очередь до Теофило дойдет позднее). В рваных брюках нельзя было появиться в канцелярии, а других брюк у Теофило не было. И пока женщины вертели, выворачивали и разглядывали брюки со всех сторон, выискивая, откуда бы отрезать кусок, чтоб поставить заплату на такую большую дыру, полуголый Теофило сидел в углу, размышляя о судьбе человека из села Троицы.
О том, чтобы пойти в канцелярию, не могло быть и речи, так как прошло уже немало времени. Поэтому госпожа Дунич написала очень вежливое письмо, в котором она просила господина шефа извинить мужа за временное отсутствие. В конце письма госпожа Дунич приписала еще что-то очень хорошее, и соседский мальчишка отнес письмо по адресу.
Теща, наконец, вернула Теофило брюки, прибавив:
– На, напяливай и иди в канцелярию, есть еще время.
– Я же сказал, что не пойду сегодня, – шепчет Теофило.
– А почему это ты не пойдешь, хотела бы я знать? Еще только четыре часа, и до шести еще много времени.
– И господин шеф может рассердиться, – добавляет госпожа Дунич.
– Ну и пусть сердится. Я же вам говорю, что к ране нужно скорее что-нибудь приложить.
– Подумаешь, какое дело! – возмутилась теща. – Заживет, как на собаке. Может, тебе еще и мази купить для такой пустяковой царапины?
– Да, купить, – разозлился Теофило. – Я же вам говорю, что собака могла быть бешеной.
– Что ты сказал?? – заорала теща и выпустила из рук стакан, в который она собиралась налить себе свежей воды.
– Что ты сказал?? – всплеснула руками госпожа Дунич.
– Не я сказал, люди говорят… говорят, одного в селе… Троицы… такая жара…
– Ой, ой, ой! – жалобно запричитала теща, склонившись над разбитым стаканом, – только этого еще не хватало, только еще не хватало!
И снова они вдвоем набросились на бедного Теофило, уверяя его, что он сам виноват – встал на дороге собаки. Если бы он не встал на дороге, то собака пробежала бы мимо, как пробежала мимо многих других, никого не укусив.
Наконец, когда все ругательства были исчерпаны, они стали думать, что же делать. Позвали соседку старушку, она затрясла головой:
– Когда укусила?
– Часа полтора назад…
– Э, тогда уже поздно… – говорит старуха.
– Что поздно?
– Нужно было сразу высосать рану…
– Уж не я ли должна была ее высасывать? – спрашивает теща.
– Теперь все равно поздно, – говорит старуха, – теперь уже в кровь вошло.
Теофило еще больше побледнел, представив, как два жандарма волокут его в смирительной рубахе в сумасшедший дом.
Через некоторое время пришел полицейский писарь, чтоб составить протокол, так как по городу разнесся слух, будто господина Теофило Дунича укусила бешеная собака. Писарь попросил, чтоб Теофило описал внешность собаки, чего Теофило не смог сделать, но сказал, что собака убита и валяется на мостовой.
– Хорошо, – заключил полицейский писарь, – это очень хорошо. В наших руках corpus delicti. Очень хорошо. Я сейчас же прикажу отослать собаку в Белград…
– А зачем ее посылать в Белград? – преодолевая страх, с любопытством спросили обе женщины.
– Затем, чтоб провести исследование и на основании анализов выяснить, бешеная она или нет. Можно бы послать и самого господина Теофило на исследование, но я предпочитаю собаку, – отвечал писарь.
Чтоб понять намерение писаря, следует иметь в виду, что в этом округе уже три года нет окружного врача. Правда, раз или два в год какой-нибудь доктор из центра завернет сюда, чтоб прочесть публичную лекцию о народном здравоохранении и убедить народ отказаться от лечения у знахарок и при первых признаках заболевания обращаться к врачу. Но доктор уедет, и все слушавшие лекцию в ожидании доктора по-прежнему лечатся у знахарок.
Вот почему писарь решил отослать собаку на исследование в Белград.
– А вообще-то вполне может быть, что собака совсем и не бешеная, – добавил писарь.
– А если бешеная? – испуганно спросил Теофило.
– Что ж, тогда мы и вас пошлем на исследование в Пастеровскую лечебницу в Ниш…
Теофило весь съежился и беспомощно заморгал глазами:
– Это что, в сумасшедший дом, значит?
– Да нет, это лечебница для больных бешенством.
– Так? А что они там со мной будут делать?
– Там? – переспросил писарь. – Будут вас колоть всякими иголками, ну и… так далее. Я не могу вам точно сказать.
Теофило вдруг почувствовал, как его колют иголками, и нервозно начал ерзать на стуле. А писарь, дописав акт, отбыл к месту происшествия, чтоб составить описание внешнего вида собаки и труп последней отослать в Белград.
Скоро и сам господин шеф зашел навестить Теофило. Госпожа Дунич встретила его очень радушно:
– Хорошо, что вы пришли нас утешить.
– Видите, что на нас свалилось? – добавила ее мать.
– Ничего, ничего, не теряйте присутствия духа. Может, еще и не так плохо… – сказал шеф и, подойдя к Теофило, протянул ему руку, но тотчас же отдернул ее назад:
– Чуть не забыл. Пожалуй, из осторожности несколько дней лучше с вами не здороваться за руку, пока не выяснится окончательно, бешеный вы или нет.
Шеф сел на стул и начал долго и пространно рассказывать о бешеных людях:
– Да, да, стремятся укусить. Вы, господин Теофило, будете кусаться.
У бедного Теофило глаза полезли на лоб, и он начал бояться самого себя.
– Ой, ой! – заволновалась госпожа Дунич, – тогда ведь придется от него прятаться. А можно заранее узнать, какие признаки…
– Во-первых, господин Теофило почувствует сильную жажду, а во-вторых, температура будет высокая – вечером, скажем, тридцать девять, а с утра и еще больше. А потом пена на губах выступит… – рассказывал шеф так, словно он сам за свою жизнь уже раза три был бешеным.
1 2 3 4