https://www.dushevoi.ru/products/smesiteli/dlya-vanny/na-bort/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Уговаривая сомневающихся членов комиссии признать существование секретного протокола, начальник Историко-дипломатического управления МИДа СССР заявил на заседании комиссии ЦК КПСС по вопросу международной политики в конце марта 1989 года, что секретные протоколы не обнаружены ни в архивах МИДа, ни в архивах ЦК КПСС, КГБ или Министерства обороны. «Если они существовали, — добавил он, — то „кто-то“ принял очень серьезные меры по уничтожению не только этих протоколов, но и значительной части их следов». Это заявление могло бы послужить исходной точкой для детективной истории: кто же мог быть этим «кто-то»? Далее, уничтожены, оказывается, не «все следы» протоколов, а лишь их значительная часть; ну, а куда ведет, так сказать, «незначительная часть» следов? Об этом ни слова. Но это и не так важно. Секретные протоколы были подписаны, имеющиеся копии их не оставляют в этом и тени сомнения.
Любопытна аргументация тех, кто призывает признать в той или иной форме достоверность договоренностей между Германией и Советским Союзом, сформулированных в секретных протоколах. Директор академического института предлагал сделать публичное признание в какой-либо форме: «Реальная версия такова, что кто-то, видимо, уничтожил советский вариант протоколов. От признания этого обстоятельства наше положение не ухудшится, главное — на нас будут смотреть, как на честных людей». Что ж, бывает и такого рода ностальгия… Очень сходны с этой аргументацией доводы главного редактора «Известий»: "Наступил, наконец, период, когда мы можем сказать всю правду (снова «всю правду»! — А. Н.) и когда в принципе нам выгодно (подчеркнуто мною. — А. Н.) сказать правду, даже если она в каких-то аспектах не в нашу пользу".
Отрицать существование секретных протоколов, даже если они сохранились в фотокопии с копии, в наше время стало бессмысленным, хотя бы. потому, что все дальнейшие события после подписания соглашений развивались в полном соответствии с содержанием секретных протоколов. Возникает иной вопрос: почему внимание советских политиков и ученых сосредоточилось преимущественно на секретных протоколах? Не потому ли, что требования выяснения не только обстоятельств заключения договоров с нацистской Германией, но и всего последующего периода нацистско-советской дружбы становятся все более настойчивыми? В данном случае можно предсказать со всей определенностью, хотя и нет ничего более непредсказуемого, чем советское прошлое, что признание существования секретных протоколов потянет за собою целую цепочку проблем, связанных с политикой СССР в отношении Германии в предвоенный, военный и послевоенный периоды.

* * *
При рассмотрении упомянутой комиссией возможностей советской внешней политики начиная с весны 1939 года исключается такой вариант: оставаться вне союзов и коалиций, не связывать себя обязательствами ни с англо-французскими союзниками, ни с Германией. В рамках такого варианта можно было бы рассматривать политику СССР по отношению к государствам, не вошедшим в коалиции. При пристальном рассмотрении в докладе комиссии проступают контуры старой концепции альтернативы, стоявшей перед СССР в 1939 году: либо с Англией и Францией, либо с Германией; третий вариант отсутствует. Кажется, что такой подход в разного рода ситуациях был характерной особенностью советской внешней и внутренней политики на протяжении всей советской истории: либо — либо. Результаты общеизвестны.
Комиссия констатировала, что само по себе заключение пакта о ненападении с Германией было нормальным правовым актом, а вот подписание секретного протокола было нарушением «ленинских норм» (кажется, в мировой юриспруденции такого рода «нормы» вообще не зарегистрированы), а также всяких других. Это все слова. На самом же деле опубликованный текст пакта о ненападении и тщательно скрывавшийся десятилетиями секретный протокол составляли единое целое. Не будь секретного протокола, не было бы и самого пакта. Разрывать пакт о ненападении на две части есть очевидное прегрешение против истины и здравого смысла.
Неубедительным звучит и другой довод в заключении комиссии, будто «Сталин надеялся договором о ненападении повлиять на Англию и Францию, но просчитался», что Сталин будто бы «был готов вновь повернуть, на этот раз от Германии к западным государствам». И это после подписания соглашения, передававшего в руки СССР Прибалтику, части Польши, Бессарабию? Основа этого утверждения — директива Коминтерна, изданная накануне подписания пакта, то есть 22 августа, которая, конечно, имела своей целью, как и во всей предыдущей деятельности Коминтерна, ввести в заблуждение коммунистические партии относительно реальной политики СССР. Не странно ли, что после всех широко известных фактов о деятельности Коминтерна его можно рассматривать иначе, нежели инструмент советской внешней политики? Кстати, Сталин был готов прикрыть Коминтерн, если бы это было необходимо для его внешнеполитических комбинаций, что, впрочем, он и сделал в 1943 году, предварительно уничтожив многих функционеров и даже распустив целые коммунистические партии, например, польскую.
В самом докладе А.Н. Яковлева почти единодушно признанного «виртуозным», содержится утверждение, с которым историку и, думаю, правоведу трудно согласиться.
Можно понять Комиссию, перед которой была поставлена ограниченная задача — высказать свое суждение по поводу пакта 1939 года. Нельзя, однако, признать методологически правильными и соответствующими историческому содержанию эпохи некоторые аргументы, прозвучавшие в докладе А.Н. Яковлева.
Комиссия четко ограничила поле своего исследования хронологическим рубежом 1937 — 1938 годов, что позволило А.Н. Яковлеву утверждать, что «в дипломатической документации СССР за 1937-1938 годы не обнаружено свидетельств, которые говорили бы о советских намерениях добиваться взаимопонимания с Берлином». Но хорошо известны документы о переговорах советских представителей в Берлине в 1935-1936 годах (на самом деле только в феврале 1937 года стало ясным, что Гитлер относится к советским предложениям отрицательно). Поэтому призыв А.Н. Яковлева, прозвучавший в его докладе, призыв принципиально правильный, что понимание любого события возможно лишь в том случае, если его анализ проводится в конкретном контексте исторического развития", повисает в воздухе. Больше того, советско-германские соглашения 1939 года могут быть правильно оценены лишь в системе развития отношений между СССР и Германией на протяжении длительного периода времени.
Публикация в «Известиях» перечня секретных протоколов, хранившихся в Особом архиве министерства иностранных дел, в тот же день, когда было опубликовано решение 2-го съезда народных депутатов СССР, как бы устраняла все сомнения о тайном сговоре СССР и Германии в 1939 году. В этом документе (акт о передаче подлинников документов и их копий одним помощником тогдашнего министра иностранных дел В.М. Молотова другому в апреле 1946 года) перечисляются все секретные, а также дополнительные протоколы, подписанные с Германией в 1939-1941 годах. Однако были и другие секретные соглашения, о которых в Акте не упоминается, по-видимому, потому, что они были подписаны между военными и военно-морскими ведомствами СССР и Германией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
 раковина консоль на ножках 

 Новабел My Space