Горбачев тоже рассматривал трех кандидатов на пост министра — это были Александр Яковлев, Евгений Примаков и Александр Бессмертных. Яковлев был бы предпочтителен для Горбачева, но его бы наверняка не утвердил Верховный Совет, испытывавший ненависть к архитектору перестройки. Время Примакова еще не пришло. Как раз в тот момент он вел переговоры с Саддамом Хусейном, и его назначение было бы настороженно встречено Западом.
Бессмертных казался естественным кандидатом на пост министра: посол в Соединенных Штатах, следовательно, американцы его хорошо знают, человек из команды Шеварднадзе, политически нейтрален, умен и образован.
В Министерстве иностранных дел его назначение вызвало облегчение — свой, прекрасный профессионал, лучший выбор после Шеварднадзе. Самому Александру Александровичу назначение польстило, хотя он предпочел бы остаться послом в приятной компании молодой жены Марины и только что родившегося сына Арсения, которому было всего две недели. Им всем не хотелось покидать Вашингтон.
«ОТЛОЖИТЕ НА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ!»
13 января 1991 года Бессмертных срочно вызвали в Москву. Вечером он вылетел на родину.
15 января утром Бессмертных вошел в кабинет Горбачева. Через полчаса президент представил его депутатам. Александр Александрович произнес в Верховном Совете подготовленную на ходу речь. Он счел необходимым сказать самые добрые слова о своем предшественнике.
— Когда я вышел на трибуну перед депутатами Верховного Совета, — рассказывал мне Бессмертных, — то сказал, что испытываю чувство горечи из-за ухода Шеварднадзе, прекрасного, блестящего дипломата.
В перерыве Александру Александровичу объяснили, что он напрасно это сказал, что депутатам надо другое говорить, да и Горбачев неважно относится к Шеварднадзе.
— Я на это ответил, что мне плевать, — вспоминает Бессмертных, — проголосуют за меня или нет, я на этот пост не просился, меня вполне устраивает должность посла в Соединенных Штатах…
В конечном счете, депутаты почти единодушно проголосовали за Бессмертных, только три голоса было против.
Через несколько дней у Эдуарда Амвросиевича был день рождения. Новый министр приехал к нему поздравить и поднял бокал за профессионального дипломата Шеварднадзе. Такие жесты, не слишком принятые в чиновном мире, где мгновенно перестают узнавать бывших начальников, производят сильное впечатление.
Сразу после утверждения у Бессмертных состоялась продолжительная беседа с Горбачевым. Михаил Сергеевич не без сожаления сказал, что все сливки с внешней политики уже сняты. Теперь надо заниматься конкретными делами — сколачивать реальные отношения.
16 января 1991 года на коллегию МИД приехали Горбачев, Шеварднадзе и Бессмертных.
Прежде чем представить нового министра, президент сказал, что Шеварднадзе имел право уйти, хотя непростительно, что он заранее не посоветовался с президентом.
— Но он был всегда рядом, он был самым близким товарищем — во всех сложных ситуациях, — заключил Горбачев. — Я не жалею ни о чем, что было сделано, хотя были и недостатки.
Несколько слов произнес Шеварднадзе.
— Президент, — пошутил он, — в свое время сделал довольно оригинальный выбор. Но благодаря поддержке коллектива мы не подвели президента.
Новый министр Бессмертных счел необходимым поблагодарить своего предшественника за высокий профессионализм.
Эдуард Амвросиевич покинул кабинет министра, не предполагая, что в том же году он вернется в высотное здание на Смоленской площади.
Когда Шеварднадзе уходил, один из его тихих недоброжелателей внутри мидовского аппарата вдруг ожил и на большом собрании заявил:
— Вот тут наш бывший министр говорил о морали и нравственности. Но ничего этого в политике нет. Есть только интересы. В общем мы тут в романтизм вдарились.
Сергей Петрович Тарасенко ему ответил:
— За предыдущие годы работы в министерстве я десятки раз испытывал угрызения совести. И тем, что мы избавились от этого, что я могу приносить пользу стране и не чувствовать себя подонком, — этим я обязан Шеварднадзе. Пять с половиной лет работы с ним были счастливейшими в моей жизни. Ни о чем не желею. Если бы история повторилась, сделал бы то же самое…
В день, когда назначили Бессмертных, началась война в Персидском заливе. Как он сам шутя выразился:
— Не было у нового министра первой ночи. Поспать не удалось. Пришлось всем этим заниматься.
13 января в Белом доме на совещании у Буша решили, что военные действия начнутся 17 января, когда в Кувейте будет три часа ночи, а В Вашингтоне — шесть вечера 16 января.
Оставшись один после совещания, Буш включил телевизор. В программе новостей показывали проводы американских солдат в Персидский залив. Буш вспомнил, как много лет назад, 6 августа 1942 года, он уезжал в авиационное училище в Северную Каролину. Отец провожал его на вокзале. Они обнялись на прощание. В поезде Буш расплакался, ему было всего восемнадцать лет…
В Белом доме составили график, когда оповещать союзников о начале бомбардировок. Британского премьер-министра Джона Мейджера, чьи летчики участвовали в первых вылетах, решили предупредить за двенадцать часов. Саудовскую Аравию и Советский Союз — за час до начала операции. Главное, считали американские военные, не допустить утечки информации.
В два часа по московскому времени госсекретарь Джеймс Бейкер позвонил Бессмертных и предупредил, что военная операция в Персидском заливе вот-вот начнется. Министр доложил президенту. Горбачев просил отложить ее хотя бы на несколько часов, но военный механизм уже был приведен в действие.
Американцы в каком-то смысле попали в безвыходное положение. Не начать боевые действия — укрепить Саддама Хусейна в сознании собственной безнаказанности. Начать — значит навлечь на себя обвинения в агрессии, спровоцировать антиамериканские настроения.
В ночь с 16 на 17 января 1991 года многонациональные силы, размещенные на территории Саудовской Аравии, нанесли первый авиаудар по армии Ирака, захватившей Кувейт.
Началась операция «Буря в пустыне».
МОЖЕТ ЛИ АВИАЦИЯ ВЫИГРАТЬ ВОЙНУ?
Президент Буш-старший первоначально полагал, что сумеет обойтись авиацией. Президент Египта Хосни Мубарак и другие арабские политики пренебрежительно говорили, что иракцев никогда не бомбили — они сразу побегут. Вся операция займет один день… Но военные тактично объясняли Бушу, что атаками с воздуха войну не выиграть.
30 октября на заседании совета национальной безопасности в ситуационной комнате Белого дома генерал Пауэлл, только что прилетевший из Саудовской Аравии, доложил президенту план военной операции против иракских войск, оккупировавших Кувейт:
— Для обороны Саудовской Аравии нам достаточно двухсот пятидесяти тысяч солдат, которые уже практически прибыли. Для наступления понадобится еще двести тысяч.
Буш-старший не любил читать длинные бумаги. Максимальный размер представляемого доклада не должен был превышать двадцати пяти страниц. Иногда ведомства шли на некоторые ухищрения и печатали бумаги мелким шрифтом, чтобы больше поместилось. Буш предпочитал выслушивать людей. На очередном заседании он еще раз спросил председателя комитета начальников штабов:
— Колин, ты действительно уверен, что авиация не сможет этого сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127