По-видимому, Сталин опасался, что в коммунистические ряды может проникнуть социал-демократическая «зараза».
С Германией у некоторых наших военачальников были давние связи. Так, Тухачевский еще в 1920-х годах занимался разработкой планов возможной гражданской войны в Германии.
В секретном письме германского военного министра Фишера от 7 января 1926 года говорилось: «…Мы более всего заинтересованы в том, чтобы вскоре приобрести еще большее влияние на русскую армию, Воздухофлот и флот». Следовательно, к этому времени влияние это было уже немалым. Далее Фишер предлагает искать «через Уншлихта (зам. Ворошилова. — Авт.) пути к Ворошилову и к тов. Тухачевскому».
В 1932 году Тухачевский разрабатывал план операции по разгрому Польши, в котором он предусматривал нанесение «ударов тяжелой авиации по району Варшавы» (он вообще питал пристрастие к тяжелой авиации, что никак не соответствовало реалиям будущей войны, в которой огромную роль играли истребители и пикирующие бомбардировщики).
Вместе с тем Тухачевский подчеркивал: «В настоящей записке я не касался ни Румынии, ни Латвии. Между прочим, операцию подобного рода очень легко подготовить против Бессарабии».
Такое агрессивное настроение было достаточно характерно для целого ряда крупных советских военачальников тех лет. Они вольно или невольно поддерживали линию Троцкого на «экспорт революции». В этой связи их раздражала «примиренческая» позиция Сталина с необходимостью построить социализм в одной отдельно взятой стране.
У Тухачевского были свои счеты с Польшей, войска которой в 1920 году наголову разгромили его армию, во главе, которой он мечтал войти в Варшаву. Были известны и симпатии Тухачевского к Германии. Он долго курировал секретное советско-германское сотрудничество в военной области, осуществлявшееся до прихода Гитлера к власти.
После официального прекращения советско-германского военного сотрудничества 13 мая 1933 года (фактическое прекращение произошло раньше), на прощальном приеме германской военной делегации Тухачевский заявил:
— Всегда думайте вот о чем: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если будем вместе.
Среди высокопоставленных немецких военных тоже бытовали подобные настроения. Они тоже с немалой долей неприязни смотрели на политические «игры» фюрера. Их тоже не устраивала идейная конфронтация между Гитлером и Сталиным. Так что Тухачевский высказал в значительной мере и их мнение о необходимости тесного сближения вооруженных сил Германии и СССР, что можно было легко осуществить, свергнув неуступчивых вождей.
В этом отношении интересы Гитлера и Сталина совпадали: им надо было опасаться военного переворота, причем германские и советские военные, не обремененные тяжелым идеологическим грузом и предпочитающие наступательные операции, вполне могли сговориться между собой.
Такой вывод можно было сделать из слов Тухачевского, обращенных к германским коллегам:
— Не забывайте, что нас разделяет наша политика, а не наши чувства, чувства дружбы Красной Армии к рейхсверу.
Совсем иначе относился он к Франции. Вот выдержка из рапорта французского военного атташе от 20 апреля 1933 года:
«13 апреля— представление вице-комиссару обороны Тухачевскому. Прием корректный, но холодный. По истечении нескольких минут Тухачевский перестал поддерживать беседу…
Тухачевский… долгое время пленный в Германии, представлял Красную Армию на маневрах рейхсвера, известен также как одно из орудий германо-русского соглашения… известен и своими крайне антипольскими настроениями».
Офицер французской контрразведки П. Фервак, товарищ Тухачевского по плену, достаточно проницательно отмечал: «У Тухачевского не было натуры Бонапарта. Этому молодому двадцатипятилетнему офицеру не хватало силы, „практицизма“, соответствующей „школы“, „культуры“. Он не думал о тех необходимых жестоких уроках и задачах, которые мечтал и желал преодолеть. Это был мечтатель и фантазер. Он шел туда, куда влекло его собственное воображение».
Правда, многие биографы Тухачевского с восторгом отзывались о его культуре, образованности, военно-стратегических талантах. Однако все это — голословные утверждения. Как стратег и полководец он вообще себя не проявил, поднимаясь с головокружительной быстротой по служебной лестнице благодаря протекции Троцкого, Енукидзе и умению угодить начальству. Но может быть, он был крупным теоретиком военного дела и великолепным преподавателем? Да ведь он даже не имел высшего военного образования, а вдобавок и широкого опыта рутинной работы на должности командира батальона, полка, дивизии.
Нередко он не умел грамотно сформулировать даже тривиальные мысли. Так, на XVII съезде ВКП(б), выступая 4 феврале 1934 года, он завершил свою речь: «Товарищи! Я уверен, что мы сумеем овладеть чертежным и контрольно-измерительным хозяйством и правильным, дисциплинированным техническим контролем… И я не сомневаюсь, что под напором нашей партии, под напором Центрального Комитета, под руководящим и организационным воздействием товарища Сталина мы эту труднейшую задачу выполним и в случае войны сумеем выдвинуть такие гигантские технические ресурсы, которыми обломаем бока любой стране, сунувшейся против нас».
Интересно, каким образом даже под напором партии и под воздействием Сталина он собирался обломать ресурсами бока любой стране?
О его способности менять убеждение в угоду целесообразности говорит отзыв о нем ответственного сотрудника штаба сухопутных войск рейхсвера полковника X. Миттельбергера: «Он является коммунистом исключительно по соображениям карьеры. Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам. Здесь отдают себе отчет в том, что у него хватит мужества, способности и решимости пойти на риск разрыва с коммунизмом, если в ходе дальнейшего развития событий ему это покажется целесообразным».
Можно было сказать кратко: беспринципный карьерист.
Его умение нравиться начальству — даже иностранной армии — отметил в своих воспоминаниях немецкий генерал К. Шпальке. И в то же время, по его словам: «Менее приятное впечатление он, видимо, оставил у общавшихся с ним немецких офицеров более низкого ранга. Мой многолетний сотрудник… полковник Мирчински описывал Тухачевского как чрезвычайно тщеславного и высокомерного позера, человека, на которого ни в коем случае нельзя было положиться».
…Подчеркнем еще раз: у тех советских военачальников и партийных деятелей, которые замышляли произвести государственный переворот, не было единой прочной идеологической основы. Их объединяло более всего недовольство генеральной линией сталинского Политбюро, и, вероятно, вообще партийным руководством. Некоторые, прежде всего Тухачевский, лелеяли честолюбивые мечты. Другие не верили в то, что Сталин сможет удержаться у власти под объединенным напором оппозиционеров. Третьи стремились установить военную диктатуру и начать завоевание других, более слабых государств. Четвертые продолжали верить своему бывшему вождю Троцкому…
После 1933 года их решимость все более слабела из-за опасений, что даже если удастся произвести «дворцовый переворот», их не поддержит подавляющее большинство партийцев и трудящихся вообще, уже свыкшихся с культами Ленина, советского строя и лично товарища Сталина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
С Германией у некоторых наших военачальников были давние связи. Так, Тухачевский еще в 1920-х годах занимался разработкой планов возможной гражданской войны в Германии.
В секретном письме германского военного министра Фишера от 7 января 1926 года говорилось: «…Мы более всего заинтересованы в том, чтобы вскоре приобрести еще большее влияние на русскую армию, Воздухофлот и флот». Следовательно, к этому времени влияние это было уже немалым. Далее Фишер предлагает искать «через Уншлихта (зам. Ворошилова. — Авт.) пути к Ворошилову и к тов. Тухачевскому».
В 1932 году Тухачевский разрабатывал план операции по разгрому Польши, в котором он предусматривал нанесение «ударов тяжелой авиации по району Варшавы» (он вообще питал пристрастие к тяжелой авиации, что никак не соответствовало реалиям будущей войны, в которой огромную роль играли истребители и пикирующие бомбардировщики).
Вместе с тем Тухачевский подчеркивал: «В настоящей записке я не касался ни Румынии, ни Латвии. Между прочим, операцию подобного рода очень легко подготовить против Бессарабии».
Такое агрессивное настроение было достаточно характерно для целого ряда крупных советских военачальников тех лет. Они вольно или невольно поддерживали линию Троцкого на «экспорт революции». В этой связи их раздражала «примиренческая» позиция Сталина с необходимостью построить социализм в одной отдельно взятой стране.
У Тухачевского были свои счеты с Польшей, войска которой в 1920 году наголову разгромили его армию, во главе, которой он мечтал войти в Варшаву. Были известны и симпатии Тухачевского к Германии. Он долго курировал секретное советско-германское сотрудничество в военной области, осуществлявшееся до прихода Гитлера к власти.
После официального прекращения советско-германского военного сотрудничества 13 мая 1933 года (фактическое прекращение произошло раньше), на прощальном приеме германской военной делегации Тухачевский заявил:
— Всегда думайте вот о чем: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если будем вместе.
Среди высокопоставленных немецких военных тоже бытовали подобные настроения. Они тоже с немалой долей неприязни смотрели на политические «игры» фюрера. Их тоже не устраивала идейная конфронтация между Гитлером и Сталиным. Так что Тухачевский высказал в значительной мере и их мнение о необходимости тесного сближения вооруженных сил Германии и СССР, что можно было легко осуществить, свергнув неуступчивых вождей.
В этом отношении интересы Гитлера и Сталина совпадали: им надо было опасаться военного переворота, причем германские и советские военные, не обремененные тяжелым идеологическим грузом и предпочитающие наступательные операции, вполне могли сговориться между собой.
Такой вывод можно было сделать из слов Тухачевского, обращенных к германским коллегам:
— Не забывайте, что нас разделяет наша политика, а не наши чувства, чувства дружбы Красной Армии к рейхсверу.
Совсем иначе относился он к Франции. Вот выдержка из рапорта французского военного атташе от 20 апреля 1933 года:
«13 апреля— представление вице-комиссару обороны Тухачевскому. Прием корректный, но холодный. По истечении нескольких минут Тухачевский перестал поддерживать беседу…
Тухачевский… долгое время пленный в Германии, представлял Красную Армию на маневрах рейхсвера, известен также как одно из орудий германо-русского соглашения… известен и своими крайне антипольскими настроениями».
Офицер французской контрразведки П. Фервак, товарищ Тухачевского по плену, достаточно проницательно отмечал: «У Тухачевского не было натуры Бонапарта. Этому молодому двадцатипятилетнему офицеру не хватало силы, „практицизма“, соответствующей „школы“, „культуры“. Он не думал о тех необходимых жестоких уроках и задачах, которые мечтал и желал преодолеть. Это был мечтатель и фантазер. Он шел туда, куда влекло его собственное воображение».
Правда, многие биографы Тухачевского с восторгом отзывались о его культуре, образованности, военно-стратегических талантах. Однако все это — голословные утверждения. Как стратег и полководец он вообще себя не проявил, поднимаясь с головокружительной быстротой по служебной лестнице благодаря протекции Троцкого, Енукидзе и умению угодить начальству. Но может быть, он был крупным теоретиком военного дела и великолепным преподавателем? Да ведь он даже не имел высшего военного образования, а вдобавок и широкого опыта рутинной работы на должности командира батальона, полка, дивизии.
Нередко он не умел грамотно сформулировать даже тривиальные мысли. Так, на XVII съезде ВКП(б), выступая 4 феврале 1934 года, он завершил свою речь: «Товарищи! Я уверен, что мы сумеем овладеть чертежным и контрольно-измерительным хозяйством и правильным, дисциплинированным техническим контролем… И я не сомневаюсь, что под напором нашей партии, под напором Центрального Комитета, под руководящим и организационным воздействием товарища Сталина мы эту труднейшую задачу выполним и в случае войны сумеем выдвинуть такие гигантские технические ресурсы, которыми обломаем бока любой стране, сунувшейся против нас».
Интересно, каким образом даже под напором партии и под воздействием Сталина он собирался обломать ресурсами бока любой стране?
О его способности менять убеждение в угоду целесообразности говорит отзыв о нем ответственного сотрудника штаба сухопутных войск рейхсвера полковника X. Миттельбергера: «Он является коммунистом исключительно по соображениям карьеры. Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам. Здесь отдают себе отчет в том, что у него хватит мужества, способности и решимости пойти на риск разрыва с коммунизмом, если в ходе дальнейшего развития событий ему это покажется целесообразным».
Можно было сказать кратко: беспринципный карьерист.
Его умение нравиться начальству — даже иностранной армии — отметил в своих воспоминаниях немецкий генерал К. Шпальке. И в то же время, по его словам: «Менее приятное впечатление он, видимо, оставил у общавшихся с ним немецких офицеров более низкого ранга. Мой многолетний сотрудник… полковник Мирчински описывал Тухачевского как чрезвычайно тщеславного и высокомерного позера, человека, на которого ни в коем случае нельзя было положиться».
…Подчеркнем еще раз: у тех советских военачальников и партийных деятелей, которые замышляли произвести государственный переворот, не было единой прочной идеологической основы. Их объединяло более всего недовольство генеральной линией сталинского Политбюро, и, вероятно, вообще партийным руководством. Некоторые, прежде всего Тухачевский, лелеяли честолюбивые мечты. Другие не верили в то, что Сталин сможет удержаться у власти под объединенным напором оппозиционеров. Третьи стремились установить военную диктатуру и начать завоевание других, более слабых государств. Четвертые продолжали верить своему бывшему вождю Троцкому…
После 1933 года их решимость все более слабела из-за опасений, что даже если удастся произвести «дворцовый переворот», их не поддержит подавляющее большинство партийцев и трудящихся вообще, уже свыкшихся с культами Ленина, советского строя и лично товарища Сталина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107