https://www.dushevoi.ru/products/dushevye-kabiny/chetvert_kruglie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Первая состоит в мобилизации этих мертвых фондов внутри страны умелой организацией скупки. Вторая задача состоит в организации сбыта этих товаров на иностранных рынках».
Статья свидетельствовала со всей очевидностью, что весной 1928 года никто еще и не думал скрывать продажу за рубеж произведений искусства. Более того, не делал Внешторг тайны и из желания резко ее расширить, правда пока лишь за счет скупки личного имущества советских граждан. Но уже можно увидеть и иное: холодное чиновничье равнодушие к старине, которая воспринималась прежде всего и только как самый обычный товар, объект купли-продажи. Одна из многих статей экспорта, да к тому же и «второстепенного».
За первой статьей вскоре последовали вторая, третья, четвертая… В них указание на то, где следует искать пропадающие втуне «мертвые фонды», которые дадут стране валюту, постепенно менялось.
Так, московская «Рабочая газета» опубликовала серию статей, посвященных судьбам произведений искусства, но с точки зрения лишь внешторговцев. Первая появилась 27 марта 1928 года, под заголовком «Пропадают десятки миллионов рублей. За бесценок продаются картины, ковры, мебель и хрусталь. За границу уплывает советское золото». Спустя три дня новая статья была озаглавлена: «Дворцовое имущество в руках спекулянтов». Наконец, третий материал, в номере от 9 мая, имел название объяснительного характера – «Как разбазаривается дворцовое имущество».
Содержание всех трех статей сводилось к одному. Из-за халатности и преступного попустительства музейного отдела Наркомпроса бесценные сокровища (главным образом дворцов Ленинграда, Петергофа, Детского Села) незаконно попадают на аукционы Главнауки, а там по крайне низким, практически бросовым ценам оказываются в руках спекулянтов-перекупщиков, которые купленное вывозят за рубеж.
Назывались и утраты: картины кисти Врубеля, Левитана, Серова, Айвазовского, фарфор юсуповского завода, личные вещи Николая II. И хотя официальный ответ из Ленинграда отверг все обвинения как голословные, потребовав «предать писавшего суду за ложные показания и дискредитацию государственных органов», редакция не сочла нужным опубликовать опровержение. Сообщила иное: «Особоуполномоченный Народного комиссариата торговли и управляющий Мосгосторгом т. Ангарский сообщил нашему сотруднику, что им отдано распоряжение в Ленинград о прекращении отпуска бывшего дворцового имущества комиссионным магазинам и аукционам».
«Рабочая газета» не объяснила, на каком основании контроль за положением в ленинградских музеях перешел от Наркомпроса и Главнауки к руководителю внешторговской организации Москвы. Она добилась иного, более важного. Теперь в глазах общества любые мнения, даже случайные известия о распродажах отечественных художественных ценностей за рубежом, оказывались связанными с музейным отделом, Главнаукой, Наркомпросом – только с ними, а не с Внешторгом.
Под надежным прикрытием газетной шумихи, «критики» с классовых позиций и якобы скандальных разоблачений началась фактическая ликвидация Музейного отдела – единственного органа, который все еще мешал Наркомторгу осуществить задуманную в январе операцию. Помогли тому и добровольный отъезд в ссылку с мужем Н. И. Седовой-Троцкой, и конформистская позиция, занятая в то время Луначарским, наркомом просвещения.
Весь 1928 год отдел возглавлял – сначала как заместитель заведующего, а затем и как и. о. заведующего – начинающий искусствовед Л. Я. Вайнер. На него, не только не имевшего имени в ученом мире, но и просто высшего образования, выбор пал только потому, что в отличие от всех остальных сотрудников отдела, он являлся членом ВКП(б), соответственно должен был руководствоваться не интересами дела, а рекомендациями партийных товарищей.
При Вайнере отдел полностью утратил заслуженное на протяжении десяти дет положение научного и административного центра, который в силу подтвержденного успешной практикой авторитета направлял и координировал всю деятельность по сохранению произведений искусства, реликвий, оберегал музеи, помогая им неуклонно расширять свои фонды.
Коготок увяз
Между тем исподволь, без огласки и малейшей утечки информации Наркомторг в феврале 1928 года приступил к первой сделке с Эрмитажем – пока еще взаимовыгодной, без изъятий из экспозиций или фондов. Инициаторами ее стали сами работники этого старейшего и крупнейшего в стране собрания произведений искусства.
К тому времени Эрмитаж испытывал острейшую нужду в средствах для ремонта всего комплекса зданий, изрядно обветшавших после революции. Смета, составленная дирекцией, включала массу действительно неотложных работ. Требовалось незамедлительно исправить кровлю, дабы устранить постоянные протечки, то и дело возникавшие зимой – из-за таяния снега, летом – из-за обычных для города постоянных дождей. Многие помещения, особенно использовавшиеся до революции как подсобные, нуждались в простых штукатурных и малярных работах, в восстановлении пришедших в негодность паркетных полов. Чтобы устранить опасную для картин сырость, предполагалось увеличить количество калориферов и прочистить вентиляцию. Также следовало провести электричество во все без исключения комнаты и залы, усилить гидроизоляцию перекрытий Висячего сада. Наконец, весьма значительное расширение экспозиций, за десять лет охвативших большинство залов Зимнего, вынуждало как можно скорее устроить переход из Павильонного зала Малого Эрмитажа в помещения дворца.
Предстоящие затраты выражались в огромной для тех лет сумме – почти 600 тысяч рублей. Наркомпрос утвердил смету всего лишь в две трети от просимого – 400 с небольшим тысяч.
Но этим расходы Эрмитажа отнюдь не ограничивались. Деньги нужны были и для пополнения коллекций, закупок, без которых научные экспозиции просто не могли обойтись.
Потому-то заведующий отделом Востока Иосиф Абгарович Орбели (будущий академик и с 1934 года – директор Эрмитажа) пошел на необычные для ученого отношения с Северо-Западным отделением Госторга РСФСР. С полного согласия и одобрения дирекции он решил стать комиссионером. В ходе сотрудничества со своими давними поставщиками получил право покупать у них как отдельные вещи, так и целые коллекции восточной керамики, предметов древнего быта и искусства, учитывая при этом и интересы Внешторга. Стороны зафиксировали свои будущие отношения в договоре, подписанном 19 февраля 1928 года:
«…6. Отделу Востока предоставляется право из принятых от поставщиков партий оставлять за собою необходимое для пополнения его коллекций количество предметов по его выбору. Для оплаты этих предметов Ленинградгосторг предоставляет Эрмитажу специальный аванс, размеры которого будут ниже указаны.
7. Отдел Востока принимает на себя обязанность составлять из оставшегося после его отбора предметов, а равно и из предметов, могущих быть выделенными из его постоянных коллекций, специальные коллекции для экспорта за границу, причем дает этим коллекциям соответствующую письменную характеристику.
8. Составленные таким образом коллекции и отдельные предметы, предназначенные для экспорта, принимаются Ленинградгосторгом от Эрмитажа по ценам поставщиков с прибавлением к этим ценам в качестве вознаграждения за труды отдела Востока пятнадцати процентов в пользу Эрмитажа по отделу Востока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
 https://sdvk.ru/Kuhonnie_moyki/Steel/vreznye/ 

 керамическая плитка оптом от производителя