Для кого – Беловодья, для кого – града Китежа…
Теперь дело оставалось за «малым». Предстояло следующее:
отобрать из семи имевшихся у правительства два наиболее приемлемых варианта плана; их опубликовали только 15 декабря 1928 года;
выбрать, тщательно просчитав возможности страны, один из двух вариантов – минимальный или оптимальный; сделали это на расширенном заседании СНК и СТО СССР несколько позже, 26 марта 1929 года;
утвердить избранный – им оказался оптимальный, то есть максимальный – вариант плана; за него единогласно проголосовали на V съезде Советов СССР в мае 1929 года.
Но осуществление пятилетнего плана, вошедшего в историю как первый, почему-то начали отсчитывать с 1 октября 1928 года. Ну а подготовку, вернее, накопление валютных средств для претворения его в жизнь начали гораздо раньше; летом 1927 года, еще до созыва XV съезда партии, почти сразу после доклада Куйбышева и резолюции IV съезда Советов СССР, потребовавшей «в относительно минимальный исторический срок нагнать, а затем и превзойти уровень индустриального развития передовых капиталистических стран».
Именно поэтому уже тогда все то, что еще только предстояло сказать Микояну на партийном форуме о решающей для индустриализации роли экспорта, стало как бы приказом – никем не отданным и, тем не менее, обязательным к неукоснительному исполнению. Во всяком случае, его начали ревностно исполнять – тем более что именно в тот год сложилась необычайно благоприятная ситуация на мировом рынке, лучшая для страны за все последнее время.
Обратимся к цифрам, характеризующим внешнюю торговлю СССР в середине 1920-х годов. И воспользуемся для того не традиционными статистическими ежегодниками (готовились они со слишком большим запозданием, что позволяло в принципе манипулировать данными), а оперативными сводками, которые регулярно публиковал еженедельник «Советская торговля», издававшийся Наркоматом внешней и внутренней торговли.
Так, во всяком случае, утверждал журнал. Сам же нарком Микоян на съезде привел несколько иные, хотя и близкие цифры. По его словам, отрицательное сальдо в 1924/25 экономическом году составляло 164 миллиона рублей, в 1925/26 – 79 миллионов, а положительное в 1926/27 – 57 миллионов.
Так выглядела ситуация к началу осуществления пятилетнего плана.
Таблица позволяет увидеть, что советская внешняя торговля, несмотря на неуклонный рост товарооборота, переживала далеко не лучший свой период: за четыре года она лишь однажды имела положительное сальдо.
Рассмотрим и тот аспект внешнеторговых операций, который остался за пределами таблицы: что мы предлагали на мировой рынок, что там находило сбыт?
Как показывают вызывающие доверие данные, опубликованные все той же «Советской торговлей», почти половину нашего экспорта 1927/28, самого к тому времени неудачного бюджетного года, составляли: пушнина – 17 %, нефть и нефтепродукты – 15, 4 %, лесоматериалы (включая спички) – 12, 6 %. Во вторую по значимости доходности группу экспортных продуктов входили: яйца – 6, 4 %, масло – 6, 2 %, хлеб – 5, 4 %, лен и кудель – 3, 3 %, жмыхи – 2, 6 %, мясопродукты – 2, 5 %, марганец – 2, 2 % и сахар – 1, 6 %.
Но кроме того существовала и третья группа – так называемый «второстепенный» экспорт, на долю которого тем не менее приходилась четверть всего вывоза. Он включал такие необычные, даже неожиданные товары, как мездровый клей, минеральная вода, рога и копыта (да-да, те самые, которые заготавливал Остап Бендер и его компаньоны!), лавровый лист, раки, трепанги, орехи, мед, сено, солома, рогожи… Сюда же относился и антиквариат, точнее – произведения прикладного искусства из фондов немузейного значения.
Вернемся, однако, к таблице. Она, как и слова Микояна, дает четкое представление о том, что в канун осуществления пятилетнего плана страна оказалась весьма близкой к экономическому краху: колоссальные долги Западу, постоянная необходимость выплачивать проценты и давно уже поделенный мировой рынок, где для товаров из СССР помимо тех, что уже вывозились, места просто не было.
И все же Политбюро, правительство пошло на отчаянный шаг, поставило все на одну карту – на преобразование в кратчайший срок отсталой аграрной страны в индустриальную. Да еще за пять лет.
Именно с этой целью уже летом 1927 года советские торгпреды, прежде всего в Нью-Йорке, стали исподволь, очень осторожно, не давая никаких твердых обещаний, вести переговоры с ведущими фирмами: «Форд», «Дженерал моторс», «Мак-Ки», «Катерпиллер»; «Джон Лир», «Виккерс», «СКФ»… Начали изучать их предложения, прикидывая, которая из них могла бы дешевле других продать жизненно важные для страны предприятия и лицензии на выпуск продукции.
Одновременно приходилось покупать в Германии и Великобритании, Франции и Италии то, что отечественная промышленность пока не производила, но без чего Советский Союз просто не мог существовать, развиваться, модернизировать только своими силами старые предприятия, помогать сельскому хозяйству. Покупали – порою за наличную валюту, но чаще в кредит прокат черных металлов, фасонную сталь, цветные металлы, трубы, металлические конструкции, станки и запасные части к ним, рельсы для железных дорог, военные и торговые суда, тракторы, автомобили, химикаты, удобрения, племенной скот, хлопок, каучук, чай, кофе, какао…
Потому-то и приходилось чуть ли не еженедельно Политбюро, Наркомфину и Госбанку решать вопрос об оплате импорта, латать тришкин кафтан, перебрасывая средства с одной статьи, менее значимой сегодня, на другую, – лишь бы нам продавали, продавали, продавали.
Потому-то так внезапно и заинтересовался Внешторг «второстепенным» экспортом, не приносившим большой прибыли, но зато не имевшим на международном рынке конкуренции, решив среди прочего увеличить вывоз и антиквариата. Так была предугадана идея А. И. Микояна «привлекать для экспорта каждую мелочь, не брезгуя ни десятками, ни сотнями тысяч рублей».
Внешторговцы не побрезговали.
Инициатива актрисы Андреевой
К выбору антиквариата как весьма перспективного вида экспорта внешнеторговое ведомство подтолкнуло роковое стечение случайностей. Во-первых, шумиха, поднятая летом 1927 года вокруг двух заурядных коммерческих сделок, заключенных независимо друг от друга, в разное время и даже в разных странах. А во-вторых – назначение в январе 1922 года заведующей подотделом кино торгпредства РСФСР в Германии Марии Федоровны Андреевой.
Андреевой, казалось, самой судьбой предопределено было служить Мельпомене. Ведь ее отец – Федор Юркорский, из дворян Харьковской губернии, – много лет работал главным режиссером петербургского Александрийского театра, на той же сцене играли ее мать и старшая сестра. Лишь муж – Желябужский, действительный статский советник, служивший в министерстве путей сообщения, был далек от мира театра.
Разумеется. Мария Федоровна стала актрисой. Она участвовала в создании Московского Художественного театра, сыграла там Леля в «Снегурочке», Ирину в «Трех сестрах», Наташу в «На дне», другие роли. Тогда же она познакомилась с Максимом Горьким; дружба, вскоре перешедшая в любовь, связала их на многие годы.
После революции 1905 года, в которой Андреева приняла активное участие, актриса ушла из Художественного, играла на сценах театров Суходольского, Незлобина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Теперь дело оставалось за «малым». Предстояло следующее:
отобрать из семи имевшихся у правительства два наиболее приемлемых варианта плана; их опубликовали только 15 декабря 1928 года;
выбрать, тщательно просчитав возможности страны, один из двух вариантов – минимальный или оптимальный; сделали это на расширенном заседании СНК и СТО СССР несколько позже, 26 марта 1929 года;
утвердить избранный – им оказался оптимальный, то есть максимальный – вариант плана; за него единогласно проголосовали на V съезде Советов СССР в мае 1929 года.
Но осуществление пятилетнего плана, вошедшего в историю как первый, почему-то начали отсчитывать с 1 октября 1928 года. Ну а подготовку, вернее, накопление валютных средств для претворения его в жизнь начали гораздо раньше; летом 1927 года, еще до созыва XV съезда партии, почти сразу после доклада Куйбышева и резолюции IV съезда Советов СССР, потребовавшей «в относительно минимальный исторический срок нагнать, а затем и превзойти уровень индустриального развития передовых капиталистических стран».
Именно поэтому уже тогда все то, что еще только предстояло сказать Микояну на партийном форуме о решающей для индустриализации роли экспорта, стало как бы приказом – никем не отданным и, тем не менее, обязательным к неукоснительному исполнению. Во всяком случае, его начали ревностно исполнять – тем более что именно в тот год сложилась необычайно благоприятная ситуация на мировом рынке, лучшая для страны за все последнее время.
Обратимся к цифрам, характеризующим внешнюю торговлю СССР в середине 1920-х годов. И воспользуемся для того не традиционными статистическими ежегодниками (готовились они со слишком большим запозданием, что позволяло в принципе манипулировать данными), а оперативными сводками, которые регулярно публиковал еженедельник «Советская торговля», издававшийся Наркоматом внешней и внутренней торговли.
Так, во всяком случае, утверждал журнал. Сам же нарком Микоян на съезде привел несколько иные, хотя и близкие цифры. По его словам, отрицательное сальдо в 1924/25 экономическом году составляло 164 миллиона рублей, в 1925/26 – 79 миллионов, а положительное в 1926/27 – 57 миллионов.
Так выглядела ситуация к началу осуществления пятилетнего плана.
Таблица позволяет увидеть, что советская внешняя торговля, несмотря на неуклонный рост товарооборота, переживала далеко не лучший свой период: за четыре года она лишь однажды имела положительное сальдо.
Рассмотрим и тот аспект внешнеторговых операций, который остался за пределами таблицы: что мы предлагали на мировой рынок, что там находило сбыт?
Как показывают вызывающие доверие данные, опубликованные все той же «Советской торговлей», почти половину нашего экспорта 1927/28, самого к тому времени неудачного бюджетного года, составляли: пушнина – 17 %, нефть и нефтепродукты – 15, 4 %, лесоматериалы (включая спички) – 12, 6 %. Во вторую по значимости доходности группу экспортных продуктов входили: яйца – 6, 4 %, масло – 6, 2 %, хлеб – 5, 4 %, лен и кудель – 3, 3 %, жмыхи – 2, 6 %, мясопродукты – 2, 5 %, марганец – 2, 2 % и сахар – 1, 6 %.
Но кроме того существовала и третья группа – так называемый «второстепенный» экспорт, на долю которого тем не менее приходилась четверть всего вывоза. Он включал такие необычные, даже неожиданные товары, как мездровый клей, минеральная вода, рога и копыта (да-да, те самые, которые заготавливал Остап Бендер и его компаньоны!), лавровый лист, раки, трепанги, орехи, мед, сено, солома, рогожи… Сюда же относился и антиквариат, точнее – произведения прикладного искусства из фондов немузейного значения.
Вернемся, однако, к таблице. Она, как и слова Микояна, дает четкое представление о том, что в канун осуществления пятилетнего плана страна оказалась весьма близкой к экономическому краху: колоссальные долги Западу, постоянная необходимость выплачивать проценты и давно уже поделенный мировой рынок, где для товаров из СССР помимо тех, что уже вывозились, места просто не было.
И все же Политбюро, правительство пошло на отчаянный шаг, поставило все на одну карту – на преобразование в кратчайший срок отсталой аграрной страны в индустриальную. Да еще за пять лет.
Именно с этой целью уже летом 1927 года советские торгпреды, прежде всего в Нью-Йорке, стали исподволь, очень осторожно, не давая никаких твердых обещаний, вести переговоры с ведущими фирмами: «Форд», «Дженерал моторс», «Мак-Ки», «Катерпиллер»; «Джон Лир», «Виккерс», «СКФ»… Начали изучать их предложения, прикидывая, которая из них могла бы дешевле других продать жизненно важные для страны предприятия и лицензии на выпуск продукции.
Одновременно приходилось покупать в Германии и Великобритании, Франции и Италии то, что отечественная промышленность пока не производила, но без чего Советский Союз просто не мог существовать, развиваться, модернизировать только своими силами старые предприятия, помогать сельскому хозяйству. Покупали – порою за наличную валюту, но чаще в кредит прокат черных металлов, фасонную сталь, цветные металлы, трубы, металлические конструкции, станки и запасные части к ним, рельсы для железных дорог, военные и торговые суда, тракторы, автомобили, химикаты, удобрения, племенной скот, хлопок, каучук, чай, кофе, какао…
Потому-то и приходилось чуть ли не еженедельно Политбюро, Наркомфину и Госбанку решать вопрос об оплате импорта, латать тришкин кафтан, перебрасывая средства с одной статьи, менее значимой сегодня, на другую, – лишь бы нам продавали, продавали, продавали.
Потому-то так внезапно и заинтересовался Внешторг «второстепенным» экспортом, не приносившим большой прибыли, но зато не имевшим на международном рынке конкуренции, решив среди прочего увеличить вывоз и антиквариата. Так была предугадана идея А. И. Микояна «привлекать для экспорта каждую мелочь, не брезгуя ни десятками, ни сотнями тысяч рублей».
Внешторговцы не побрезговали.
Инициатива актрисы Андреевой
К выбору антиквариата как весьма перспективного вида экспорта внешнеторговое ведомство подтолкнуло роковое стечение случайностей. Во-первых, шумиха, поднятая летом 1927 года вокруг двух заурядных коммерческих сделок, заключенных независимо друг от друга, в разное время и даже в разных странах. А во-вторых – назначение в январе 1922 года заведующей подотделом кино торгпредства РСФСР в Германии Марии Федоровны Андреевой.
Андреевой, казалось, самой судьбой предопределено было служить Мельпомене. Ведь ее отец – Федор Юркорский, из дворян Харьковской губернии, – много лет работал главным режиссером петербургского Александрийского театра, на той же сцене играли ее мать и старшая сестра. Лишь муж – Желябужский, действительный статский советник, служивший в министерстве путей сообщения, был далек от мира театра.
Разумеется. Мария Федоровна стала актрисой. Она участвовала в создании Московского Художественного театра, сыграла там Леля в «Снегурочке», Ирину в «Трех сестрах», Наташу в «На дне», другие роли. Тогда же она познакомилась с Максимом Горьким; дружба, вскоре перешедшая в любовь, связала их на многие годы.
После революции 1905 года, в которой Андреева приняла активное участие, актриса ушла из Художественного, играла на сценах театров Суходольского, Незлобина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72