Утром холодный северо-восточный ветер. Кажется, что русская зима прочно вошла в эти широты. Самые прекрасные дни осени позади. Эту ночь я провожу в офицерском блиндаже, так как капитан отсутствует, и вахмистр Об пригласил меня туда. С нами третий спутник — лохматая собачонка папаши Рихтера.
После спокойной ночи настоящее зимнее утро с обильным снегом и небольшим морозцем. Растопив снег, я умылся и побрился. Не люблю ходить с длинной бородой, хотя здесь это повсеместная мода. На фронте сегодня до обеда тихо, в небе тоже. Мы ни разу не стреляли. Всё больше признаков, что в этом году снег больше уже не сойдёт. Когда не стреляют, мы собираемся у огня в землянках. Вместе с Линдеманном и Маршталлером мы вспоминаем былое и строим планы на будущее.
Ноябрь
Суббота, 1 ноября 1941 г.
Сегодня утром в 6 часов была небольшая работа для наших орудий, так как русские вновь проявили активность. Действительно, это был живой праздник всех святых. Долго я сидел в капитанском бункере за телефоном. После обеда стало спокойнее, а к вечеру совсем всё стихло. Вновь втроём мы сидели у огня и разговаривали о празднике всех святых.
Воскресенье, 2 ноября 1941 г.
Ночью никто не мешал, а с утра было много дел: укладка боеприпасов, оборудование блиндажа, заготовка дров и т. д. В промежутках — обеспечение стрельбы из орудий. Шеф сегодня один. Я замещал его в блиндаже у телефона, когда он выходил наружу. Ему тоже тяжело. В 53 года это неудивительно. От недостатка света у него болят глаза, от мороза — ноги. Он старается этого не показывать, но я неоднократно слышал, как он, думая, что он один, стонет: «Мне так больно. Я едва ли это выдержу». Длительное пребывание в блиндаже, где можно только сидеть, угнетает. Капитан как-то вышел на воздух размять конечности, попытался помочь в подноске снаряда и упал под его тяжестью. К счастью, без последствий. Бедствием сегодня является отсутствие света. С нетерпением жду свечей и батареек, сколько бы они ни стоили. Днём здесь много работы, а в 16 часов уже темно. Свечей и батареек хватает только на выполнение служебных задач. Поэтому сидим в темноте или полумраке, озаряемые лишь пламенем коптилок.
Угнетает то, что в долгие вечерние часы нельзя ни читать, ни писать.
Две вещи воздействуют сейчас на наши чувства: холодный зимний лес и широкая заснеженная русская равнина. Лишь иногда видны окутанные снегом крыши домов и верхушка церкви в Синявино. И всё это на фоне безжизненности зимней природы. И вдруг пробуждение от грохота орудий и вспышек выстрелов, а также от гула фронта, над которым ночью взлетают осветительные ракеты и видно зарево пожарищ.
Понедельник, 3 ноября 1941 г.
День принёс много хлопот. Работа и стрельба уже с 5 утра. Растёт холод, снег хрустит под ногами и в блиндажах приходится хорошенько топить, чтобы стало тепло. Сегодня на позицию поступило 28 тулупов для часовых, из которых один достался и мне, хотя я не стою в карауле, но в холодном блиндаже за расчётами и ночью он будет мне верно служить.
Вторник, 4 ноября 1941 г.
Вчера пришло письмо от мамы от 22.10 из Крефельда. Первое — на имя унтер-офицера Буффа. Петлички и нарукавные нашивки я достал в Вырице, где разыскал портного. Я ношу не серебряные атрибуты, а полевого образца, что вполне понятно: для меня это всё условности. Надеюсь, что здесь, в полевых условиях, я в полной мере выполняю обязанности унтер-офицера и подаю хороший пример подчинённым. Моим девизом в отношении подчинённых является справедливость и любовь. Как командир отделения вычислителей, я обязан выполнять свой долг, насколько мне позволяют силы. В казарменной атмосфере мне это давалось бы тяжелее, надеюсь, что до этого не дойдёт.
Вселяющими бодрость выглядят сообщения о великолепных успехах наших войск в Крыму и на Азовском море. Также и здесь, на Севере, мы слышим о решающих успехах, и вновь возникает надежда, что нам не придётся проводить здесь всю зиму. Я пишу через день, так как заканчиваются конверты, и я не знаю, когда поступят новые. Вы тоже пишите чаще. Я так радуюсь каждой весточке с родины.
Сегодня мы лишь немного работали, то есть стреляли. Сделали только 16 выстрелов. Пока это рекорд — минимум. На других участках фронта тоже довольно спокойно, даже в воздухе. Вот только сейчас, вечером, русская артиллерия подбрасывает нам к ужину «гостинцы». Но они падают далеко за нами.
Воскресенье, 9 ноября 1941 г.
Сегодня, наконец, пришла долгожданная почта, обрадовавшая меня: письмо от Бруно за 27 октября. Я становлюсь богатым человеком. Сегодня мне перечислили деньги с июля по сентябрь и за ноябрь по 75,50 рейхсмарок, то есть всего 310,50 рейхсмарок. Отсутствует ещё перевод за октябрь, о чём я завтра подам рекламацию. Мне также должны повысить жалованье за унтер-офицерское звание. Открываю счёт в Немецком банке.
Сегодня на нашем фронте было абсолютно спокойно. Впервые за чуть не месячное пребывание наши орудия почти целый день молчали. Капитан Рихтер вернулся с передовой и с удовлетворением сообщил о своих впечатлениях. Кажется, русские выдохлись. Рано утром пришло радостное известие, что важный железнодорожный узел Тихвин, который находится в тылу нашего непосредственного противника, взят танковыми частями. Радостная уверенность вновь охватила нас. Мы продвигаемся! Тем не менее на нашей позиции идёт дальнейшее обустройство, а свободное время используется для улучшения ослабшей дисциплины и наведения порядка.
Понедельник, 10 ноября 1941 г.
На нашей позиции сегодня вновь было тихо и можно было привести себя в порядок. Ефрейтор Хуберт Шмитц сделался «придворным» парикмахером. Я сидел на ящике из-под снарядов, а он сбривал мою восьмидневную щетину. Теперь я чувствую себя помолодевшим, в то время как мои товарищи ходят с бородами, как у сказочного Рюбецаля, и заявляют, что им так теплее.
Вечером мы небольшими группами отправились в ближайшую деревню, где устроили себе русскую баню. Но из-за отсутствия опыта, недостатка освещения и воды баня не доставила удовольствия. Почти задохнувшись от дыма, мы выскочили наружу. Единственное, что утешило, так это чистое бельё на немытом теле. Завтра вновь придётся обтираться снегом.
Сегодня получил письма и посылки с тёплыми вещами, а также от Лоты русский разговорник. Я уже могу кое-что говорить по-русски и определённо имею возможность совершенствоваться дальше. Но с кем здесь говорить? С деревьями в лесу, которые меня окружают со всех сторон и которые я сегодня впервые за месяц покинул на два часа. И всё же я встретил светлоглазого мальчика с широкими скулами, который стоял у входа в деревянную баню. Я вытащил мою тетрадку и спросил по-русски: «Как вы поживаете?» На что получил ответ: «Спасибо, хорошо».
Когда мы возвращались по снежной равнине, день уже завершался. Нежный розовый закат покрывал вечернее небо. Какой-то мягкий и ясный знак примирения царил над суровым ландшафтом, пока не погрузился в ночь. Тогда мне пришли на ум прекрасные стихи Петера Розеггера: «С родной земли струится свет. Страны, прекрасней, чем моя, на всей планете нет».
И, радостный, я продолжал свой путь.
Вторник, 11 ноября 1941 г.
Сегодняшний день принёс большие хлопоты. Мороз до — 16 градусов. К тому же небывало сильный огонь русской артиллерии. Это явное испытание для нас, и милость Божья, что обошлось без потерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
После спокойной ночи настоящее зимнее утро с обильным снегом и небольшим морозцем. Растопив снег, я умылся и побрился. Не люблю ходить с длинной бородой, хотя здесь это повсеместная мода. На фронте сегодня до обеда тихо, в небе тоже. Мы ни разу не стреляли. Всё больше признаков, что в этом году снег больше уже не сойдёт. Когда не стреляют, мы собираемся у огня в землянках. Вместе с Линдеманном и Маршталлером мы вспоминаем былое и строим планы на будущее.
Ноябрь
Суббота, 1 ноября 1941 г.
Сегодня утром в 6 часов была небольшая работа для наших орудий, так как русские вновь проявили активность. Действительно, это был живой праздник всех святых. Долго я сидел в капитанском бункере за телефоном. После обеда стало спокойнее, а к вечеру совсем всё стихло. Вновь втроём мы сидели у огня и разговаривали о празднике всех святых.
Воскресенье, 2 ноября 1941 г.
Ночью никто не мешал, а с утра было много дел: укладка боеприпасов, оборудование блиндажа, заготовка дров и т. д. В промежутках — обеспечение стрельбы из орудий. Шеф сегодня один. Я замещал его в блиндаже у телефона, когда он выходил наружу. Ему тоже тяжело. В 53 года это неудивительно. От недостатка света у него болят глаза, от мороза — ноги. Он старается этого не показывать, но я неоднократно слышал, как он, думая, что он один, стонет: «Мне так больно. Я едва ли это выдержу». Длительное пребывание в блиндаже, где можно только сидеть, угнетает. Капитан как-то вышел на воздух размять конечности, попытался помочь в подноске снаряда и упал под его тяжестью. К счастью, без последствий. Бедствием сегодня является отсутствие света. С нетерпением жду свечей и батареек, сколько бы они ни стоили. Днём здесь много работы, а в 16 часов уже темно. Свечей и батареек хватает только на выполнение служебных задач. Поэтому сидим в темноте или полумраке, озаряемые лишь пламенем коптилок.
Угнетает то, что в долгие вечерние часы нельзя ни читать, ни писать.
Две вещи воздействуют сейчас на наши чувства: холодный зимний лес и широкая заснеженная русская равнина. Лишь иногда видны окутанные снегом крыши домов и верхушка церкви в Синявино. И всё это на фоне безжизненности зимней природы. И вдруг пробуждение от грохота орудий и вспышек выстрелов, а также от гула фронта, над которым ночью взлетают осветительные ракеты и видно зарево пожарищ.
Понедельник, 3 ноября 1941 г.
День принёс много хлопот. Работа и стрельба уже с 5 утра. Растёт холод, снег хрустит под ногами и в блиндажах приходится хорошенько топить, чтобы стало тепло. Сегодня на позицию поступило 28 тулупов для часовых, из которых один достался и мне, хотя я не стою в карауле, но в холодном блиндаже за расчётами и ночью он будет мне верно служить.
Вторник, 4 ноября 1941 г.
Вчера пришло письмо от мамы от 22.10 из Крефельда. Первое — на имя унтер-офицера Буффа. Петлички и нарукавные нашивки я достал в Вырице, где разыскал портного. Я ношу не серебряные атрибуты, а полевого образца, что вполне понятно: для меня это всё условности. Надеюсь, что здесь, в полевых условиях, я в полной мере выполняю обязанности унтер-офицера и подаю хороший пример подчинённым. Моим девизом в отношении подчинённых является справедливость и любовь. Как командир отделения вычислителей, я обязан выполнять свой долг, насколько мне позволяют силы. В казарменной атмосфере мне это давалось бы тяжелее, надеюсь, что до этого не дойдёт.
Вселяющими бодрость выглядят сообщения о великолепных успехах наших войск в Крыму и на Азовском море. Также и здесь, на Севере, мы слышим о решающих успехах, и вновь возникает надежда, что нам не придётся проводить здесь всю зиму. Я пишу через день, так как заканчиваются конверты, и я не знаю, когда поступят новые. Вы тоже пишите чаще. Я так радуюсь каждой весточке с родины.
Сегодня мы лишь немного работали, то есть стреляли. Сделали только 16 выстрелов. Пока это рекорд — минимум. На других участках фронта тоже довольно спокойно, даже в воздухе. Вот только сейчас, вечером, русская артиллерия подбрасывает нам к ужину «гостинцы». Но они падают далеко за нами.
Воскресенье, 9 ноября 1941 г.
Сегодня, наконец, пришла долгожданная почта, обрадовавшая меня: письмо от Бруно за 27 октября. Я становлюсь богатым человеком. Сегодня мне перечислили деньги с июля по сентябрь и за ноябрь по 75,50 рейхсмарок, то есть всего 310,50 рейхсмарок. Отсутствует ещё перевод за октябрь, о чём я завтра подам рекламацию. Мне также должны повысить жалованье за унтер-офицерское звание. Открываю счёт в Немецком банке.
Сегодня на нашем фронте было абсолютно спокойно. Впервые за чуть не месячное пребывание наши орудия почти целый день молчали. Капитан Рихтер вернулся с передовой и с удовлетворением сообщил о своих впечатлениях. Кажется, русские выдохлись. Рано утром пришло радостное известие, что важный железнодорожный узел Тихвин, который находится в тылу нашего непосредственного противника, взят танковыми частями. Радостная уверенность вновь охватила нас. Мы продвигаемся! Тем не менее на нашей позиции идёт дальнейшее обустройство, а свободное время используется для улучшения ослабшей дисциплины и наведения порядка.
Понедельник, 10 ноября 1941 г.
На нашей позиции сегодня вновь было тихо и можно было привести себя в порядок. Ефрейтор Хуберт Шмитц сделался «придворным» парикмахером. Я сидел на ящике из-под снарядов, а он сбривал мою восьмидневную щетину. Теперь я чувствую себя помолодевшим, в то время как мои товарищи ходят с бородами, как у сказочного Рюбецаля, и заявляют, что им так теплее.
Вечером мы небольшими группами отправились в ближайшую деревню, где устроили себе русскую баню. Но из-за отсутствия опыта, недостатка освещения и воды баня не доставила удовольствия. Почти задохнувшись от дыма, мы выскочили наружу. Единственное, что утешило, так это чистое бельё на немытом теле. Завтра вновь придётся обтираться снегом.
Сегодня получил письма и посылки с тёплыми вещами, а также от Лоты русский разговорник. Я уже могу кое-что говорить по-русски и определённо имею возможность совершенствоваться дальше. Но с кем здесь говорить? С деревьями в лесу, которые меня окружают со всех сторон и которые я сегодня впервые за месяц покинул на два часа. И всё же я встретил светлоглазого мальчика с широкими скулами, который стоял у входа в деревянную баню. Я вытащил мою тетрадку и спросил по-русски: «Как вы поживаете?» На что получил ответ: «Спасибо, хорошо».
Когда мы возвращались по снежной равнине, день уже завершался. Нежный розовый закат покрывал вечернее небо. Какой-то мягкий и ясный знак примирения царил над суровым ландшафтом, пока не погрузился в ночь. Тогда мне пришли на ум прекрасные стихи Петера Розеггера: «С родной земли струится свет. Страны, прекрасней, чем моя, на всей планете нет».
И, радостный, я продолжал свой путь.
Вторник, 11 ноября 1941 г.
Сегодняшний день принёс большие хлопоты. Мороз до — 16 градусов. К тому же небывало сильный огонь русской артиллерии. Это явное испытание для нас, и милость Божья, что обошлось без потерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10