Через месяц Лаврентий Берия арестовал Джикия и Табидзе. Ему донесли о других, крамольных, стихах Тициана. Яшвили не тронули.
Когда Джикия на следствии обвинили в причастности к оппозиции, он не удивился. Но вот следователь инкриминирует ему конкретные высказывания против Берия и Сталина. Джикия поразился: они часто беседовали втроем, ни Табидзе, ни Яшвили не могли его выдать. Владимиру Джикия устроили очную ставку с Паоло Яшвили. После этой встречи в кабинете следователя поэту стало ясно, что теперь его арестуют и, прежде чем казнить, ославят как провокатора.
По воскресеньям его жена, студентка Политехнического института, отправлялась вместе с дочерью-школьницей к своим родителям. Накануне Яшвили взял свое ружье в местном отделении Союза охотников и отнес его в особняк писателей на улицу Мачабели. Написал несколько писем — жене, старшему брату Михаилу, дочери, Лаврентию Берия — и отнес на почту. На другой день, проводив жену с дочерью в гости и пообещав прийти позднее, отправился в Дом писателей. Поэт присутствовал на каком-то заседании, потом поднялся на второй этаж, где накануне припрятал ружье, и покончил с собой. Поздно вечером вернувшись домой, жена и дочь стали поджидать Паоло. В полночь явились агенты НКВД, два грузина и русский. Забрали все бумаги, фотографии, книги. Самым старательным оказался русский, он даже подушки вспарывал.
Вскоре пришли письма Яшвили.
«Если бы я не поступил так, — писал он дочери, — ты была бы более несчастна. Причина моей смерти та, что люди, которые являются настоящими врагами народа, хотели запятнать мое имя...»
... В конце тридцать седьмого, став признанным вождем Грузии, Берия позволил себе теоретизировать на тему геноцида. Дескать, кадры старой грузинской интеллигенции состояли из представителей господствующих классов.
Поэтому старая интеллигенция враждебна пролетариату. Эмигрировавшие за границу меньшевики Жордания, Церетели, Гегечкори, Робакидзе... сумели толкнуть некоторую часть грузинской интеллигенции вместе с остатками разгромленного бывшего дворянства... на кровавую авантюру. Берия имел в виду «вооруженное восстание» 1924 года.
«У нас появилась совершенно новая советская интеллигенция, — с удовлетворением отметил Папа Малый. — Она состоит на 80-90% из выходцев из рабочего класса, крестьянства и других слоев трудящихся».
Значит, всего 10-20% интеллигенции пережило погром. Спустя четверть века светозарный Мао повторит это достижение. Пол Пот его превзойдет.
Осатанев от избытка власти, диктаторы истребляют цвет собственного народа.
Что это — простое совпадение или историческая преемственность?
Его книга
В 1929 году Л. Каганович объявил генсека Вождем. С его легкой руки Москва, Ленинград, Киев, Урал, Сибирь — вся страна втянулась в позорную истерику возвеличения ничтожества. В общем хоре недоставало лишь голоса Закавказья. Там помнили еще мнение старой гвардии социал-демократов: Ной Жордания, например, называл Сталина не иначе как варваром.
Признанные большевики Миха Цхакая, Филипп Махарадзе, Шалва Элиава, Мамия Орахелашвили недоумевали: «Какой же это „вождь“?..»
Узурпатору, засевшему в далеком Кремле, нужно было реабилитировать себя, отмыть свое темное прошлое именно в Закавказье, в родной Грузии — прежде всего. Одним из первых, кому Сталин намекнул о необходимости воссоздать историю революционного движения в Грузии, был Мамия Орахелашвили. Тот понял сразу, куда клонит генсек, и отказался от сомнительной чести стать сочинителем его «героических приключений».
Следующей кандидатурой стал ректор Тбилисского университета Малакия Торошелидзе, филолог и специалист по диалектическому материализму. За несколько лет до этого он возглавлял Госплан Закавказского крайисполкома, одновременно читал студентам лекции по диамату. ЦК поручил ему руководить изданием трудов Маркса, Энгельса, Ленина на грузинском языке.
Осенью 1934 года Берия вызвал к себе Торошелидзе и предложил ему написать книгу о первых большевистских организациях Закавказья, отразив в ней, разумеется, руководящую роль товарища Сталина. Предложение было сделано таким тоном, что оставалось лишь согласиться.
Сталин начал было терять терпение: сколько можно тянуть с выполнением партийного задания? Но вот в Москву прибыл с докладом Лаврентий: нашелся автор будущей книги — ректор университета, знаток марксизма-ленинизма, проверенный товарищ.
С Александром Папава, проректором университета по учебной части, у Торошелидзе сложились особо доверительные отношения. С его отцом они дружили еще в дореволюционную пору, когда жили в Самтредия. Однажды — это было в конце октября — к нему зашел сияющий Торошелидзе:
— Я только что от Сталина, он принимал меня в Гагре, на Холодной речке. Встретил как родного, крепко обнял. Когда появился Берия, Сталин попросил: «Слушай, Лаврентий, иди погуляй. Оставь нас, стариков, одних». Мы долго беседовали, потом подали обед. Сталин провел меня в застекленную галерею. Сыграли две партии в нарды и легли отдыхать на кушетках. Я незаметно для себя уснул. Просыпаюсь, хочу закурить, но в галерее тихо. Он спит... Вдруг:
"Слушай, Малакия, ты проснулся? Знаешь, лежу, хочу закурить, сколько
времени терпел, боялся тебя разбудить.."
Сталин подробно проинструктировал Торошелидзе: о ком писать, как писать, что выделить, что опустить. Работа над книгой уже началась. Главным помощником Торошелидзе стал Эрнест Бедия. Поскольку архивные материалы были весьма скудны — никто в годы подполья не вел протоколов, журналов, картотек, — основным источником для автора послужили воспоминания участников событий. Сбор материалов Лаврентий Павлович поручил Бедия, отрядив ему в помощь нескольких расторопных аспирантов, в их числе одну молодую москвичку.
Находили покладистых (и нуждающихся) стариков — «свидетелей» и «участников» революционной борьбы. Бедия вручал каждому пакет с деньгами, 200-300 рублей, с лестным присловьем — дескать, товарищ Сталин Вас помнит, вот просил Вам передать из своего гонорара.
Скоро папки на столе Торошелидзе наполнились нужными «воспоминаниями»:
Сталин уже тогда, в начале века, был Великим Вождем, остальные ему только мешали, став жертвами меньшевистской идеологии; товарищ Коба был большевиком от рождения, ленинцем стал задолго до знакомства с трудами Ленина и личной встречи с ним.
После убийства Кирова Вождь открыл все шлюзы для повального террора.
Но, погруженный в эти заботы, он не забывал о книге. Берия торопил свою бригаду, и в начале января 1935 года Торошелидзе повез в Москву рукопись — 250 страниц. Согласно указанию. Сталин оставил текст у себя. Через несколько дней он вызвал Торошелидзе и вернул рукопись со своими пометками. Автор показывал потом выправленные рукою Вождя страницы. Там, где упоминалось его имя, Сталин проявил заботу об эпитетах: «с блестящей речью», «исключительная принципиальность», «беспощадно боролся» и тому подобное. Много пометок в духе: «по инициативе товарища Сталина», «товарищ Сталин развертывает борьбу»...
В угоду генсеку автор лягнул Авеля Енукидзе, который якобы исказил исторические факты и преувеличил свою роль в революционном движении. Но Сталину этого показалось мало, и он перед словом «преувеличил» вписал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20