Те же, кто просто хотел взлететь на «правой волне» повыше, опасались мужицкого влияния на царя.
В-третьих, родственники царя и придворные, которых раздражало и пугало, что царь общается с «мужиком» и выслушивает его советы, подрывая тем роль аристократии и разрушая кастовые принципы.
В-четвертых, административно-полицейские круги, видящие в контакте мужика с царем опасность для плавного хода бюрократической машины и стремящиеся, при постоянном соперничестве правительства и общества, избежать всякой возможности скандала и пятнающих власть слухов.
В-пятых, либералы — некоторых из них тоже раздражал или смешил мужик у трона, но главным для них был не сам Распутин, писали даже, что он «лучше той среды, которая сотворила из него кумира», а возможность через него косвенно атаковать самодержавие.
Не хочу сказать, что истории Распутина с женщинами, сначала «бани», а затем «кутежи», о чем еще буду писать, никакого влияния на отношение к нему не оказывали. Во всех слоях общества были люди, этим искренне возмущенные — тем более, что многое доходило до них в искаженном виде. Но я и не стал бы в эту политизированную эпоху преувеличивать роль моральных оценок. Само петербургское общество, размазывающее распутинские истории, едва ли отличалось высокой моралью. Кутежи гвардейских офицеров — а они были настроены к Распутину наиболее враждебно — легко затмевали распутинские «кутежи», великий князь Борис Владимирович, например, имел обыкновение выталкивать голых француженок из отдельного кабинета в общий зал ресторана. Дело было не в «аморализме» Распутина, а в его демократизме — царь и мужик протянули друг другу руки поверх голов привилегированного общества, вот что пугало.
Оказавшись в окружении врагов, Распутин решил — или ему царь посоветовал — дать страстям успокоиться. В марте 1911 года он отправился в свое второе паломничество в Иерусалим. «Тяжелые воспоминания о мучительных иноплеменниках, — писал он с дороги царям, — но в настоящее время большее мучение — брат на брата, и как не познают своих…»
Глава XII
КОНЕЦ СТОЛЫПИНА
Пока революция была сильна, Николай II держался за Столыпина. Но между властным и напористым министром и мягким и коварным царем — сравнивали их в то время с Борисом Годуновым и Федором Иоанновичем — рано или поздно должен был произойти разрыв. И дело было не только в разности характеров: царь более всего хотел восстановления неограниченного самодержавия, реформизм Столыпина, хотя и говорил он обратное, вел к дальнейшему ограничению власти царя.
— Григорий, мне Столыпин не нравится своей наглостью. Как быть? — якобы даже как-то пожаловался царь.
— А ты испугай его своей простотою… — сказал Распутин. — Возьми один самую простую русскую рубашку и выдь к нему, когда он явится к тебе с особенно важным докладом.
Царь так и сделал — и на вопрос Столыпина ответил, наученный Распутиным: «Сам Бог в простоте обитает». Как Распутин рассказывал Илиодору, «от этих слов Столыпин прикусил язык».
Не знаю, как Столыпина, но князя Н. Н. Львова царю «смутить» рубашкой вполне удалось. «Я ожидал увидеть государя, убитого горем… — вспоминал он позднее об их встрече в 1906 году, — а вместо этого ко мне вышел какой-то веселый, разбитной малый в малиновой рубашке».
Первый конфликт между Столыпиным и царем произошел весной 1909 года. Год назад морской министр внес в Думу законопроект о кредитах и штатах морского Генерального штаба — Дума проект одобрила. Государственный Совет отклонил, сославшись, что в ведении законодательных палат находятся только кредиты, но не штаты. Морское ведомство изменило проект, Дума изменений не приняла, настроения подогрелись речью Гучкова о некомпетентности многих военачальников. В Государственном Совете Столыпин настаивал на принятии законопроекта в думской редакции, Витте и Дурново указывали, что это будет началом вмешательства Думы в прерогативы монарха. С помощью голосов министров законопроект был принят — царь его не утвердил. Столыпин заговорил об отставке, чего, собственно, добивались Витте и Дурново, метя на посты председателя и министра внутренних дел. Но царь смотрел на Столыпина как на во всяком случае меньшее зло. «…Я не допускаю и мысли о чьей-нибудь отставке», — писал он ему 25 апреля 1909 года.
Именно в это время Илиодор был принят царицей и получил разрешение царя оставаться в Царицыне. Мало того, после его нападок саратовский губернатор С. С. Татищев в январе 1911 года был заменен П. П. Стремоуховым. Но Столыпин решил настоять и на переводе Илиодора из Царицына. Вырубова говорила Илиодору, что царь только из-за протестов «отца Григория» не соглашается на это. Однако в конце января 1911 года последовало распоряжение Синода о назначении Илиодора настоятелем Новосильского монастыря Тульской епархии.
Илиодор не подчинился. Распутин телеграфировал ему, что царь пришлет епископа и «своего человека» — прибыли епископ Тульский Парфений и флигель-адъютант полковник А. Н. Мандрыка. Командируя в Царицын Мандрыку «для расследования и доклада», царь 2 февраля 1911 года писал Столыпину: «Народ должен знать, что царю близки его горе и его радости». Радуя народ и огорчая Парфения с Мандрыкой, Илиодор не подчинился и им и хотел ехать в Петербург — тогда отцепили его вагон и доставили к Гермогену, который все же уговорил его ехать в Новосиль.
Но тут произошел второй, решающий конфликт между царем и Столыпиным. В мае 1910 года правительство внесло в Думу законопроект в духе столыпинского «национал-либерализма» о введении земств в шести западных губерниях. Повторилась история со штатами морского штаба: в Думе проект прошел, а в Государственном Совете застопорился — правые, во главе с П.Н. Дурново и Д. Ф. Треневым, увидели в цензовых ограничениях польского дворянства ослабление консервативного принципа. Царь предложил правым поддержать правительство, но на вопрос Трепова, следует ли понимать это как приказ, ответил, что члены Совета могут голосовать «по совести». 4 марта 1911 года проект был забаллотирован в Совете, и на следующий день Столыпин подал в отставку.
На этот раз царь не сказал, что он «не допускает мысли об отставке», но свое обычное: «Я подумаю». По-видимому, он склонялся отставку принять, однако его мать и великие князья Александр и Николай Михайловичи отговорили его, пугая новым взлетом революции. Условием своего возвращения Столыпин поставил — роспуск на три дня Совета и Думы и принятие Положения о земствах на основании ст. 87 Основных законов, а также удаление Дурново и Трепова из Петербурга до конца года. 10 марта, к негодованию обеих палат, царь принял эти условия. Но люди, причастные власти, понимали, что царь этого насилия над своей волей Столыпину не простит.
Первый щелчок тот получил в деле Илиодора. Едва узнав об отставке Столыпина, Илиодор бежал из Новосиля в Царицын и «устроил с народом двадцатидневное сидение в монастыре», где произносил речи, что Столыпина «нужно сечь по средам и пятницам… чтобы выбить из него масонский дух». В монастырь прибыл Гермоген якобы уговаривать Илиодора подчиниться властям, а на деле поддержать его в борьбе с ними. Товарищ министра П. Г. Курлов приказал губернатору арестовать Илиодора. Не решаясь брать штурмом православный монастырь, Стремоухов запросил разрешение царя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
В-третьих, родственники царя и придворные, которых раздражало и пугало, что царь общается с «мужиком» и выслушивает его советы, подрывая тем роль аристократии и разрушая кастовые принципы.
В-четвертых, административно-полицейские круги, видящие в контакте мужика с царем опасность для плавного хода бюрократической машины и стремящиеся, при постоянном соперничестве правительства и общества, избежать всякой возможности скандала и пятнающих власть слухов.
В-пятых, либералы — некоторых из них тоже раздражал или смешил мужик у трона, но главным для них был не сам Распутин, писали даже, что он «лучше той среды, которая сотворила из него кумира», а возможность через него косвенно атаковать самодержавие.
Не хочу сказать, что истории Распутина с женщинами, сначала «бани», а затем «кутежи», о чем еще буду писать, никакого влияния на отношение к нему не оказывали. Во всех слоях общества были люди, этим искренне возмущенные — тем более, что многое доходило до них в искаженном виде. Но я и не стал бы в эту политизированную эпоху преувеличивать роль моральных оценок. Само петербургское общество, размазывающее распутинские истории, едва ли отличалось высокой моралью. Кутежи гвардейских офицеров — а они были настроены к Распутину наиболее враждебно — легко затмевали распутинские «кутежи», великий князь Борис Владимирович, например, имел обыкновение выталкивать голых француженок из отдельного кабинета в общий зал ресторана. Дело было не в «аморализме» Распутина, а в его демократизме — царь и мужик протянули друг другу руки поверх голов привилегированного общества, вот что пугало.
Оказавшись в окружении врагов, Распутин решил — или ему царь посоветовал — дать страстям успокоиться. В марте 1911 года он отправился в свое второе паломничество в Иерусалим. «Тяжелые воспоминания о мучительных иноплеменниках, — писал он с дороги царям, — но в настоящее время большее мучение — брат на брата, и как не познают своих…»
Глава XII
КОНЕЦ СТОЛЫПИНА
Пока революция была сильна, Николай II держался за Столыпина. Но между властным и напористым министром и мягким и коварным царем — сравнивали их в то время с Борисом Годуновым и Федором Иоанновичем — рано или поздно должен был произойти разрыв. И дело было не только в разности характеров: царь более всего хотел восстановления неограниченного самодержавия, реформизм Столыпина, хотя и говорил он обратное, вел к дальнейшему ограничению власти царя.
— Григорий, мне Столыпин не нравится своей наглостью. Как быть? — якобы даже как-то пожаловался царь.
— А ты испугай его своей простотою… — сказал Распутин. — Возьми один самую простую русскую рубашку и выдь к нему, когда он явится к тебе с особенно важным докладом.
Царь так и сделал — и на вопрос Столыпина ответил, наученный Распутиным: «Сам Бог в простоте обитает». Как Распутин рассказывал Илиодору, «от этих слов Столыпин прикусил язык».
Не знаю, как Столыпина, но князя Н. Н. Львова царю «смутить» рубашкой вполне удалось. «Я ожидал увидеть государя, убитого горем… — вспоминал он позднее об их встрече в 1906 году, — а вместо этого ко мне вышел какой-то веселый, разбитной малый в малиновой рубашке».
Первый конфликт между Столыпиным и царем произошел весной 1909 года. Год назад морской министр внес в Думу законопроект о кредитах и штатах морского Генерального штаба — Дума проект одобрила. Государственный Совет отклонил, сославшись, что в ведении законодательных палат находятся только кредиты, но не штаты. Морское ведомство изменило проект, Дума изменений не приняла, настроения подогрелись речью Гучкова о некомпетентности многих военачальников. В Государственном Совете Столыпин настаивал на принятии законопроекта в думской редакции, Витте и Дурново указывали, что это будет началом вмешательства Думы в прерогативы монарха. С помощью голосов министров законопроект был принят — царь его не утвердил. Столыпин заговорил об отставке, чего, собственно, добивались Витте и Дурново, метя на посты председателя и министра внутренних дел. Но царь смотрел на Столыпина как на во всяком случае меньшее зло. «…Я не допускаю и мысли о чьей-нибудь отставке», — писал он ему 25 апреля 1909 года.
Именно в это время Илиодор был принят царицей и получил разрешение царя оставаться в Царицыне. Мало того, после его нападок саратовский губернатор С. С. Татищев в январе 1911 года был заменен П. П. Стремоуховым. Но Столыпин решил настоять и на переводе Илиодора из Царицына. Вырубова говорила Илиодору, что царь только из-за протестов «отца Григория» не соглашается на это. Однако в конце января 1911 года последовало распоряжение Синода о назначении Илиодора настоятелем Новосильского монастыря Тульской епархии.
Илиодор не подчинился. Распутин телеграфировал ему, что царь пришлет епископа и «своего человека» — прибыли епископ Тульский Парфений и флигель-адъютант полковник А. Н. Мандрыка. Командируя в Царицын Мандрыку «для расследования и доклада», царь 2 февраля 1911 года писал Столыпину: «Народ должен знать, что царю близки его горе и его радости». Радуя народ и огорчая Парфения с Мандрыкой, Илиодор не подчинился и им и хотел ехать в Петербург — тогда отцепили его вагон и доставили к Гермогену, который все же уговорил его ехать в Новосиль.
Но тут произошел второй, решающий конфликт между царем и Столыпиным. В мае 1910 года правительство внесло в Думу законопроект в духе столыпинского «национал-либерализма» о введении земств в шести западных губерниях. Повторилась история со штатами морского штаба: в Думе проект прошел, а в Государственном Совете застопорился — правые, во главе с П.Н. Дурново и Д. Ф. Треневым, увидели в цензовых ограничениях польского дворянства ослабление консервативного принципа. Царь предложил правым поддержать правительство, но на вопрос Трепова, следует ли понимать это как приказ, ответил, что члены Совета могут голосовать «по совести». 4 марта 1911 года проект был забаллотирован в Совете, и на следующий день Столыпин подал в отставку.
На этот раз царь не сказал, что он «не допускает мысли об отставке», но свое обычное: «Я подумаю». По-видимому, он склонялся отставку принять, однако его мать и великие князья Александр и Николай Михайловичи отговорили его, пугая новым взлетом революции. Условием своего возвращения Столыпин поставил — роспуск на три дня Совета и Думы и принятие Положения о земствах на основании ст. 87 Основных законов, а также удаление Дурново и Трепова из Петербурга до конца года. 10 марта, к негодованию обеих палат, царь принял эти условия. Но люди, причастные власти, понимали, что царь этого насилия над своей волей Столыпину не простит.
Первый щелчок тот получил в деле Илиодора. Едва узнав об отставке Столыпина, Илиодор бежал из Новосиля в Царицын и «устроил с народом двадцатидневное сидение в монастыре», где произносил речи, что Столыпина «нужно сечь по средам и пятницам… чтобы выбить из него масонский дух». В монастырь прибыл Гермоген якобы уговаривать Илиодора подчиниться властям, а на деле поддержать его в борьбе с ними. Товарищ министра П. Г. Курлов приказал губернатору арестовать Илиодора. Не решаясь брать штурмом православный монастырь, Стремоухов запросил разрешение царя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74